Когда я перестал чувствовать запахи? Или когда этот город перестал их истощать? Я захожу в кафейню, беру горячий шоколад с двойной порцией апельсинового сиропа. Но вместо рыжего тёплого аромата, что должен поглощать тебя у стойки бариста, в нос врезается ледяная вонь металла, пластмассы и стекла. Лучше б от сотрудников несло потом. Но роботы не потеют.
Осталось лишь парочка мест для ценителей, где еду и напитки готовят с душой, передавая тепло рук и дыхания, нотки выстраданного работой пота. Думаете что хотите, но я люблю этот запах, как он смешивается с духами и дезодорантами, образует уникальный обонятельный признак каждого человека.
Например, девочка, что мне нравилась в научном центре... начнём издалека. Она до безумия любила вязаные вещи — их создаёт бывший робот-сиделка её бабушки. Старушка и научила андроида прошловековым технологиям, что даже в сети не найдёшь! Бабуля умерла, робота оставили помогать по дому. В минуты отдыха он берёт спицы, такие же холодные и пустые, как и он сам. Но ими создаёт тепло для тела и души девочки, что так скучает по бабушке.
Она ходила в вязанных вещах и летом. Потела в них жутко! И брызгалась стойкими сладкими апельсиновыми духами. И так они мне полюбились, что я уже несколько лет ищу знакомый шлейф в кафе и парках. Но будто тот коктейль из пота и цитруса — последний аромат в моей жизни и вообще в этом синтетическом мегаполисе.
Очередное кафе мне посоветовал друг. Только адрес и название он забыл, так что нарисовал карту по памяти. Чувствую себя пиратом, что на своей крошке рассекает меж скалами! Но вместо скал меня подрезают небоскрёбы и башни. И пики скрываются в штормовых тучах, а основания, кажется, входят глубоко в Ад. Даже самый отважный пират из Кариб развернул бы корабль перед нашими городскими исполинами. Даже гордо как-то. Хотя и меня самого эта эгоистичная архитектура пугает. Тревожно, будто ты один среди них.
Главное, за одним из углов этих офисных монстров прячется кафейня, мой клад! Я обхожу какой-то базар, откуда доносятся зазывающие голоса, кажется, заранее написанные седыми гениями маркетинга. В этом хоре не разобрать ничего, кроме порой резонирующих «Подходите! Скидка! Недорого!»
Пока пытался поймать хоть какой-то аромат из этого скопления стариков, на галографичечкой карте замигала стрелка. Я чуть не пропустил вход в какой-то лесок. Встретил он меня мостиком через лужу, когда-то, похоже, бывшую речкой. На его перилах шатались два ржавых замочка. Через пару минут по центру заросшей тропинки каким-то стражем стал куст шиповника. Я наклонился в надежде почувствовать его аромат — уже забыл, как пахнет шиповник. Ничего. Это со мной что-то не так или эти цветы, как и мир вокруг обманывают меня и лишь противоряются живыми. Даже этот шмель, что чуть не залетел мне в нос, кажется следящим роботом, что танцует пушистой попкой не от радости встречи с нектаром, а издеваясь надо мной.
Я хотел было пнуть этот несчастный куст и проверить, не галограммы ли передо мной, как на миг забыл, как вообще шевелиться. Вся энергия, все чувства и внимание сконцентрировались в одной лишь точке — в носу. Его литоргический сон нарушил резкий запах. Несильный. Я уже его не чувствую, но отчётливо помню, как микроскопической иглой в меня залетел горьковатый цитрусовый привкус. Я забыл про этот проклятый куст и рванул по дорожке. Я пролетал мимо только зажжённых фонарей — они напомнили румяные округлые апельсины. Запах всё ярче, всё ближе.
Я остановился перед деревом, сутулым и уставшим, как старики на базаре. Но пахнет он молодостью. Прямо перед моим лицом висит солнечный блестящий апельсин. На левом боку — дырочка. Кто-то маленький и жадный, как я, нагло поедает настоящий фрукт. Почему только запах настолько сильный? Вдруг апельсин падает, и раздаётся металлический стук. Опускаю глаза и вижу робота, ростом с кошку. Фрукт, похоже, упал на него, а после скатился рядышком на землю. Ошеломлённый малыш на со скрипом подъезжает к упавшему с небес дару, протягивает четыре клешни и ловкими движениями разрезает плотную шкурку. Андроидные лапки покривились от многих лет работы и пришлось постараться, чтобы зацепиться за корку и снять её.
Будто в автомате с игрушками, он легонько обхватил мастерски повышенный фрукт и протянул мне. Ну как... Он поднял его мне до колен и уставился нарисованными белой краской глазами. Я опустился на колени. Протянул ладонь, чтобы взять апельсин. Но робот не шевельнулься. Я тронул его шершавую от ржавчины спину, потряс клешню. Сбоку обнаружил палочку. Попытался вытащить её, потянуть на себя, но она оставалась неподвижна. Вспомнив «Щелкунчика», покрутил. Треск наполнил тихий райский уголок. Робот кивнул головой и выпустил цитрус мне в руку. Поднес его к носу и, кажется, полчаса вдыхал. Слизистую жгло от ядрёной кислоты, мозг бодрило от сладости фруктозы.
Я укусил мякоть, вдохнул вновь, теперь запах ещё ярче. Я будто вновь сел с ней на заднюю парту, коснулся вязаного красного свитера и своровал с её шеи немного апельсиновых ноток. Я кинул в рюкзак четыре апельсинки, встал с земли и поднял оранжевого друга с ключиком под боком.
Вернувшись домой, с порога прокричал: «Милая, помнишь свои цитрусовые духи!» Кстати, да, знакомься, наш новый друг — Заводной Апельсин. Всмысле почему? Ты посмотрим, какой он рыженький!»