Мы выскочили на край леса, когда на кроны деревьев уже опускался пурпурный, пылающий огненными языками закат. Перед нами расстилалось необъятных размеров поле – ветерок шелестел среди вздымающихся стеблей травы и украшенных причудливыми цветами диких растений. Вечернее солнце, падающее за горизонт, коварно слепило последними, яростными лучами, но мы, всё же, заметили, далеко в глубине поля, полуразвалившийся сарай. Тёмное, сырое пятно, блеснувшее нам маяком надежды. Позади, разбегаясь среди лесных тропинок, но неотступно по нашим следам, неслись гортанные, поощряющие загонщиков на жестокую расправу, крики и рёв их четверолапых спутников – исступлённый и надсадный до бешенства. Ужас, вселяемый этими звуками – вестниками неизбежной казни, сбивал с ног и лишал рассудка – чем ближе они становились, тем глубже проваливались мы в его бездну. На миг замерев – оценить расстояние до цели, мы переглянулись: всех посетила одна и та же, мрачная мысль. Первым очнулся Толстяк – всегда отстававший от группы, он принял решение.
– Кому-то их нужно отвлечь… увести за собой! Даже если мы успеем укрыться в сарае, нас это не спасёт! Других вариантов нет… пускай, это буду я! А для верности, я кое-что сделаю…
Группа, точнее то, что от неё осталось, заголосила вся разом – мы потеряли многих, большую часть тех, кто отправился в путь, но добровольная жертва выходила за рамки понимания. Даже после страшных невзгод, которые выпали на нашу долю, мы не были к ней готовы.
«Нет, так нельзя! Это неправильно!», «Постойте, ведь это не выход!», «Мы никуда тебя не отпустим, будем выбираться вместе!», «Нужно добежать до сарая и спрятаться там, время у нас ещё есть!» – мы перебивали друг друга, пока Толстяк не поднял руку, призвав к тишине.
– Хватит орать! Не поднимайте лишний шум! Вы забываете, что четверолапые нас чуют и выведут своих хозяев прямо к убежищу! Им даже внутрь заходить не придётся! Они подожгут сарай, а когда мы не выдержим и полезем наружу, нас просто перестреляют. Нет альтернативы… я пошёл!
Мы наблюдали как он направился по опушке леса в сторону, неуклюже переваливаясь и смешно подпрыгивая на кочках. Отойдя метров сто, он встал, покрутил головой, будто что-то высматривая, наклонился, а выпрямившись, вдруг резко, и со всего размаху, ударил себя в бок. Да так сильно, что оттуда сразу закапало. Мы ахнули – стал ясен его жуткий и отчаянный замысел: густая и терпко пахнущая субстанция уведёт погоню со следа. Когда разразилась катастрофа, Толстяк служил поваром в известной ресторанной сети, а в разгар происшествия находился на кухне, среди многочисленных коллег по ремеслу, и смог, роняя на ходу кастрюли и сковородки, обвариваясь кипятком и увёртываясь от ножей и прочих увесистых и опасных предметов, вырваться на улицу. Там, сопровождаемый изумлёнными возгласами, в которых слышался не только испуг, но и явное отвращение, он обратился в бегство.
– Прощай, Толстяк! – жалобно всхлипнула Люсьена, работавшая совсем недавно администратором в гостинице. Постояльцы, восхищённые неземной красотой Люсьены, дарили ей цветы, а вскоре после случившегося, она вынуждена была спасаться по пожарной лестнице. Если бы кто-то, из любимых клиентов, её тогда встретил, то вряд ли бы узнал в ней ту особу, которой преподносил роскошные букеты.
Слова, произнесённые так вовремя, привели нас в чувство: стояние на одном месте и дальше, сводило на нет героический подвиг товарища. Мы ринулись в поле, игнорируя все правила скрытности: ожесточённо сминая всё вокруг, оставляя за собой широкую вытоптанную колею. На полпути к желанному убежищу, словно повинуясь парализующему и непреодолимому импульсу, целиком овладевшему сознанием, мы рухнули на землю, стараясь с ней слиться, и напряжённо, с тревогой, вслушиваясь.
***
В день катастрофы, повернувшей прежнюю жизнь вспять, бегство, стихийное и позорное, стало доминантой нашего существования. Тем из нас, кто не поддался панике и чьи действия строго соответствовали плану эвакуации, удалось покинуть города и, объединившись с товарищами по несчастью, устремиться к точке сбора. Другие, кто позволил захлестнуть себя волнам страха и обречённости, утратил волю и умение контролировать ситуацию, хоть на мгновение ослаб духом, были уничтожены в первый час после того как пропала биозащита. Кому-то банально не повезло. Вроцлав, механик из автосервиса, не успел опомниться – от шока, вызванного внезапной демаскировкой, как был буквально растерзан – горячие парни из шиномонтажа, только что травившие с ним анекдоты, били его всем, что попало им под руку. От монтировок и разводных ключей, до литых колёсных дисков. Мне, фортуна улыбнулась великодушно и щедро: трагедия застала меня дома, во время обеденного перерыва! Я подносил чашку к губам, и в этот момент тряхнуло так, что я расплескал кофе прямо на стол. Затем ещё толчки, жёсткие и не очень, зуд и жжение во всём теле… я пришёл в себя на полу. Голова нестерпимо болела, а к горлу подступала противная тошнота. Шатающейся походкой, упираясь в стены, я плёлся к зеркалу. Отражение своё я узнал не сразу – правильней будет сказать, вспомнил – то, как выглядел когда-то. До того, как примерил оболочку биозащиты!
Отступать пришлось задними дворами – на моё счастье там простирались сплошные зелёные насаждения: палисадники перерастали в цветники, а те в укромные, тенистые скверы. Так, скользя от дерева к дереву, просачиваясь сквозь кусты и клумбы, я удирал из ставшего враждебным и смертельно опасным города. Через два квартала, я чуть было не пал жертвой собственного, глупого любопытства: минуя очередной двор, моё внимание привлекли безудержные, кровожадные вопли и оголтелое улюлюканье. Звуки этой безобразной вакханалии доносились с улицы – не отдавая себе отчёта в том, что делаю, лишь оглядевшись лихорадочно по сторонам, я шмыгнул в подворотню и, прижимаясь к стене – чтоб ненароком не выйти из тени, продвинулся к светлеющему проёму. Картина, открывшаяся моим глазам, была поистине кошмарна: застрявший посреди проезжей части трамвай, в спешке оставленный и водителем и пассажирами, осаждаемый взвинченной, агрессивной толпой, которая прибывала с каждой минутой. Почти все окна у трамвая зияли рваными ранами – собравшиеся забрасывали его камнями и бутылками, целясь в кого-то внутри. Ор стоял оглушительный – всерьёз раздавались крики с предложением трамвай поджечь. Некоторые, вооружившись палками и тем, что нашлось в багажниках автомобилей, обсуждали план нападения.
«Давайте, заходим одновременно со всех дверей и зажимаем его в центре!»
Застигнутый врасплох разрушением биозащиты, в бесплодном и отчаянном усилии освободиться, по вагонам трамвая метался один из наших. Хаотично мелькающий силуэт, в движениях которого уже чувствовалась критическая усталость; судорожно сжимающиеся и разжимающиеся конечности; свистящее и всё чаще сбивающееся на хрип дыхание; – шансов у него не было! Ничем помочь я ему не мог – разве только вместе с ним погибнуть!
Внезапно, толпа охнула и подалась назад – буйное, штормовое море вмиг присмирело и затихло – в воздухе грянул выстрел, а затем, с минимальной паузой, и второй. Мельтешение в окнах прекратилось, кто-то осмелился встать на подножку и просунул голову внутрь салона:
– Кончено! Готов!
Море вновь забурлило: отовсюду летели одобряющие крики, вопли восторга звучали вперемежку с призывами уничтожать гадов, а кульминацией стали дружные, громовые аплодисменты – публика приветствовала отважного героя! Подняв высоко над головой охотничий карабин, он прижимал руку к сердцу и, принимая поздравления, раскланивался налево и направо. В какой-то момент, будто почуяв добычу, он остановился – глаза его были обращены на арку, где я прятался. Обмирая от страха, я отпрянул вглубь подворотни – казалось, что взгляд этот – взгляд вошедшего во вкус убийцы, подобно свету фонаря, выхватывает меня из спасительной темноты, делая все попытки укрыться в ней бесполезными. Я, до мельчайших подробностей, вдруг увидел своё будущее: вот он наводит карабин, ловит меня в перекрестье прицела, и, на выдохе, плавно нажимает на курок. Потом, при необходимости, контрольный выстрел! Все рукоплещут! В итоге, то, что от меня осталось, превозмогая неприязнь и отвращение, подвергнут унизительным исследованиям. Незавидная участь! Стряхнув с себя губительное оцепенение, я, не раздумывая ни секунды, кинулся наутёк!
Выбравшись за городскую черту, я, переполняемый эмоциями, задержался – попрощаться с местом, успевшим стать для меня настоящим домом, родным и любимым. Над городом, разрезая лучами прожекторов сумрачное, низкое небо, кружили вертолёты. Периодически, они поспешно направлялись в определённый район, и тогда улица, над которой они находились, оказывалась залитой необычайно ярким, ослепляющим светом. Надо отдать должное – здешние обитатели быстро сумели организоваться и предпринять ответные действия. Выяснилось и то, как мы заблуждались, пытаясь спрогнозировать возможную реакцию местных на наш естественный вид: не было никакого, пусть даже брезгливого, но всё же интереса к иной форме разума, а только лишь первобытный, дремучий страх и ненависть к чужакам, заставляющая хвататься за оружие. И внешность наша, до трагизма схожая с самыми уродливыми рептилиями, играла им в этом желании на руку. Я, вдруг, вспомнил картину, свидетелем которой стал когда-то. Не придав ей тогда значения, вскоре я и вовсе её забыл: змея, опрометчиво выползшая погреться на солнышке, была застукана на месте преступления ватагой мальчишек, считавшей пустырь своей вотчиной – она делала отважные выпады, но тщетно: вооружённые палками и велосипедными цепями, они действовали грамотно и слаженно – одни отвлекали, другие наносили удары. Сейчас, в роли этой змеи, посягнувшей на уже занятую давно территорию, оказались мы.
***
Удача, наконец-то, повернулась к нам лицом – сарай стоял заброшенным – без каких-либо признаков, что им кто-то пользуется. Найдя в углу остатки старой, проржавевшей техники и подперев ими дверь, мы, обессиленные многочасовой погоней, устроились прямо на полу – воодушевлённые даже таким примитивным отдыхом. Несмотря на быстро сгущавшиеся сумерки, наш потрёпанный, исхудавший отряд был как на ладони: Янис – учитель младших классов, на своих уроках уделявший особое внимание астрономии; Свен – талантливый программист, только что написавший софт для крупной компании; Мона – о, это хитрая штучка, дизайнер от бога, создавшая не одну умопомрачительную коллекцию; мистер Лимон – руководитель среднего звена в государственном учреждении, прозванный так за вечно недовольную, кислую физиономию. Конечно Люсьена. Буквально вчера, они были известны под этими именами и занимали, каждый в своей сфере, заметное положение. Сегодня, все без исключения, они стали законной мишенью. Без права на снисхождение.
Посовещавшись, мы нашли единственное решение – выдвигаться с наступлением ночи, не раньше! Благодаря цвету кожного покрова, мы рассчитывали максимально раствориться в окружающей среде – это давало хорошие шансы! Преследователей больше не было слышно, жуткий шум, ими производимый, растаял где-то в пространстве – повод ещё раз вспомнить пожертвовавшего собой товарища добрым словом!
В полночь, или около того, мы оставили наше убежище. Прибыть в точку эвакуации требовалось к рассвету, и желательно было поднажать – опоздание грозило непоправимой бедой. Подстёгивало нас беспокойство и за далёкую родину – биозащита не могла быть отключена без весомых причин, а значит, произошло что-то действительно серьёзное. Нам оставалось только гадать: была ли это рядовая авария – результат извечного дефицита энергии и ресурсов на родной, обречённой на гибель быстро остывающей звездой, планете, или борьба двух групп, имеющих противоположные взгляды на судьбу нашей популяции. Одни стояли за то, чтобы найти во вселенной новое пристанище, другие вынашивали идею зарыться вглубь земли и обустраиваться там. Противники переселения, запросто могли пойти на диверсию, с целью рассекретить наше присутствие в чужом мире. Тревога добавляла нам сил, и мы поторапливались. Впереди, изящно покачивая верхней частью туловища, шёл Янис, остальные, шаг в шаг, вслед за ним, я замыкал цепочку. Люсьена, согласно свойственному ей непоседливому характеру, вращала головой с такой энергией, что рябило в глазах. Чтобы избавиться от этого раздражающего дёрганья, я смотрел под ноги и размышлял о превратностях судьбы, поэтому, когда раздался её восхищённый и ликующий возглас, от испуга и неожиданности оступившись, больно плюхнулся на землю.
– Ребята, да это же Толстяк! Живой! – она указывала куда-то в сторону, на обочину поля.
Пока я барахтался в траве, они, позабыв про осторожность, уже мчались туда, весело и задорно подпрыгивая, оглашая ночь радостными криками.
«Точно, Толстяк! Это он!», «Как тебе удалось от них уйти, старина?», «Ура! Живой!»
И действительно, там, где поле заканчивалось, а лес ещё не набрал вековой дремучести, на прогалине между деревьев, переминался с ноги на ногу наш верный товарищ! Обрамлённый холодным, лунным сиянием, он будто купался в молоке, зазывающе махая нам рукой. Намереваясь догнать убежавшую далеко вперёд группу, я метнулся было за ними, но тут же застыл, пристально вглядываясь в очертания знакомой фигуры. Что-то мне показалось странным, скорее фальшивым, но вот что? Параллельно, в подсознании, возник гнетущий и безответный вопрос – «почему он не торопится нам навстречу? Почему молчит?» Потом я сфокусировался на том, как он машет – жест его был донельзя монотонным и однообразным, как бы запрограммированным на бесконечное повторение. Я опустил взгляд ниже и, увидев специфическое преломление света, спустя мгновение с ужасом обо всём догадался – голограмма! Дьявольски изощрённое коварство местных жителей, не знало никаких границ! Мои друзья вдруг замедлили ход, словно заподозрив неладное, а может просто приблизились настолько, что невероятное стало теперь очевидным; затем они и вовсе остановились. Но было уже поздно: слепящие вспышки прожекторов, злобно стрекочущие автоматы, рычание свирепых тварей, ставших, по воле хозяев, живым оружием – я видел лишь мечущиеся тени бывших спутников и даже не успел их предупредить! Но, так получилось, что своим безрассудством они спасли мне жизнь. Распластавшись в горизонтальном положении, я, лавируя среди зарослей и камней, продолжил путь один.
Под утро, соблюдая намеченный график, я вышел к заповедному озеру, притаившемуся в одном из медвежьих углов, коих ещё предостаточно на этой планете. Здесь, скрытый под толщей воды, терпеливо ждал назначенного часа корабль. Его, как ни старайся, невозможно было увидеть, ни с лодки, плывущей по зеркальной глади водоёма, ни с вертолёта, если вдруг, кому-то, захотелось бы осмотреть озеро сверху – так глубоко и надёжно корабль был спрятан. Но сегодня, с рассветом, началась активация его систем управления, и постепенно, сантиметр за сантиметром, он поднимался на поверхность. С нескрываемым облегчением я ощутил присутствие наших – как горные ручейки, стекались они к озеру с разных концов. Всю дорогу, после гибели группы, меня одолевал страх, что больше никто не спасся. Сейчас, убедившись в напрасности своих опасений, я посылал возвращающимся собратьям дружеские сигналы. Когда-то, мы высадились на планету с разведывательной миссией и разбрелись по континентам. Задача, стоявшая перед нами, не отличалась оригинальностью – мимикрировав под её обитателей, разузнать особенности их цивилизации: общественное и экономическое устройство, взаимоотношения внутри социума, культурные и духовные традиции, основы воспроизведения потомства. Достижению этих целей служила биозащита, позволившая перевоплотиться в жителей планеты и говорить на их языке. С тех пор прошло много лет, и миссия близилась уже к логическому завершению, пока не случилась трагедия, обошедшаяся нам так дорого. Но именно в эти ужасные часы, мы получили информации больше, чем за все предыдущие годы. Когда-то, любуясь планетой из космоса, мы восхищались её красотой – гигантскими голубыми океанами; величественными горными хребтами; изумрудно-зелёными пространствами, украшенными серебром рек и ожерельями озёр; и с наслаждением представляли, насколько замечательна и благословенна будет жизнь среди подобных чудес. Теперь же, готовясь к расставанию, я поймал себя на мысли:
«А вообще, чего ради нас сюда занесло – на третью от Солнца планету?»