В тот миг море было расплавленным обсидианом, тяжёлым и дремлющим. Зарождающаяся заря тонкой линией только-только показала свой луч. Я, оставив кусок ночи на берегу, вошёл в воду. Холодная, она обняла, как родная.
Сразу же погрузившись, я отплыл метров на 100 от берега. Ничего не нарушало глубокую тишину, только едва уловимый плеск от моих плавных движений.
Звезды бесстрастно отражались и качались на легких, создаваемых мною колебаниях поверхности моря.
Повернув к берегу, я уже предвкушал, как буду энергично растираться мохнатым полотенцем, согревая тело.
И тут Чёрное море расступилось.
Буквально в двух шагах от меня, из густой тени, рожденной водой и предрассветьем, вынырнула голова. Выпуклая, мокрая, отполированная. Она возникла беззвучно, как мысль. Воздух с шипением вышел из дыхала, и этот звук был похож на распечатанное шампанское, которое ждало тысячу лет.
Дельфин замер. Я замер. Мы смотрели друг на друга из разных вселенных. Его глаз был осколком тёмного янтаря, в котором плавало всё понимание мира, и в нём не было ни вопроса, ни страха. Была лишь тихая констатация факта: «А, вот и ты! Дай-ка я на тебя посмотрю поближе».
Это длилось вечность, сложенную в секунду. В этой вечности не было ни моего прошлого, ни его океанских странствий. Было только напряжение струны, натянутой между нашими душами. Я был глиняным горшком, в который кто-то налил бесконечность, и чувствовал, что вот-вот тресну.
Потом дельфин повернулся. Медленно, величаво, неторопливо, как уходит туман. Его движение было подобно растворению. Тёмная гладь сомкнулась над его плавником, без ряби, будто он был лишь сном, приснившимся самой воде.
Выползал на берег, уже не я, а нечто солёное, пронизанное лучистым первым светом, с каплями, стекавшими по коже звёздными ручьями.
Забыв про холод, полотенце и про все на свете, я стоял по колено в молчаливом море и смотрел в тихую даль. На коже по мере стекания капель медленно гасли звёзды. И пришло понимание, что вышел на берег не я. Часть меня навсегда уплыла во всплывающее на горизонте янтарное окно, чтобы смотреть оттуда на одинокого человека на берегу, который теперь точно знал, что его душа когда-то была дельфином.