Банк памяти

Вы когда-нибудь задумывались, что является хранилищем воспоминаний? Это же память, скажете вы, и будете отчасти правы. Но я хочу вам рассказать про «Банк памяти» — это особенное место. Оно не абстрактное, а вполне осязаемое: огромное здание с каменными колоннами в стиле неоклассицизма, стоящее особняком и довлеющее над людьми. Никто туда не заходил случайно, вход строго по пропускам и потребности. Воспоминания хранились в виде перфокарт и надёжно охранялись множеством степеней защиты. Желающие получить доступ к Банку проходили детектор лжи, сканирование сетчатки глаза и писали заявление.

Люди приходили в это мрачное место по разным причинам, например: уничтожить гнетущее воспоминание, заплатив за это высокую цену — отдать воспоминания, дорогие сердцу; кто-то хотел заложить воспоминания в обмен на ресурсы, а кто-то хотел получить доступ к тем воспоминаниям, которые были украдены. Да, и такое имело место быть.

Николай посещал Банк памяти слишком часто и стал банкротом.

Находясь в трудной жизненной ситуации, он проходил через все этапы. На него накатывали приливы злости на себя, ненависти к системе. Он не мог даже вспомнить свои визиты в «Банк», вот ведь парадокс. Потеря работы, болезнь ребёнка, пожар в доме ... Череда испытаний подточила «ножку стула» Николая.

Никакого багажа, он жил сегодняшним днём, день был даже и неплох. Но он ничего не помнил из прошлого, как будто и не жил вовсе. Николая страшила пустота, его глаза были потухшими. Дом потихоньку реабилитировался, отстраивалась, ребёнок шёл на поправку, новая работа была найдена. Но радости это не приносило: Николай чувствовал себя, словно пустой стакан. Был утрачен первый шаг дочери, её первое слово, обустройство дома собственными руками, с душой, любимая работа по созданию мебели. Он не мог поддержать разговоры о прошлом при всем желании, только отчаяние и грусть выдавала мина на его лице.

Став чужим человеком для своей семьи, Николай вынашивал план мести и возвращения своих воспоминаний. Он оказался на дне, и нужно было как-то всплывать. Он отчаянно готовил легенду и план по внедрению в систему. Важно было внедриться, подобно вирусу, и захватить власть в «организме». Он планомерно готовился в течение полугода, изо дня в день, чтобы осуществить свой план. Николай получал консультации у полиграфолога и психолога, чтобы отточить свои рефлексы. Сформировать свою новую личность, убедительную со всех сторон: он должен был сам поверить в свою правду. Терять было нечего, а надежда на спасение всё же разжигала в его глазах маленькую, едва заметную искру.

В день Х Николай прошёл многоэтапное собеседование в «Банк памяти». Он стоически выдержал все проверки на вшивость, честность, человечность и хладнокровие, хотя собеседовался на вакансию уборщика. В Николае не видели угрозы — в нём видели тень.

Неоновый свет холодно отсвечивал от начищенного до зеркального блеска кафельного пола. Воздух был стерильным и неподвижным, пахло озоном и металлом. Николай в стандартной серой униформе уборщика медленно толкал перед собой тележку с тряпками и моющими средствами. Его потухший взгляд был идеальной маской — здесь никто не смотрел в глаза прислуге. Николай внутренне ликовал, он на шаг приблизился к цели.

Его проводник — пожилой вахтёр, дед Игнат, — буркнул, не глядя на него:

— Этаж А-1. Коридоры. Лестницы. Лифты мыть нельзя — только протирать панели. В архивы не совать нос. Увижу — сам вышвырну. Понял?

Николай кивнул. В горле стоял ком. Каждый шаг отдавался эхом в гулких коридорах. Он видел их — людей с пустыми глазами, которые выходили из кабинетов с табличками «Оценка активов» и «Стирание». Одну женщину вели под руки, она беззвучно плакала. Раньше он хотел побороться исключительно за себя, сейчас же его мотивация выросла многократно.

Его заданием был коридор «Сектора Долгосрочного Хранения». Именно там, как он успел узнать из украденной инструкции, хранились самые ценные «вклады». Он медленно водил шваброй, будто растворяясь в монотонной работе. Его взгляд скользил по массивным стальным дверям с кодовыми замками. «За этой дверью — первый шаг моей дочери?» — пронеслось в голове. Николай ощутил прилив ярости и острой душевной боли.

Внезапно одна из дверей открылась. Вышел человек в идеально отутюженном костюме — аудитор. Он что-то бормотал в диктофон: «... лот №7341, воспоминание о свадьбе, субъективная ценность высокая, рекомендую к перемещению в фонд повышенной ликвидности...»

Их взгляды встретились на секунду. Аудитор сморщился, будто увидел что-то неприятное.

— Убери это ведро, мужик, не мешай работать, — буркнул он и прошёл дальше, даже не запомнив лица Николая. Он исчислял ценность воспоминаний, как активов, люди же были переходным звеном.

В тот вечер, меняя воду в ведре в подсобке, Николай впервые за долгое время почувствовал не пустоту. Он почувствовал ярость. Холодную, острую, как лезвие. Он был невидимкой. И это было его оружием.

Ярость была плохим союзником, поэтому нужно было остудить пыл, как бы тяжело это ни было.

Николай продолжал мыть полы, не привлекая к себе лишнего внимания. Но его слух обострился, так же как и зрение. Не было неважных деталей: схемы, планы эвакуации, расположения хранилищ, график работы очень важных клерков.

Николай понимал, что ему нужен союзник, и потихоньку стал прощупывать строгого Игната. Что он скрывал? Был ли рад служить этой системе? Не банкрот ли он? И, пересекаясь с ворчливым вахтёром, он анализировал его эмоции. В один прекрасный день решил якобы случайно опрокинуть ведро с водой под ноги Игната. Его лицо стало пунцовым, глаза навыкате, негодование читалось даже без слов. Но Игнат выдохнул и произнёс: «Кажется мне, не просто так ты здесь оказался! Меня не обманешь!». Николай замер. Внутри всё сжалось в ледяной ком. Провал. Его вычислили?! Но сквозь панику он уловил в голосе Игната не ярость надзирателя, а усталую горечь знающего человека.

— Я... нечаянно, — выдавил Николай, продолжая играть роль растерянного работяги.

Игнат фыркнул, вытирая штанину. Его пунцовость спала, сменившись холодной усмешкой.

— «Нечаянно», — передразнил он. — Я тут тридцать лет. Каждого «нечаянного» видел. Одни в архивы норовят, другие — к серверным. А ты... ты просто воду проливаешь. Наивный метод. Я в восьмидесятые так же начинал.

Николай почувствовал, как земля уходит из-под ног. Это была не ловушка. Это было признание.

— Начинал что? — тихо спросил Николай, уже почти не скрываясь.

Игнат огляделся по сторонам и наклонился чуть ближе.

— Возвращать своё. Пока не понял, что вернуть уже нечего. Остаётся только следить, чтобы другие не наделали таких же ошибок.

Николай был ошарашен, слова застыли в его горле. Он не хотел верить, что всё напрасно, все усилия мимо. Николай тяжело задышал, его пульс бился в висках, он прокручивал в голове всё происходящее, пытаясь собрать этот пазл.

Всё же он взял себя в руки и сказал: «Я хочу идти до конца, мне нечего терять... прошу, не мешайте мне из солидарности хотя бы...». Игнат почесал затылок, он глубоко размышлял, мысленно глядя на чаши весов. Спустя минуту или две он сказал: «Наивный юнец, ты не знаешь, на что подписался... но, я не буду тебе мешать и помогать тоже не буду! Это не моя война».

— Собери воду, не привлекай к себе внимание! — буркнул Игнат и собрался было идти.

— Спасибо, — тихо сказал Николай.

Николаю нужно было осмыслить свою роль, свою миссию, он думал об этом полночи. Воображение рисовало разные сценарии: от раздачи сотен тысяч воспоминаний тем, кто в них нуждался, но опять же были среди них и нежелательные... как сделать во благо всем? Возможно ли это или это утопия? Имеет ли право Николай вершить судьбы? Герой он или злодей? И тут Эврика! Пришло озарение: народ должен сам принять решение относительно своих воспоминаний: референдум. Не зря же имя Николай с греческого означало: победа и народ. Это было очень символично и как нельзя кстати. Нужно было придумать, как это осуществить.

Николай решил пробраться в хранилище воспоминаний и попытаться увидеть свои, чтобы увеличить свой заряд силы для следующего этапа борьбы.

Дни сливались в рутине шипящих швабр и едкого чистящего средства. Николай уже знал расписание смен охраны до секунды, помнил, какой клерк куда ходит на перекур. Но хранилище с его массивной стальной дверью оставалось неприступным. Он мыл пол в коридоре, в сотый раз разглядывая щель под дверью и мерцающую панель кодового замка. Как же маняще выглядело то, что располагалось за ней...

И вот, судьба сделала свой ход. Из двери вышел тот самый аудитор, что когда-то брезгливо отчитал его за ведро. Он торопливо говорил по телефону, его лицо было искажено раздражением. Система дала сбой, идеально выверенная, хладнокровная.

— ... Я сказал, лот нужно изъять немедленно! Неважно, что директор... — он резко жестикулировал, и из кармана его идеально отутюженных брюк выскользнул маленький чип-ключ на стальном кольце.

Ключ звякнул, упал на ещё влажный кафель и покатился прямо к ногам Николая.

Время замедлилось.

Аудитор, не заметив потери, прошёл дальше, его голос затихал за углом. Охранник у входа смотрел в монитор. Игнат курил в дальнем конце коридора, повернувшись спиной.

У Николая было три секунды. Меньше.

Первый вариант: Поднять ключ, рискуя быть замеченным.

Второй вариант: Оттолкнуть его шваброй в сливную решётку, спрятав улику, но потеряв шанс.

Третий вариант: Сделать вид, что не заметил, и продолжить работу.

Его рука сжала рукоятку швабры. Пульс застучал в висках. Этот ключ — не просто железка. Это был пропуск к его первому шагу дочери. К его душе.

Он сделал шаг вперёд, будто поправляя тряпку, и наклонился. Защитный пластик швабры с лёгким щелчком поддел ключ. Не глядя вниз, Николай провёл влажной тряпкой по полу, и ключ, прилипший к мокрой ткани, исчез в ведре с грязной водой.

Он не подобрал его. Он спрятал. Ловкость рук и никакого мошенничества.

Сердце бешено колотилось. Теперь у него был ключ. Но, подняв его, он превратился из невидимки в мишень. Игра началась по-настоящему. Предлагаемые обстоятельства играли на руку Николаю, и он решил использовать шанс. У него было минут 10 до приёмного часа в хранилище. Хватит ли этого? Он этого не знал, но не медлил.

Помещение было подобно огромному ангару со шкафами, в которых располагались сотни тысяч перфокарт, расположенных в алфавитном порядке. Так же были указаны приоритеты значимости воспоминаний. В этом море бумаг было крайне сложно сориентироваться, но Николай не зря держал ухо востро.

И Николай превратил глаза в сканеры, обрабатывал информацию подобно супер-компьютеру. И надо же: его взгляд зацепился за стенд с надписью «Банкроты». Это и было то, что нужно. Он просто помчался к нему без оглядки по сторонам, но держал в голове время, которое неумолимо таяло. За дверью раздались чьи-то шаги, что не ускользнуло от чуткого слуха Николая. Он отчаянно стал перебирать пальцами перфокарты, и нашёл-таки свою с первым шагом дочери. Он расплылся в улыбке, на щеках заиграл лёгкий румянец. Находчивый мужчина оперативно вставил перфокарту в компьютер. Пальцы дрожали, когда он вставлял перфокарту в компьютер. На мгновение ему показалось, что он снова чувствует тепло маленькой ручки в своей ладони и слышит тот самый, такой долгожданный смех.

Это было так свежо, тепло и радостно, словно жизнь наполнила Николая вновь. Эмоции, как топливо для его миссии, заполнили шкалу энергии на 100%. И нужно было срочно ретироваться.

Николай вернул всё на свои места и, оставив при себе пропуск, он вернулся к привычной швабре с ведром. Недовольный клерк вернулся на своё рабочее место, чтобы начать приём столь ценных воспоминаний от населения. Николай не знал, как скоро хватятся пропуска и что это за собой повлечёт. Он переместился в другой сектор здания для продолжения своей теневой уборки.

Спустя несколько часов они пересеклись с Игнатом, который с крайне загадочным видом заговорщицки спросил:

— Не ты ли случайно пропуск от архива подрезал?

Николай замедляет движение швабры, не поднимая глаз.

— А что, он кому-то нужен? — тихо и спокойно ответил он.

— Смотри, аудитор тот, Семёнов, с утра бегает, как ошпаренный. Охрану поднял. К вечеру обыск на выходах объявят. Решай свои дела до вечера.

Николай озадачился и молча кивнул. Шанс представился, но насколько реально всё решить сегодня? Тягостные размышления, как будто мозг превратился в жвачку. Сомнительно, что посреди рабочего дня удастся сделать дело. А значит, нужно вернуть пропуск и оставаться в тени, но до поры до времени. Пропуск был подброшен в столовую, где он благополучно был найден сотрудниками. Николай чист.

Он продолжил ходить на работу, не теряя оптимизма, а поджидая ещё один счастливый шанс. Тот день, когда всё получится. Его стаж становился солидней, работа не вызывала нареканий, всё вполне благополучно. В это же время Игнат было подумал, что Николай оставил свою идею, что система его подмяла под себя. Он немного грустил по этому поводу, что ещё одна судьба натолкнулась на гранитную стену и сломалась. Но не тут-то было.

Прошло ещё 3 месяца, и Игнат засобирался на пенсию. Он решил сделать Николая своим преемником и посоветовал его руководству.

Он подал рапорт руководству: «В связи с приближающейся пенсией прошу рассмотреть кандидатуру Николая Петрова на должность ночного вахтёра. Рекомендую его, как ответственного работника. Для ознакомления с обязанностями предлагаю провести пробное дежурство в моё отсутствие». Игнат за выслугу лет обладал определённым авторитетом, и предложенная им кандидатура не вызвала возражений. Николай очень воодушевился от этого предложения. В нём он увидел тот самый шанс взломать систему и провести референдум.

Николаю был выдан пропуск вахтёра, и выход в ночную смену был назначен на завтра. Банк был открыт для него с 22:00 до 6:00. Совесть Игната чиста, он просто сделал так, как считал нужным, не оказавшись пособником. Впрочем, как он и говорил: «Не буду не помогать, не мешать».

Николай заступил на дежурство в назначенный день и час. Находясь в системе не один месяц, он был в курсе и ночных обходов охраны. Они любили поговорить о своей работе, поэтому никакого труда добыть информацию не составило. В период с 01:00 до 2:30 охрана не совершала обходы — это пространство для манёвра. Пробраться в серверную, авторизоваться в системе и запустить рассылку всем, хранящим воспоминания в банке, в том числе и банкротам.

Воздух в серверной был ледяным и гудел, как улей. Мониторы отбрасывали синеватый свет на сосредоточенное лицо Николая. Пропуск вахтёра открыл дверь, но это был лишь первый рубеж. Теперь предстояло самое сложное — взломать сам «организм» Банка.

Он вспомнил всё, что подмечал месяцами: оброненные фразы клерков о протоколах, номера версий ПО на экранах, мимо которых он якобы равнодушно проходил со шваброй. Его пальцы затанцевали на клавиатуре. Это был не взлом грубой силой, а тонкое вплетение себя в логику системы. Он создавал запрос от имени самого Банка — на массовое уведомление клиентов о «временном техническом сбое, требующем подтверждения прав на активы».

Вот что он написал в тексте рассылки:

«Уважаемый клиент Банка Памяти.

С уважением, Служба безопасности Банка Памяти».

Это была идеальная легенда. Страх потери — лучший мотиватор. Система, годами запугивавшая людей утратой, теперь сама, по иронии судьбы, стала инструментом их освобождения. Николай нажал Enter.

Система выдала сообщение: «Запрос принят. Массовая рассылка запланирована на 06:00». Затея Николая удалась, он потирал руки в предвкушении того, что будет. Удалив следы своего пребывания в системе, Николай самоустранился.

Он завершил смену и пошёл домой. На душе было странно спокойно. Он ждал бури, катарсиса, хоть какого-то чувства — но внутри по-прежнему зияла та же знакомая пустота. Он не почувствовал ничего. Ни вспышки первого шага дочери, ни тепла от любимой работы.

 А в это время в городе началось невообразимое. Телефоны Банка Памяти раскалились докрасна. Клерки метались в панике, не в силах остановить лавину автоматических ответов «ДА». Люди на улицах замирали, прижимая ладони к вискам, их лица искажались гримасами счастья, горя, потрясения. Город наполнялся чужими воспоминаниями, как будто кто-то вернул ему душу.

Игнат, вышедший на работу, увидел происходящее и всё понял: что юнец не отказался от своей идеи. Он глубоко в душе ликовал, но визуально сохранял суровое выражение лица, привычное для себя.

Николай смотрел в окно на преображающийся город. Он видел, как мужчина обнял внезапно вспомнившуюся мать, как женщина плакала от давно забытой обиды, которая больше не жгла. Он видел, как жизнь возвращалась к людям.

И тут его осенило. Он не получит свои воспоминания назад. Никогда.

Его личное досье «банкрота» было, вероятно, уничтожено или перемещено в какой-то архив, к которому у его запроса не было доступа. Его жертва была не метафорой, а суровой реальностью. Он выиграл войну для всего народа, но навсегда остался солдатом, который забыл, за что сражается.

Он подошёл к кроватке дочери. Девочка улыбнулась ему во сне. Он не помнил ее первого слова, но видел ее сегодняшнюю улыбку. Он не помнил, как строил их дом, но мог сейчас его обустраивать заново.

Пустота не ушла. Но теперь в ней появился смысл. Он был живым памятником свободе, которую он подарил другим. Память о нем самом стёрлась, но его поступок навсегда вписал его имя — пусть и неизвестное никому — в историю этого города. Он вернул людям их прошлое, а себе построил будущее. Не из воспоминаний, а из тишины и спокойной гордости.

Он был пустым стаканом, который наполнил водой целый город.