Пузыри воздуха выстреливают вверх в мутной воде, смешанной с багровой жидкостью. Глаза будто разъедает, а моя нога режется чем-то, даже скорее кем-то. Перед глазами я периодически вижу извивающуюся тушу существа. Оно не держит меня постоянно. Давление с икры периодически спадает и вновь нарастает. Солнца не видно. Слизистая носа горит. Вода уже пробивается в легкие, но тут я чувствую рукой что-то скользкое. Последними силами, а хватаюсь за это и бью перед собой. Ил поднимается, отчего глазам становится еще больнее. Вода становится еще более красной, но давление больше не чувствуется. Я пытаюсь подняться, и моя голова выходит из воды. Попытка вдоха. Кашель, вода льется из рта. Я по грудь в тине и жиже, смешанной с кровью. Я пытаюсь идти вперед, всё в груди обжигается. Ногой я постоянно цепляюсь за ветки.
Из-под поверхности воды торчат обваленные деревья, колоссальных размеров. На них растет мох и папоротники. На некоторых из них я замечаю маленьких ящерок, которые с испугом заползают внутрь разломов. Надо мной с огромной скоростью что-то пролетает, издавая невероятно громкое жужжание, от которого болят уши. На краю поля зрения водная гладь оказывается в разводах. Что-то плывет туда, откуда я бегу. Наконец, земля. Я выкарабкиваюсь.
Мои руки механически касаются лица. На нем ничего нет. Респиратор исчез. Как давно? Надо вспомнить. При попытках воспроизведения воспоминаний мозг будто бы разъедает изнутри. Кислорода слишком много, поэтому все и жжется. Рана на ноге кровоточит, но не представляет из себя большой угрозы, если я доберусь до лагеря. Надо вспомнить. На автоматических движениях я, весь в тине, жиже и грязи волочусь вперед. Перед моими глазами начинают летать вспышки воспоминаний.
***
– Предыдущий показ Лангье был не очень удачный. – доносится голос, откуда-то из-за моего поля зрения, только через секунду я осознаю, что это говорю я. – Почему я должен вам доверять?
– Мистер Дупон, – начинает говорить размазанная фигура, – к сожалению, у вас нет выбора. Либо вы летите насильственно, либо добровольно и в обоих случаях вас считают героем.
– Это еще почему? – Дупон сильно возмущался, оглядывая ненароком размытые образы стен, фотографий, наград.
На столе появилась папки с фамилией «Дупон», моей фамилией. Руки раскрыли её, оголив фотографии и данные учебы в летной академии. Но то, что было раньше выходило за все рамки. Черно-белые снимки. Я в какой-то машине, в специальном обмундировании с еще несколькими размытыми фигурами размахиваю каким-то флагом перед какими-то людьми в форме в пустыне.
– Розуэлльский инцидент. – Пояснил офицер перед Дупоном.
***
Следующая миссия была амбициознее. Лангье доказал возможность без нарушений путешествовать во времени. Я и еще 4 хрононавта сидели на инструктаже среди размытых фигур. Сам Лангье перед нами вел какую-то презентацию про разные периоды геологической истории. Потом профессор стал произносить фамилии. Это было разделение на группы. У него до этого были списки прошедших различные испытания и прочие тестирования, судя по ним, он и распределил нас.
– Карбон: Дупон, Фишер, Кляйн, Бенуа – этих я помню. Дальше Лангье всё еще продолжал что-то перечислять, но эти элементы в моей памяти не вернулись. Зато хорошо виднелся силуэт доктора Кляйн.
***
Через несколько недель инструктажа нас поместили в гигантское устройство. Эта машина была намного больше, чем в первых двух задачах. Здесь была полноценная база с различными шлюзами, отсеками, личными помещениями, провиантом и запасными наборами снаряжения. Отсек для запуска был устроен так, что мы сидели вдоль двух стен прямоугольного помещения. Я сидел напротив доктора Кляйн и тонул в её голубых глазах, а она улыбалась своими яркими зубами с немного выставленным клыком.
После непродолжительной тряски мы оказались в другом времени и месте. Мы были в каменноугольном периоде. Времени ужасающе далеком, но необычайно интересном для профессора Лангье и правительства, по каким-то причинам.
Повышенная концентрация кислорода заставляла носить респираторы, выходили из базы мы группами, иначе можно было попасть на гигантскую амфибию и быть разорванным. С самого начала всё это казалось сомнительным. Ужасным так же представлялась ориентация среди титанических деревьев, чья кора больше напоминала чешую, чем древесину, и полотна папоротников под ногами.
С первых дней около нашей машины поселилось милое существо. У него был миниатюрный рот, над которым, как икринки, отблескивали глаза, а по краям головы расходились рога. Так и прозвали – Бумеранг. Иногда, мы скидывали этой саламандре переростку остатки пищи.
***
Наши задачи, в основном, крутились вокруг леса, в котором мы находились. Образы протоптанных в папоротниках тропинок возвращались в мою голову. Именно Дупон их и прокладывал, принимая риск быть атакованным гигантской сколопендрой или скорпионом. Я вспоминал каждый шаг и понимал, куда мне двигаться, когда всплески воспоминаний отступали, было видно эти самые тропинки. Мы искали болота, помечали их, кто-то особенно помечал деревья.
Однако однажды у Бенуа была задача на побережье. В воде далекой от леса. Я вызвался ему в напарнике. Дупон и Бенуа хорошо ладили, мы были друзьями и часто выходили на задания. Морское задание стало роковым для моего друга Бенуа.
На надувной лодке мы выплыли на относительную глубину, до этого наблюдав нерест ракоскорпионов, причудливых существ, почти плоских с гигантскими клешнями-ластами и длинным заостренным хвостом. Тогда на нас и напала огромная рыба. Она столкнула Бенуа в воду. После его исчезновения под морской гладью я видел только кровь и хирургически разрезанные останки.
Зверь со своей панцирной головой попытался разорвать лодку, но получил в глаз чем-то острым, что я не помню. Удар был удивительно точным, только он и позволил мне выжить тогда. После этой потери я настаивал на эвакуации группы, но меня игнорировали.
Постепенно я всех потерял, а из «настоящего» мне перестали отвечать. Я был один. Я помню одиночество. Зачем я бегу на базу, если я последний? Если я один? Почему? Мне и не стоит жить?
Последнее, что я помнил это как я в печали прокрался из базы и сбежал гулять в одиночестве. Я помню одиночество, боль. Я помню. Там же на меня набросилась стрекоза размером с орла. Её острые лапы и жвалы разорвали мой респиратор, на моей лице была рана. Я был совсем один.
В страхе я прыгнул в болото, но и там поджидала угроза. Амфибия, похожая на угря задержала меня в воде. Я забыл все меры предосторожности. Я даже не взял второй респиратор. Или взял? Неважно. Надо бежать.
Боль. Я споткнулся, мягко приземлился на папоротники. Я, наконец, посмотрел вверх. Лучи Солнца были так красивы. Словно золотые нити, ткущие реальность. Я посмотрел за собой и увидел след из крови. В растениях уже было какое-то шевеление. Я посмотрел перед собой. На обваленном дереве я увидел силуэт. Человек? Я же был последним. Откуда здесь человек? Никого же не осталось. Фигура приближалась, но в моей голове всё уже горело. Мозг бился в конвульсиях, дышать было невозможно. Человека не должно быть. Я один. Я помню одиночество. Ногу уже как будто кто-то обгладывал. Одиночество. Я же его помню. Силуэт приближался. Я не мог ошибиться. Однако Дупон действительно был не последним человеком. Он просто вообразил себе одиночество из-за потери друга. К нему подходила доктор Кляйн со спасательным респиратором, но спасать уже было некого. Я уже становился ничем не лучше, чем все местные – частью залежи угля.