8 Ордибехешта 1402 г. (28
апреля 2023 г.)
Апрельское
солнце лилось на Исфахан медовыми потоками, и улицы, уставшие от зимней
серости, жадно впитывали тепло.
В
эту пятницу они выбрались в город всей семьёй — редкий, почти забытый ритуал.
Сначала — кафе в армянском квартале Джолфа, с его прохладными внутренними
двориками и запахом крепкого кофе. Потом — прогулка по набережной реки
Зайендеруд, которая в этом году, на удивление, была полноводной, и её мутные,
сонные воды отражали древние арки моста Хаджу.
Они
шли по аллее, и Захра смотрела на своих дочерей, и в сердце её смешивались
нежность и острая, почти физическая боль. Зейнаб, ещё совсем дитя, шла, держась
за руку отца, и со смехом рассказывала что-то о школьной пьесе. А Насрин...
Насрин была уже по ту сторону невидимой черты, отделяющей детство от взрослой
жизни. Она шла рядом с ними, но мыслями была далеко.
И,
конечно, он появился. Адиль. Словно случайно оказавшийся в том же парке в то же
время. Их «случайная» встреча была так же предсказуема, как движение планет. Он
поздоровался, смущённо улыбаясь, и Насрин, вспыхнув, как маков цвет, тут же
нашла предлог отделиться от семьи. «Мы пойдём за мороженым».
Захра
и Амирхан остались вдвоём, наблюдая, как две юные фигуры удаляются по аллее.
Они шли, не касаясь друг друга, но между ними висело то самое электричество, та
самая неловкая, мучительная и прекрасная гравитация первой любви, которая
заставляет целые вселенные вращаться вокруг двух случайно встретившихся людей.
—
Посмотри на них, — тихо сказал Амирхан. — Кажется, ещё вчера мы так же носили
Насрин на руках по этой самой аллее. А теперь... она уже выше тебя. Время —
странная субстанция. Течёт незаметно, а потом вдруг смотришь — и целая эпоха
прошла.
—
Она похожа на тебя в её возрасте, — сказала Захра, и воспоминание о молодом,
черноглазом Амирхане, читавшем ей стихи у этого самого моста, нахлынуло на неё
с неожиданной силой. — Такая же... верящая в то, что мир
можно изменить.
—
Дай Бог, чтобы мир не изменил её, — вздохнул Амирхан. — Помнишь, как Насрин
боялась лебедей?
—
А теперь она боится только нашего неодобрения, — ответила Захра, наблюдая, как
старшая дочь теперь прогуливалась с Адилем на почтительном расстоянии.
—
Не притворяйся, что не заметила их «случайную» встречу, — Амирхан покачал
головой. — Она же и твоя копия в молодости. Такая же упрямая и изобретательная.
Зейнаб
бежала впереди, её платье развевалось, как крылья бабочки. В двенадцать лет она
всё ещё жила в мире, где чудеса возможны, а взрослые проблемы — лишь странные
разговоры за закрытыми дверями.
Они
сели на скамейку. Молчали. И в этом молчании было больше близости, чем во всех
разговорах последних месяцев. На мгновение, всего на одно хрупкое мгновение,
они снова были просто мужем и женой, сидящими в парке и наблюдающими за своими
детьми. Не офицером безопасности и не шпионом. Просто людьми.
И
в этот момент её телефон, лежавший в сумке, завибрировал.
Она
достала его. На экране светилось имя: «Рустам Йезди». Она нажала кнопку сброса.
—
Кто там? — спросил Амирхан.
—
Рустам.
Телефон
завибрировал снова. Тот же настойчивый, требовательный вызов. Она снова
сбросила, чувствуя, как по спине пробегает холодок. Пятница. Выходной. Рустам
никогда не звонил в выходной.
—
Почему ты не отвечаешь? — в голосе Амирхана появились знакомые нотки. — Вдруг
что-то срочное по работе?
—
Если бы было что-то срочное, позвонил бы Резаи, — ответила она, стараясь, чтобы
голос звучал ровно. — Рустам знает, что пятница — день для семьи. Наверное,
просто какой-то технический вопрос. Не хочу сейчас думать о центрифугах.
Она
убрала телефон. Но иллюзия покоя была разрушена. Этот звонок был как камень,
брошенный в тягучую гладь воды. Он был предвестником, вторжением того, другого
мира, от которого она так отчаянно пыталась укрыться в этом солнечном дне.
Телефон
завибрировал в третий раз. Теперь это было уже не просто беспокойство. Это была
тревога. Что-то случилось. Что-то, о чем Рустам хотел предупредить её лично, в
обход Резаи, в обход официальных каналов.
Она
снова сбросила вызов. Она сделала свой выбор. Она выбрала этот хрупкий,
украденный у судьбы час мира со своей семьёй.
—
Пойдём, найдём наших детей, — сказала она, вставая. — Мороженое, наверное, уже
растаяло.
Они
пошли по аллее. Солнце клонилось к закату, окрашивая небо в нежные, пастельные
тона. Навстречу им шли Насрин и Адиль. Они смеялись, и в их смехе была та
беззаботность, которую Захра, как она теперь понимала, потеряла навсегда.
Телефон
в её сумке больше не звонил. Он замолчал. И эта тишина была страшнее любых
звонков. Это была тишина оборвавшейся связи. Тишина, которая наступает после.
Она
не знала, что это был последний день мира. Она не знала, что Рустам Йезди
звонил ей, чтобы попрощаться. Или чтобы предупредить.
Домой
возвращались в сумерках. Насрин шла с ними — Адиль откланялся у перекрёстка,
галантно и старомодно. Зейнаб дремала на плече отца. Город погружался в
вечернюю молитву.
Ночью
ей снился парк, залитый солнцем. Насрин-малышка делала первые шаги. Зейнаб
ловила своё отражение. А в стороне, под платаном, стоял Рустам и что-то кричал,
но она не слышала слов. Только видела, как он машет руками, предупреждая об
опасности, которую она не могла разглядеть в слепящем весеннем свете.
Проснулась
она от собственного крика. Амирхан спал. За окном — предрассветная тишина. На
тумбочке лежал молчащий телефон, хранящий последние звонки от человека, который
исчезнет через несколько часов, не дождавшись ответа.