Но как сделать так, чтобы эти копии сработали? Как заставить кого-то в них поверить?
Я направился к офису старого Макса «Типографа» Кормана, криминального репортёра-параноика. Его привычка — никогда не брать информацию из рук. Только через анонимные каналы. И он знал один секрет о Робертсе, о котором мало кто догадывался.
В соседнем кафе я воспользовался бесплатным wi-fi. Но не стал отправлять просто копии страниц. Вместо этого я написал короткое сообщение:
«Макс. Проверь счета в порту. Столбцы 4B, 7C, 7D и 11F. Строки 13M, 14М и 21N. Сравни с отчётами о поставках за последние 10 лет. Ищи "Зонтик". Тот самый.»
«Зонтик» — это был старый, ещё наш с Джеком, оперативный псевдоним Робертса. Мы называли его так за привычку прятаться от ответственности. Макс это знал — я сам продал ему эту информацию за бутылку дорогого виски лет пять назад.
Фото самих страниц я не отправлял, отправил только намёк. Путеводную нить. Такой опытный журналист, как Макс, увидев код «Зонтик», понял бы, что это серьёзно. А цифры и буквы — это координаты в финансовых документах порта, которые он мог проверить самостоятельно. Если он найдёт нестыковки — а он найдёт, я в этом не сомневался — у него появятся вопросы. И тогда он начнёт копать. Уже без меня.
Выйдя на улицу, я набрал номер Робертса, предварительно скрыв свой номер телефона.— Капитан, — сказал я. — Макс Корман скоро получит интересную информацию. Анонимно. И у него уже есть ниточка, чтобы распутать весь клубок. Оригинал тетради в надёжном месте. Тронешь меня — и он станет достоянием общественности. Ты в клетке, Фрэнк.
Я положил трубку. Теперь Робертс не мог просто уничтожить тетрадь. Потому что угроза исходила не от физического предмета, а от информации, которая уже начала утекать. И остановить эту утечку он мог, только убрав меня, но это лишь ускорило бы развязку. Ему было хорошо известно Правило детектива: «Страховка и еще раз страховка» или «Убей Рика — и завтра эту информацию напечатают все газеты». Робертс не может рисковать. Мое убийство не уничтожит тетрадь, а, наоборот, станет спусковым крючком для её обнародования. Мёртвый Рик становится для него гораздо большей угрозой, чем живой.Робертс не знает наверняка, где оригинал. Активные поиски тетради с обысками и пытками создают много шума. Это привлекает внимание других копов, ФБР, прессы. Робертс готовится к выборам в шерифы, ему нужна тишина.Пока я жив, есть хоть какой-то шанс выведать, где спрятан оригинал, или хотя бы понять, кому я его передал . Убив меня, Робертс навсегда потеряет эту нить и остаётся в подвешенном состоянии, в страхе, что в любой день может грянуть гром.
Я сел в свою тачку и поехал прочь. Важная часть тетради была в шкафчике в прачечной. Ключ — у меня в кармане. А семя сомнения о «Зонтике» было посеяно в голове у самого опасного журналиста города. Игра шла на моём поле.
Звонок раздался как раз в тот момент, когда я собирался залить в себя третью за день порцию кофе, по консистенции и вкусу напоминавшего жижу из радиатора моего «Шеви». Я посмотрел на номер. Неизвестный. Но кто же ещё?
— Варгас, — я не стал представляться полностью. Пусть гадают, застали они меня врасплох или я уже успел надеть чистые носки в ожидании их звонка.
— Наивный трюк, Рик, — голос Робертса был холодным и ровным, как лезвие гильотины. — Думаешь, какой-то алкоголик-журналист напугает меня? У Макса Кормана завтра утром не останется ни работы, ни зубов.
— О, Фрэнк, — я с наслаждением прихлёбывал свою бурду. — Я и не надеялся, что он тебя напугает. Он — просто дымовая завеса. Настоящий фокус в том, чтобы лев смотрел в другую сторону.
На другом конце провода повисла пауза. Я почти слышал, как шестерёнки в его голове, привыкшие к прямолинейному полицейскому насилию, скрипят, пытаясь понять, куда же ему надо смотреть.
— Что ты хочешь? — наконец выдавил он. В его голосе впервые зазвучала не злоба, а усталость. И это было музыкой.
— Я хочу сыграть с тобой в одну игру, капитан. Она называется «Правда или последствия». Я задаю тебе вопрос, а ты отвечаешь честно. За каждый честный ответ я не отправляю в редакцию очередной кусочек нашего с тобой общего пазла. Начинаем с лёгкого. Кто настоящий заказчик убийства Джека? Ты — исполнитель. Кто стоял за тобой?
Я мог поклясться, что услышал, как он сглотнул. Тишина затянулась. Я уже собрался положить трубку, решив, что он выбрал «последствия», когда он прошипел одно имя:
— Мэтр Доменик.
У меня в ушах зазвенело. Судья Лоренцо Доменик. Человек с лицом святого и репутацией белее белого. Он председательствовал на десятках процессов против портовой мафии. Он же и был её настоящим боссом. Вот это поворот. Джек накопал не на коррумпированного копа, а на самого святого-грешника в судебной системе города.
— Вот видишь, как просто, — сказал я, чувствуя, как у меня под ложечкой замирает знакомое щемящее чувство, предвещающее большие проблемы. — Спасибо за сотрудничество. Твоя тайна в безопасности. Пока что.
Я положил трубку и задумался. Шкафчик в прачечной был надёжным укрытием, но ненадолго. Робертс уже кинул все силы на его поиск. Нужно было переместить оригинал. Но куда? Все мои «надёжные» места были известны. Все, кроме одного.
Я сел в «Шеви» и поехал на старое кладбище «Эвергрин». Я поехал туда не для сентиментальностей. Я поехал по делу.
Ещё год назад я помог одному гробовщику, которого шантажировали. В благодарность он показал мне один из старых склепов семьи Вандербилтов, который не использовался с пятидесятых годов. Заброшенный, пыльный, с гробом, в котором уже давно никто не лежал. И с потайной нишей в полу, куда скорбящие родственники когда-то прятали фамильные драгоценности от мародёров.
Дождь лил как из ведра, когда я, озираясь, скользнул внутрь. Через десять минут тетрадь, завёрнутая в непромокаемый брезент и упакованная еще для надежности в полиэтиленовый пакет, лежала в той самой нише, придавленная парой кирпичей. Идеально. Кто станет искать доказательства против судьи в гробу его давно умершего тестя? Ирония ситуации была бы оценена по достоинству самим Джеком.
Выйдя на улицу, я почувствовал себя увереннее. Теперь у меня была настоящая страховка. Но этого было мало. Мне нужен был союзник. Не журналист, а кто-то внутри системы. Кто-то, кому Доменик перешёл дорогу.
И тут я вспомнил. Молодой, амбициозный помощник прокурора, которого Доменик публично унизил и «сослал» в отдел по мелким правонарушениям за то, что тот посмел задавать очень неудобные вопросы по одному из дел. Итанель «Эл» Торрес. Парень с горящими глазами и стальными кулаками.
Я нашёл его поздним вечером в спортзале, где он вымещал свою злость на боксёрской груше.— Торрес, — окликнул я его. — Хочешь получить шанс расколоть орех, который ты даже не мечтал достать?
Он обернулся, неторопливо снял перчатки. Его взгляд был острым, как бритва.— Варгас? Слышал, ты копаешься в старом дерьме с Гаррисоном.— Не просто копаюсь. Я уже почти докопался до золотого слитка. И он пахнет судейской мантией.
Я не стал рассказывать ему о тетради, а показал ему ключ от шкафчика №7.— В прачечной на 5-й авеню лежит конфетка. Возьми её, и у тебя будет достаточно фактов, чтобы отправить Доменика в камеру к тем, кого он сажал.
Торрес посмотрел на ключ, потом на меня. В его глазах загорелся тот самый огонь, который когда-то был и в моих. Огонь, который либо освещает путь, либо сжигает всё дотла.— Почему я? — спросил он.— Потому что ты единственный, кого он боится, — соврал я. — Он боится тех, кому нечего терять. А у тебя, Эл, карьера уже в дерьме. Тебе осталось только отомстить.
Торрес, молча, взял ключ. Я развернулся и пошёл прочь. Теперь у Доменика и Робертса было две проблемы: я, который постоянно ускользал от слежки, и Торрес, которого они не воспринимали всерьёз. Идеальная комбинация.
Через полчаса мой телефон снова завибрировал. Сообщение с незнакомого номера: «Шкафчик пуст. Играем дальше?»
Сообщение повисло в воздухе, словно запах дорогих духов после ухода незнакомки – маняще и опасно. Я посмотрел на телефон, потом мысленно на Торреса, который в этот момент должен был уже подъезжать к прачечной.
Мой собственный «Шеви» в этот момент издал особенно жалобный скрип, будто предупреждая: «Рик, друг, тут пахнет жареным, и это не твой вкусный тост с сыром» и по моему требованию притормозил у тротуара.
Я набрал номер Торреса.– Эл, не суйся внутрь, – бросил я в трубку, не здороваясь.– Слишком поздно, Варгас, – его голос был сдавленным. – Я уже здесь. И здесь пусто. Взломано.
Вот чёрт. Значит, сообщение было не блефом.– Осмотрись, – приказал я. – Ищи хоть что-то. Окурок, пуговицу, жвачку наконец.
Я слышал, как он ходит по кафельному полу.– Ничего... Стой. На полу возле шкафчика есть что-то.– Что?– Фантик. «Мятная прохлада». Обёртка лежит на полу.
У меня в груди что-то ёкнуло. Леон Дюваль... Его дочь, Лиза...– Всё понятно, – проворчал я. – Возвращайся. Наша птичка улетела, и у неё наш червячок в клюве.
Я уже собирался положить трубку, как услышал в ней резкий, отрывистый вскрик Торреса:– Черт! Варгас! - И еще пару непечатных выражений.
Звон разбитого стекла, и затем – неприкрытый, утробный рёв автоматной очереди. Не пистолет-пулемёта, а именно автомата. Калаш. Звук, который не спутать ни с чем. Профессионалы. Доменик не стал экономить.
– Торрес! – закричал я в трубку.В ответ – лишь короткие, хлёсткие хлопки выстрелов. Ответный огонь. Эл не растерялся.
Я рванул с места, выжимая из «Шеви» все соки. Он визжал, как подстреленный кабан, но нёсся в сторону прачечной. Потерять Торреса сейчас – значит потерять всё или почти все. И, что важнее, похоронить последнюю каплю чести, которая во мне ещё оставалась.
– Держись, я уже близко! – крикнул я в телефон, бросив его на пассажирское сиденье.
Подъезжая, я увидел адскую картину. Чёрный фургон с затушенными фарами стоял наискосок, перекрывая выезд с парковки. Двое в чёрных балаклавах, пригнувшись, вели шквальный огонь по окнам и двери прачечной. Стеклянная витрина давно превратилась в кружево. Из-за груды развороченных стиральных машин изредка отвечал Торрес – видимо экономя патроны.
Мой «Шеви» врезался в их стройную операцию, как пуля в стену патоки. Я не стал останавливаться и резко вывернув руль, протаранил бампером открытую дверцу фургона, прижав одного из стрелков. Второй отпрыгнул, развернув ствол в мою сторону.
Окно моего автомобиля разлетелось осколками. Свинцовый шквал прошил боковину, разворотил приборную панель. Я рухнул на сиденье, чувствуя, как осколки стекла впиваются в щёку. Из динамиков послышался треск – пуля угодила в магнитолу. Она исполнила последнюю в её жизни песню.
– Варгас! – услышал я голос Торреса. Он воспользовался заминкой, чтобы сменить позицию.
Я распахнул дверь и вывалился на асфальт, достав из-за пояса свой «Кольт». Бежать было некуда. Позади – глухая стена. Впереди – два профессионала с автоматами. Лучшие условия для самоубийства.
Один из них, тот, что отскочил от фургона, двинулся ко мне, прицеливаясь. Его напарник, придавленный дверью, пытался выбраться. Я приподнялся и послал две пули в сторону идущего. Промах. Но он залёг.
В этот момент Торрес проявил себя. Он не стрелял. Он метнул что-то блестящее. Зажигалку. Она, описав дугу, угодила прямо в лужу бензина, растёкшуюся из пробитого бака фургона.
Огненный смерч с грохотом взметнулся к небу. Фургон окутало пламенем. Тот, что был придавлен, закричал – коротко, пронзительно, и потом умолк. Второй, швырнув в меня на мгновение взгляд, полный чистой ненависти, отступил в дымную завесу. Секунда – и его не стало.
Я поднялся, отряхиваясь. Торрес уже стоял рядом, его лицо было бледным, но руки не дрожали. Он смотрел на горящий фургон.– Доменик не шутит, – произнёс он хрипло.– Это была не шутка, Эл. Это – объявление войны.
Вдалеке уже завывала сирена. Мы посмотрели друг на друга. Двое банкротов у костра, который сами и разожгли.– Поехали, – сказал я. – Пока копы не начали задавать глупые вопросы.
Мы втиснулись в изрешечённый, но всё ещё живой «Шеви». Он, к моему удивлению, завёлся. Видимо, смерть ему была не по карману. Впрочем, как и мне. Ночь обещала быть томной.