И вот проходит еще три дня, и вечером я снова беру в руки газету. Ту же самую. Газета-то та же самая, только вот статья в ней совсем другая. Не про Кристобаля Хиля и его картины, и даже не про семью Бэкландов, а… История смерти маленького мальчика. И этим мальчиком был внук Олафсенов.

Я вспомнила их всех, и особенно козлика Мальчика, и вдруг подумала, что мальчик, о котором говорили Олафсены – вовсе не обязательно человек. Козлика они держать, конечно, не будут, но собакой-то он может оказаться? Вполне. Во всяком случае, нельзя было исключать и этот вариант тоже.

Еще меня волновал этот мальчик, ради которого госпожа Олафсен была готова на все. Кто он такой? Сын? Не похоже. Они, конечно, младше наших с братьями дедов и бабушек, но ровесник кого-то из нас, (а тем более, кто-то младше), мог быть только их внуком. Но почему он живет у бабушки с дедом? Где родители?

Бабушка! Ну конечно! Олафсенам нужно было заманить к себе бабушку, а не внуков, или кого-то из их родителей! Ведь они почему-то решили, что бабушка поедет с ними. И очевидно рассчитывали, что она пропадет. В результате пропали все, кроме нее. Только вот зачем она была им нужна? И главное, куда пропали все эти люди?

Декабрь на исходе… Очень скоро наступит год, когда мы встретимся. Я очень жду тебя. Жду встречи. В январе ли, в феврале… в мае? Не будем загадывать. Обещаю объёмистую повесть парижских-швейцарских зарисовок в прозе, стихах, шаловливых картинках (дань местной моде вписывать интимные места в пейзажи).

Ночь оживала призраками. Несуществующие тени единого существа, нелепо сорвавшие завесу в страшное измерение, где годы не властны на бессмертных лицах влюбленных.

Странно это. Я обошла все могилы и не нашла старых, ну то есть с датами смерти прошлого века, восьмидесятых, семидесятых. Тут начинаются даты от две тысячи десятого и до нашего дня.

Девочки были постоянно на связи с любимой бабушкой, которая осталась ждать семью дома. Сестры все время обсуждали, какие подарки ей привезут. Еще в статье говорилось, что каждая из сестер носила с собой кулон в виде фигурки – у Лилиан это была ракушка, а у Кассандры - далматин в красном ошейнике.

На одном из снимков был тот самый коридор с картинами Кристобаля. И если честно, меня это насторожило: газету эту я читаю далеко не первый год, а о том, что здесь есть какая-нибудь гостиница, а тем более, музей, не знал не только никто из нашей семьи, но и вообще из всех, кто меня знает.

Мадам Необходимость – спутница строгая всем живущим. И всегда. Я помню предостережение, чтобы я не увлекалась сценарием о Марине Ц., что это может принести несчастья в мир сегодняшний.

Что-то наболевшее, горечь поражений прошлых, вернее, отголоски нашей трагедии застилали взоры. Мы не сможем простить конец жуткого века (война, гибель заложников, взрывы, страх), так жестоко обокравший нас. Боль, отжившая боль, вновь поглотила меня.

Смысл есть в том, чтобы себя сберечь, выжить вопреки всему в катастрофическом неверии… Я ведь не отрицаю, что мне жалко погибших, но и мне еще предстоит выживать среди горцев, растяжек, нищеты и продажности мира.