Дождь заливал Лос-Анджелес так, будто у небесной канцелярии кончились синие чернила, и в ход пошли сплошные серые. Я сидел в своем офисе, рассматривая пятно на потолке, которое с каждым днем все больше мне напоминало профиль моего бывшего шефа. Внезапно дверь с треском распахнулась, впустив порыв влажного ветра и клиентку.
Она была из тех, кого принято называть «блондинкой за тридцать» — с ногами до подбородка, в норковом манто, от которого пахло деньгами и дорогим парфюмом с нотками отчаяния.
— Вы Рик Варгас? — голос у нее был хрипловатым, как у джазовой певицы после бессонной ночи.
— А кто же еще? Санта-Клаус в отпуске, — брякнул я, указывая на стул. — Чем могу служить, мисс…?
— Флеминг. Моника Флеминг. Моего брата, Арчибальда, нашли мертвым в его студии. Полиция говорит — самоубийство. Чушь!
Она выложила на стол пачку хрустящих банкнот. Они пахли лучше любого парфюма.
— Арчи был художником, — продолжила она, закуривая. — Эксцентричным. Его студия — это бункер сумасшедшего: зеркала повсюду. На стенах, на потолке… Он говорил, что ловит в них «истинные формы». Полиция нашла его сидящим перед огромным зеркалом, на котором он кровью нарисовал какой-то идиотский символ. Как будто бы прощальная записка.
— Звучит как дешевый трюк из фильма ужасов, — проворчал я.
— Именно! Но я знаю, его убила эта стерва, Анита, его модель и моя бывшая лучшая подруга. Она его обобрала, а теперь, боюсь, добила. Докажите это. И найдите последнюю картину Арчи, — Моника протянула мне снимок — Ему за нее предлагали пятьсот тысяч баксов. Студия Арчибальда Флеминга напоминала не то бальный зал, не то кабинет иллюзиониста. Зеркала искажали пространство, дробили его на тысячи безумных осколков. Посреди этого хаоса, на полу, мелом был очерчен контур тела. Напротив — пустое кресло и то самое зеркало, с засохшим коричневым рисунком, напоминающим клубок разъяренных змей.
Ко мне подошел усатый детектив Брикский в помятом плаще.
— Варгас? Опять вляпался во что-то? — буркнул он. — Бросай, это самоубийство. Художник-неудачник, депрессия, театральный жест. Дело закрыто.
— Меня больше интересует, куда делась его последняя картина, — сказал я, оглядываясь. — Говорят, он писал нечто гениальное. А здесь — ни одного холста.
Я подошел к зеркалу. Рисунок был хаотичным, бессмысленным. Я отступил на пару шагов, и мой взгляд упал на другое зеркало, висевшее сбоку под странным углом. И тут случилось это.
В его отражении кровавый рисунок преобразился. Искаженные линии сложились в идеально четкий, узнаваемый образ. Это был чертеж. План подвала с потайной комнатой, помеченной крестиком.
— Ну что, Шерлок, нашел улику? — ехидно спросил усатый детектив.
— Улику? Нет, — отозвался я, уже направляясь к выходу. — Но, кажется, нашел кое-что поинтереснее. И передай своему начальству, что Анита Опаллин вышла на связь. Думаю, они помнят это имя.
Брикский присвистнул.
— Та самая? Которая три года назад провела старика Ван Дер Била на полмиллиона? Так это ее новые художества?
— Похоже, она сменила профиль с мошенничества на убийства, — бросил я через плечо. — И повысила ставки.
Подвал вонял сыростью, краской и страхом. Я отодвинул грязную холстину, прикрывавшую потайную дверь — идеально вписанную в стену, заметную только тому, кто знал, где искать. Дверь была не заперта. Я вошел.
Комната была логовом алчности. Десятки картин, прислоненных к стенам, — шедевры, за которые могут убить. И в центре, залитая светом единственной настольной лампы, стояла та самая, последняя работа Арчибальда — ослепительная, яркая абстракция. А перед ней, как перед алтарем, металась Анита. Она лихорадочно срывала с картины упаковочную пленку, дрожащими пальцами. Рядом на полу лежал открытый деревянный ящик. Анита заметила меня, когда я уже почти дошел до стола.
— Знакомые всё лица, Анита, — сказал я тихо, останавливаясь. — В последний раз ты так же суетилась, пытаясь запихнуть в чемодан бриллианты Ван Дер Била, пока я ломился в дверь твоего номера в «Беверли-Хиллз».
Она замерла. На ее лице не было удивления, только холодная, отточенная ненависть.
— Варгас, — произнесла она мое имя так, будто это было ругательство. — Рыцарь в сияющем пальто, нанятый обманутыми стариками. Я думала, ты уже сгнил в каком-нибудь дешевом пансионате. Ты опоздал на собственные похороны, Варгас. — ее голос был тонким, как лезвие бритвы. В ее руке, словно само собой, возник маленький, но смертоносный револьвер.
— Любуешься?
— Признаю, зрелище завораживающее, — сказал я, медленно делая шаг вперед. — Особенно твоя паника. Бежишь? Усатый коп наверху наверняка уже вызвал подкрепление. Шум от того, как ты пытаешься запихнуть гениальность в ящик для посуды, слышен аж на улице.
— Он был гением! — выкрикнула она, и в ее глазах вспыхнула странная смесь ненависти и одержимости. — Но он не понимал, что такое его талант! Он прятал их, эти картины, как драгоценности, говоря, что мир еще не готов! Я его готовила, этот мир! Я находила покупателей. А он вдруг решил, что стал слишком коммерческим!
Он хотел все вернуть, все уничтожить!
— И для этого нужно было его убить? — спросил я, медленно приближаясь. Я кивнул в сторону невидимого этажа, где нашли тело. — С помощью какого-нибудь тяжелого и удобного предмета? А потом обставить все так, чтобы это выглядело как театральное самоубийство сумасшедшего художника? А рисунок на зеркале?
— Это был ключ! — она истерично рассмеялась. — Его последний, жалкий ребус! Он всегда так делал — прятал планы в искажениях, в отражениях! Думал, что только он один умеет смотреть под правильным углом! Я знала, что он оставил карту этой комнаты. Просто нужно было... правильно прочитать его послание.
— И ты прочитала, — констатировал я. — Поздравляю. Теперь ты и наследница, и беглянка.
Она убийственно сверкнула глазами.
— Знаешь, Анита, — сказал я, ухмыляясь, — твоя подруга Моника платит щедро. Но, полагаю, награда за найденные картины будет куда существеннее. Так что, с точки зрения финансов, ты мне сейчас даже полезнее. Но вот усатый господин наверху, — я кивнул на ступеньки, — он со мной, пожалуй, не согласится.
Она направила ствол прямо мне в грудь. Ее рука почти не дрожала.
— Сейчас я возьму эту картину, — она указала на нее подбородком. — А ты останешься здесь. Навсегда. Полиция решит, что частный детектив погиб в перестрелке с грабителями, которые и убили бедного Арчи.
— Отличный план, — я ухмыльнулся, медленно поднимая руки. — Почти как у твоего покойного друга. Театрально и с фатальным изъяном.
— Каким? — ее брови поползли вверх.
— Тот самый усатый коп, детектив Брикский — я сделал паузу для драматизма. — Он не наверху. Он прямо за этой дверью. И его слух, испорченный годами службы в шумных районах, все же достаточно хорош, чтобы расслышать слово «перестрелка».
Ее глаза на мгновение метнулись к двери. Этого мне хватило. Я не стал бросаться на нее — с револьвером в трех шагах это самоубийство. Вместо этого я резко махнул рукой, и тяжелая настольная лампа с грохотом полетела на пол, погрузив комнату в кромешную тьму.
— Сука! — завизжала она.
Выстрел ослепительно белым пламенем разорвал темноту, пуля со свистом врезалась в стену над моей головой. Я уже катился в сторону, к груде рам. Второй выстрел. Третий. Она палила наугад, ослепленная яростью и страхом.
Внезапно дверь с грохотом распахнулась, выхватывая из мрака силуэт Аниты, застывшей в позе стреляющей дивы.
— Полиция! Бросай оружие! — прогремел знакомый голос усатого.
Она обернулась, и я увидел ее лицо в полосе света — искаженное отчаянием, понимающее, что игра проиграна. Ее рука с револьвером медленно опустилась.
Я поднялся с пола, отряхиваясь.
— Что, Брикский, — сказал я, подходя к нему. — Говорил же, что это не самоубийство. А ты не верил.
Усач фыркнул, наблюдая, как полицейский заламывает Аните руки за спину.
— Повезло тебе, Варгас. Как всегда. Хотя, черт возьми, — он окинул взглядом картины, — ты, кажется, раскопал целую мумию в этом египетском захоронении.
Я подошел к последней картине Арчибальда. В свете фонарей она играла новыми красками.
— Да, — тихо согласился я. — Только мумия оказалась очень даже живой. И очень, очень опасной.
Я посмотрел на Аниту, которую уводили. Ее взгляд был пуст.
На следующий день Моника Флеминг сидела в моем кабинете, ее глаза сияли.
— Вы были великолепны, Рик! Как вы догадались?
— Элементарно, мисс Флеминг, — протянул я, наливая виски. — Ваш брат был не сумасшедшим, а талантливым художником. Он не писал прощальную записку. Он оставил карту. Но карту, которую мог прочитать только тот, кто смотрит на мир под правильным углом. Как и он. Как, впрочем, и я.
— И что же было на этой карте?
— Путь к его настоящему сокровищу. Которое, кстати, теперь все Ваше. А что до Аниты… — я сделал глоток. — Ей теперь предстоит долго смотреть на мир через решетку. Думаю, это отличная возможность поразмышлять над своими ошибками. Особенно над той, когда она связалась с частным детективом, у которого счет за аренду офиса просрочен на месяц.
Она рассмеялась, положив на стол новый, еще более толстый конверт.
— Знаете, Рик, Вы — единственное зеркало, в котором я вижу правду.
Я проводил ее взглядом, поднял бокал к пятну на потолке, все больше и больше напоминающему мне моего бывшего шефа.
— За Зазеркалье, — провозгласил я в пустой комнате. — И за то, чтобы оно, предпочтительно, оставалось на моей стороне.