84

К. Циолковский. Из книги «Космическая философия».

Рейнджер Ноя привыкла к космическому одиночеству. Время в космосе как будто смазывалось: дни и ночи отделяло друг от друга мерное тиканье метронома и железная дисциплина, которая с годами стала не просто привычкой, а образом жизни. Вставать нужно по звонку, искренне веря, что это утро, а ложиться – желательно чуть раньше сигнала, представляя себе огненный закат где-то на побережье Балканского полуострова на Земле.

Ноя летела уже восемь недель. Её целью были маяки первого кольца, она посетила уже пять, до следующегооставалась недели две лёта. Когда-то Нойя жила иначе, но и сегодня рейнджеру нравилось её дело: в дни перелётов было много мыслей, музыки, чтения, небольшие однотипные отчёты – более размеренную работу трудно было и представить, как в космосе, так и на землях. Конечно, похожие друг на друга будни сменялись бурной деятельностью на маяках, и тогда Ноя снова вспоминала себя первопроходцем, открывающим очередной новый мир. По сути, оно во многом так и было, ведь по большей части, кроме Нои, некоторые маяки никем не посещались как минимум несколько десятков лет. Размеренно и предсказуемо протекал её полет до сегодняшнего утра, восемнадцатого числа земного месяца апреля 2074 года.

Космическим маякам по человеческим меркам было несколько десятков лет.Действующее поколение землян во всяком случае помнило момент, когда человечество, ещё до конца не осознав сущность тёмной энергии, вдруг экспериментальным путём научилось ею пользоваться. Это было сродни тому, как возле одного из старых адронныхколлайдероввозникшее напряжение породило шаровую молнию, и вдруг все поняли, что природа шаровых молний кроется в магнетизме. Наука недолго топталась на месте – в основном потому, что на практике воспроизвести условия эксперимента оказалось не таким уж и сложным делом. И вот уже учёные порождали шаровые молнии, большие и малые, секундные и продолжительные, а теория стремилась всё это как можно скорее объяснить.

Так и с тёмной энергией – однажды приборы на орбитальной станции «дали сбой» на нужном уровне, а сама станция смогла совершить путешествие на гиперскорости по заранее спроектированной возвратной орбите (хорошо, что эту орбиту кто-то всё же просчитал на случай маловероятной удачи), а космонавты долго приходили в себя после «скачка», который они, кстати, заметили лишь по косвенным признакам. И вот:вуаля – путешествия на гиперскорости стали возможными для всего человечества.

Конечно, поначалу шаги были робкими: колония на Марсе, Европе –спутнике Юпитера. Но роботизированные станции строились быстро, а людей для основания колонии требовалось чуть более трёхсот человек. Биоинженерия перешагнула все мыслимые пределы по совершенствованию человеческого тела ещё до середины ХХI века, так что продолжительность людской жизни теперь измерялась цифрой в районе трехсот лет, и за свою весьма долгую, по сравнению со своими предками, жизнь, Cosmosapiens(именно так называлась текущая эпоха) мог увидеть много нового. Настолько нового и настолько много, что уже разучился удивляться.

Дальние экзопланеты люди заселили ещё в начале эпохи Cosmosapiens. При этом планете нужно было соответствовать хотя бы на семьдесят процентов условиям Земли, чтобы быть заселенной колонией. И находились такие планеты совершенно в различных системах: от одиночных блуждающих звёзд с планетной системой на границе таинственных и пустых войдов до едва видимых с Земли пестрящих звёздными скоплениями галактик. К 2070 году уже насчитывалось более восьмидесяти колоний, каждая из которых вела борьбу за демографический прирост, знания, технологии и добычу полезных ископаемых.

Несмотря на радужные перспективы, космос оказался далеко не ласковой колыбелью для путешественников. Вот тогда-то и появились маяки – плавучие станции, расположенные в первом (ближнем) и втором (дальнем) кругах от Земли, на приблизительно равных расстояниях друг от друга, традиционно черпающих энергию от близлежащих звезд. Темную энергию на маяках не преобразовывали – себестоимость маяков, в соответствии с замыслом, должна была быть дешёвой. Функция «плавучих домов» была проста: быть всегда рабочими, принять межзвёздных путешественников, обеспечить, в случае необходимости, воздухом, пищей, медикаментами, несложными запчастями. Маяки могли посылать сигналы бедствия – и многим космопроходцам они спасли жизнь.

Именно такой маяк под номером 84 подал сигнал кораблю Нои. Этот маяк не находился в её списке, но Ноя, согласно инструкции,должна была ответить на сигнал и сменила курс на второе кольцо. Задержка не должна была быть значительной – небольшой крюк на отдалённый маяк во втором кольце сулил плюс-минус еще одну неделю в космосе и неплохие сверхурочные, которых хватило бы на отдых на целебных гейзерах Ио близ Юпитера или на экзотическую экскурсию к знаменитым ледяным вулканам Тритона.

Люди, задумывавшие маяки, были романтиками, окрылёнными первыми межзвёздными путешествиями и болью от потерь нескольких экспедиций. Поскольку маяки нужно было поддерживать в рабочем состоянии, все колонии подписали меморандум о том, что каждое поселение, находящееся от любого маяка минимум в восьмидесяти световых годах, должно обеспечить этот маяк пропорционально принципу «что взяли, то вернули вдвойне».Иначе говоря,колония, воспользовавшаяся маяком, должна была отправить на него удвоенные запасы, которые могли пригодиться любому комическому скитальцу. Таким образом, маяки были объявлены «нейтральной зоной», вне политики и войн.

Поначалу путешественники действительно соблюдали данное соглашение, но возвращаться на маяки, чтобы пополнить запасы пропитания, медикаментов и запчастей, делом чести становилось не всегда. И вот человечество столкнулось с тем, что потребительства оказалось на просторах космоса куда больше, чем благодарности и благородства: путешественники брали, брали и брали, не возвращая практически ничего. Постепенно маяки превратились в одинокие пустынные станции, которые то и дело разграблялись. Тогда Земля как альма-матер всех колоний взяла на себя ответственность: независимо от того, пополняются или нет маяки колонистами, выделить отряд космических рейнджеров для периодических рейдов по всем маякам с целью их ремонта и обеспечения всемнеобходимым. Так старомодно и дорого понимали свой «родительский» долг по отношению к колониям земляне.

Ноя в прошлом была инженером-разведчиком. Именно она на дальних планетах и спутниках при спорных, непонятных данных определяла наличие или отсутствие органической жизни. Иногда Ноя скучала по тем невообразимым пейзажам, странным для человека условиям и сверхсложным задачам. И всё же быть в отряде рейнджеров, обслуживающих маяки, было более спокойно и предсказуемо. Так она считала до сегодняшнего дня…

Судя по предварительным характеристикам, «Маяк 84» во втором круге был типичной станцией, дрейфующей у коричневого карлика «UGPSJ0722-05». Располагался он не очень далеко от Земли, и по среднему расстоянию мог бы вполне попасть и в первый круг, но из-за вытянутой орбиты станция за восьмисотдневный период обращения вокруг центра отлетала достаточно далеко и была отнесена ко второму кругу. Энергии коричневого карлика хватало для того, чтобы поддерживать в рабочем состоянии регенерацию воздуха и холодильники.

Сигнал, посланный с маяка, был необычным и странным. Это не был сигнал бедствия или любой привычный для космического рейнджера сигнал. Это был обычный технический позывной, но именно в нём и скрывалось что-то неестественное.

Технические сигналы передавал искусственный интеллект с момента своего возникновения: от напоминания обновить программу до характерного писка в составных частях космического корабля, свидетельствующих о необходимости замены масла или проведении технического обслуживания. Техсигналыкосмических кораблей, станций и поселений даже не требовали распознавания на уровне человека – они просто уходили в глубину «машинного общения», где роботы принимали решения о реагировании, исправляли неполадки, заменяли детали, обновляли алгоритмы. Но техсигнал«Маяка 84» отличался именно тем, что его периодичность была изменена, чтобы на неё обязательно обратили внимание. Но даже не это удивило Ною.

Техсигнал был послан какой-то машиной. Любой механизм при критическом изменении параметров для живых организмов (если они присутствуют рядом) умел подавать сигнал SOS. В этом случае сигнал был распознаваем человеком и всеми искусственными станциями. В случае же обычной поломки машина передавала привычный технический сигнал в определенном диапазоне с чётко отведённой для этого периодичностью. Сигнал от «Маяка 84» был, без сомнения, технический, но его периодичность была изменена.

«Человек отправил бы другой сигнал, а машина не может менять периодичность, потому что не умеет ранжировать цели и не обладает волей»,– рассуждала Ноя, глядя на экран с расшифровкой позывного. И тем не менее перед ней был искусственно измененный технический сигнал с «Маяка 84», на который она брала курс.

«Единственное объяснение – какой-то сбой в программе управления», – думала она. Но космический рейнджер ошибалась…

***

С виду «Маяк 84» выглядел обычно, да и стыковка была вполне штатной, в автоматическом режиме. Выравнивание давления прошло практически незаметно, и вот Ноя вошла на территорию маяка. Все маяки имели вид «летающей тарелки» и ступенчатое строение: нижний сектор – технический, средний – самый большой по площади – жилой, верхний – снова технический, оснащенный наружными антеннами и солнечными батареями.

Судя по обстановке, маяк казался полностью исправным: везде горел свет, мерное жужжание приборов свидетельствовало о том, что работает регенерация воздуха, поддерживается нормальный уровень температуры. Искусственная гравитация была, видимо, чуть ниже привычной, земной, потому что Ною немного штормило. Впрочем, за долгую жизнь космического разведчика она вполне привыкла к таким незначительным перепадам. Ноя шла по направлению к центру управления – все двери автоматически открывались, то есть появление космического десанта явно ждали.

- Здравствуйте, господин космический рейнджер. Добро пожаловать на «Маяк 84». – Голос, похожий на искусственно сгенерированный, начал вещание по системе громкой связи. – Прошу Вас следовать к первому уровню технического отсека.

- Как бы не так, – пробурчала Ноя, – сначала – в центр управления.

Центр управления был пуст. Экраны находились в штатном режиме: больше половины потушены, светились только два, отображающие произошедшую стыковку с её кораблём и параметры жизнеобеспечения маяка.

- Господин космический рейнджер, приветствую Вас.

Искусственный голос вновь зазвучал по системе громкой связи, но в этот момент открылась дверь в коридор, ведущий на уровень ниже, в технический отсек. В дверях появился робот.

- Простите, Вы – госпожа рейнджер, – произнёс робот уже без громкоговорителя. – Добро пожаловать на «Маяк 84».

- Идентифицируйся, – приказала Ноя роботу.

- АР третьего поколения. – Робот замолчал и уставился электронными голубыми глазами на Ною.

«АР» означало «антропогенный робот», а третье поколение – это давно забытая и ушедшая с технологической сцены модель, которую сменили как минимум пять её успешных модификаций. Робот и впрямь был далеко не нов – ожившая картинка из учебников по космическим путешествиям: внизу – гусеницы для быстрого передвижения по станции, сверху – туловище, руки, голова из пластика, но напоминающие человеческие. Во времена первых дальних космических путешествий почти вся будущая человеческая колония спала, бодрствовали только дежурные инженеры, которые и создали антропоморфных роботов, хотя бы отдалённо напоминающих людей. АРыподдерживали общение, более продвинутые модели даже умели шутить и писать сонеты.

Но не столь древний робот, присутствующий на маяке, удивил Ною.

- Идентифицируйся, – приказала Ноя снова.

- АР третьего поколения. Я уже сказал это. – В голосе робота послышалось как будто извинение.

- Я слышала. Твой УМИН?

Уникальный идентификационный номер модели (uniquemodelidentificationnumber, в сокращении – УМИН)инженеры стали присваивать ещё некоторым роботам второго поколения после того, как их владельцы начали заказывать различные модификации антропоморфных машин, усиливая или, напротив, приглушая определённый функционал. Все без исключения АРы третьего и последующих поколений имели УМИН. Именно УМИН позволял отыскать в случае необходимости фирму-изготовителя, номер заказа, параметры модели и без лишних хлопот заменить запасные части и возвратить конкретному роботу былую форму.

- Я не знаю, что такое УМИН. – Робот продолжал смотреть электронными глазами на Ною. – Я сказал что-то не то?

Ноя понимала, что любая машина обучена считывать эмоции с человеческих лиц, и, видимо, замешательство на её лице не укрылось от АР.

- Да, надо во многом разобраться. Давай по порядку. С этого маяка поступил странный сигнал, мой корабль откликнулся. Что это за сигнал? Кто его послал?

- Я. И я рад, что Вы, госпожа космический рейнджер, оказались поблизости. Нам нужна Ваша помощь. Хотя я не рассчитывал, что рядом окажется именно человек.

- Нам? Ты здесь не один? И что значит: не рассчитывал на человека? А кого ты ждал?

- Да, помощь нужна нам. Хотя АР я тут один. Лучше Вам пройти со мной и кое на что посмотреть.

Робот развернулся и небыстро поехал на гусеницах вдоль по коридору. Ноя постояла в замешательстве пару мгновений. Всё это было очень странно, но угрозы она не видела, и поэтому пошла вслед за АР. В лифте на первый технический этаж они спустились молча.

- Сюда, – АР повернул в первое помещение.

Ноя напряглась от перепада света – здесь его было явно меньше, а температура в помещении казалась заметно ниже. По краям небольшой комнаты стояли различные блоки, открытые ящики с инструментами, проводами. Было похоже, что ремонт производился нешуточный.

- Что ремонтировали? – Ноя обратилась к АР.

- Меня. Это я сам. Мои системы начали выходить из строя – срок эксплуатации многих элементов закончился. На маяке много есть из того, чем можно заменить эти элементы, но не всё. Я использовал, что мог. Но некоторые запасы исчерпаны, и мне нужна Ваша помощь.

- То есть ты подал сигнал потому, что мог сломаться и больше не восстановиться?

- Да.

- Но этого не может быть в твоей программе! Запчасти выходят из строя, роботы подают соответствующий технический сигнал, самоконсервируются, очередной десант их ремонтирует. Ты этого не сделал, очевидно, из-за сбоя в программе. Тебя нужно отформатировать, вернуть нулевые настройки.

- С настройками всё в порядке. Я не мог выполнить самоконсервацию из-за него.

АР проехал внутрь помещения, Ноя последовала за ним и вдруг остановилась как вкопанная. Посреди комнаты размещался контейнер с человеческим младенцем. По сути, это была привычная для глаза бывшего космического разведчика капсула для сохранения и выращивания человеческих эмбрионов, которых колонисты часто перевозили в разных направлениях на просторах космоса. Но Ноя видела только эмбрионов маленьких, чуть больше горошины, не напоминающих человека, – они закреплялись в середине капсулы, которая была для них просто огромной. На момент полёта эмбрионы «замирали», а расти они начинали только после прибытия в колонию.

Этот эмбрион был размером с новорожденного младенца, капсула была почти заполнена им, желтоватая жидкость, в которой он плавал, окружала младенца по краям всего на несколько сантиметров. Ноя не могла произнести ни звука.

Первым заговорил АР:

- Почему-то активировалась программа его развития, он стал расти. А мои запасные части выходили из строя одна за другой. Всё, что мог для саморемонта, я сделал. Но в прогнозе – как минимум две крупные поломки, заменить механизмы уже нечем. А ребёнок скоро родится, я не смогу его обслуживать. Я подал модифицированный технический сигнал, чтобы его поймала автоматическая служба какой-нибудь станции и прислала помощь. Я и не рассчитывал на Вас, госпожа космический рейнджер. И я рад, что Вы здесь.

Мысли Нои пролетали в голове со скоростью света. То, что она видела (впервые в своей космической жизни), итак было из разряда невероятного, но то, что она слышала, было вообще за пределами понимания.

- Для начала два принципиальных вопроса: сколько ещё здесь эмбрионов? И как оказался здесьты?

- Эмбрионов здесь больше нет. Мы одни с ним на маяке. Я оказался здесь сразу, то есть меня именно здесь и активировали, я знаю только эту станцию и ничего больше.

У Нои продолжало стучать в висках.

- Все роботы одинаковы: есть алгоритм, есть решение. Почему ты модифицировал сигнал? Ты можешь показать исходные настройки, которые за это отвечают?

Ноя поймала себя на мысли, что её почему-то больше волновало нестандартное поведение робота, а не почти родившийся младенец посреди технического отсека заброшенного маяка.

- Я уже говорил Вам, госпожа рейнджер, с настойками всё в порядке: я их сверил с протоколом, который нашёл на маяке. АР в случае неизбежной поломки просчитывает время отведённого ему функционала, завершает запущенные процессы, подаёт технический сигнал и самоконсервируется до прихода поддержки. Но эмбрион начал развиваться, и я подумал, что этот алгоритм мне не подходит.

- ПОДУМАЛ? – Ноя не верила своим ушам.

АР помолчал некоторое время.

- Я произвёл неверные действия? Разве жизнь не является приоритетом во Вселенной?

Ноя помедлила:

- Всё верно. Просто ты рассуждаешь не как робот третьего поколения. И вообще не как робот. Впрочем, давай решать более насущные проблемы. Когда он «родится»? Сколько у нас времени?

***

Космическое одиночество Нои ушло в прошлое: она жила от кормления до кормления младенца, много читала во время его сна, а ещё больше слушала АР, который, как все роботы, обладал энциклопедическими знаниями почти во всех областях, а уж что касается развития человеческого тела, АР был просто ас, начиная от нормы набора веса новорожденным и заканчивая подсчетом калорий в суточном приёме пищи.

Младенец был мальчиком, вполне обычным по среднестатистическим меркам. Единственная особенность – небольшое родимое пятно каплевидной формы между бровями – никак не мешала ему есть, плакать и спать. АР нашел в своих электронных анналах памяти, что такой знак напоминает индуистское«бинди» как символ третьего глаза и уже готов был прочитать лекцию про бога Шиву, но слушать про теории третьего глаза в планы Нои явно не входило. Нужно было разобраться с насущными проблемами.

- АР, ты понимаешь, что ты необычен? Ты умеешь принимать решения. Как человек. По какой-то причине именно ты оказался рядом с этим эмбрионом, и именно этот эмбрион, отдельный, понимаешь, а не целая колония, был кем-то помещён на маяк. Всё это более чем странно. Да, и тебя не просто активизировали. АРы третьего поколения на Земле и в колониях давно не выпускается, твоя модель заменена более совершенной минимум раз пять! Это означает, что ты гораздо «старше», чем может показаться, просто «помнишь» почему-то меньше. Это всё – звенья одной цепи, которую я поймала за самую середину.

Ноя рассуждала не столько с АР, сколько с собой. АР внимательно слушал.

- Интересное выражение – «поймать за середину». То есть Вы, госпожа космический рейнджер, вершите настоящее, а звенья прошлого и будущего пока во тьме?

- Да ты поэт, АР. Давай лучше придумаем какую-нибудь правдивую историю про мальчика. Да и с тобой не мешало бы решить парочку вопросов.

«Какая странная нынче эпоха, – думала Ноя. – Космический рейнджер-женщина, путешествующая по задворкам Вселенной и вернувшаяся из очередной экспедиции с новорождённым младенцем, не вызовет особенного интереса ни у кого из привычного окружения. Разве что у никогда не дремлющей налоговой службы Земных территорий.

Другое дело – АРстарой модели, не знающий свой УМИН, но с проснувшимся сознанием, способный принимать решения и посылать модифицированные сигналы.

И о ком ей, Ное, комическому рейнджеру, преданному своей работе и уверенной в светлом будущем человечества во всех ближних и дальних рубежах, надо сейчас больше беспокоиться? О, дивный новый мир, в котором необычное появление обычного человека вовсе не чудо и не требует объяснений, а вот робот без УМИН – случай, который вызовет гораздо больше вопросов».

- Госпожа космический рейнджер, – АР смотрел электронными глазами на Ною. – Вы говорили, мне нужно скорректировать поведение, чтобы не выделяться? Я готов к обучению. С чего начнём?

© Наталья Балынская, 2024