Дети сидели на толстом спиленном дереве спина к спине, уткнувшись каждый в свою книгу. Роберт штудировал научно-популярную энциклопедию по биологии человека, Вероника — историю расшифровки Розеттского камня.
Им было по тринадцать лет, и жажда великих открытий захватывала их с головой. Скорей бы закончить школу!
Время действительно бежало быстро.
И вот Роберт, уже биолог-первокурсник, взахлеб делится с Вероникой своими переживаниями:
— Мы чудовищно отстаем от жизни. То, что написано в наших учебниках, уже нуждается в дополнениях. То, что мы будет проходить через год, к тому времени устареет лет на десять. Каждый день люди по всему миру продвигаются в своих научных исследованиях на шаг вперед! Как мне их догнать?
Вероника согласно вздыхает. Правда, в ее области — лингвистике и филологии — мир меняется не так быстро. Но, во-первых, и в древних языках остается еще уйма неразгаданных тайн. А во-вторых, живых языков — невероятное множество! На их изучение требуется время, а ограничиваться жалкими двумя-тремя языковыми парами кажется ужасным пренебрежением к богатству мира.
Постепенно в ход пошли все известные программы, методики и рекомендации по изучению языков и тренировке памяти. Вероника увлеченно изобретала собственный способ. Временами тестировала его на Роберте: ребята дружили по-прежнему и искренне интересовались занятиями друг друга.
Время словно полетело еще быстрее. Магистратура, аспирантура, защита…
И наконец ясным летним днем два молодых кандидата наук снова сидели на спиленном дереве, обмениваясь новостями и поедая испеченные Робертом медовые печенья — было у него такое хобби.
— Что ты теперь планируешь делать?
— Пока не решил. Работа по гранту закончена, и у меня теперь своя лаборатория… Но я хочу поменять тему исследований. А как твои студенты?
Вероника покачала головой. Ей нравилось преподавать, но отношение многих учеников к работе ее не радовало.
— Они, похоже, считают, что, раз уж приходят на урок и тратят на него свои драгоценные полтора часа, то все остальное — моя задача. Как будто я могу выучить язык за них! Да если б я умела передавать свои знания без усилий с их стороны!— усмехнулась Вероника, пытаясь подавить раздражение.
После этого разговора Роберт не мог ни на чем сосредоточиться.
Шутка Вероники не шла у него из головы, и чем чаще он думал о ней, тем меньше она казалась всего лишь шуткой. В самом деле, почему нет? Почему?! Разве не делают сейчас люди каждый день то, что когда-то казалось невозможным? Как часто вчерашнее невозможное становится завтрашней рутиной!
И молодой ученый принялся за работу.
«Время! — думал он, просматривая списки последних исследований по физиологии высшей нервной деятельности. — Если моя работа удастся, я подарю следующим поколениям самое драгоценное, что есть в мире — время!
***
— Я счастлив представить вам сегодня итог работы нашей лаборатории. Десять лет — рекордно короткий срок для результатов такого уровня.
Вероника улыбалась со своего места в первом ряду, счастливая и гордая за своего лучшего друга. Его изобретение перевернет весь мир, оно займет место среди величайших достижений науки!
— ГипноЛогос— программа, которая позволяет передавать выбранную информацию от одного человека к другому практически мгновенно. Обучаемый вводится в состояние, сходное с гипнозом…
Меньше чем через год после той конференции ГипноЛогос ворвался во все сферы жизни, открывая людям невероятные возможности.
Обучение в школе свелось к посещениям раз в несколько месяцев: во время этих «уроков» учителя передавали школьникам информацию согласно учебному плану. Через неделю полученные знания проверяли на экзамене. Школьная программа стремительно сокращалась по времени.
Профессии теперь не столько получали, сколько покупали: достаточно было найти специалиста с соответствующей квалификацией, который соглашался продать нужные навыки. Конечно, за большие деньги. Но и счет пошел не на годы — на месяцы.
Сложнее было с мышечной памятью. Пока что удалось достичь результатов только в обучении базовым навыкам. И будущий хирург, к примеру, по-прежнему должен был проводить часы и дни, обучаясь работе с инструментами.
— Но, по крайней мере, они избавлены от многолетней зубрежки теории. Полгода на «скачивание» и обработку информации — и вместо латыни и анатомии можно включаться в новейшие исследования и развиваться непосредственно в своей области!
Роберт, торопливо размешивая сахар в кофе, делился с Вероникой последними новостями по работе программы и ее усовершенствованию.
Вскоре Вероника тоже начала работать с ГипноЛогосом. Теперь ее студенты, которым надо было «скачать» язык для поездки или работы, не связанной с лингвистикой, и в самом деле могли не прилагать усилий для учебы...
Первые годы Роберт не мог нарадоваться на свое детище.
Однако время шло, а ожидания ученого не спешили оправдываться. Да, дети быстро изучали школьную программу, и она навсегда оставалась в памяти. Да, у студентов теперь была возможность почти сразу принимать участие в серьезных работах. Но где результаты? Где открытия молодых специалистов? Где проекты, имеющие международное научное значение? Почему даже в его собственной лаборатории, с его собственными студентами, которых он лично учил в ГипноЛогосе,— почему там до сих пор нет никого, кто мог бы дальше развивать уже начатые работы?
И все эти мелочи, странные случаи… Вроде того, что — это заметила Вероника — если на момент обучения в программе «донор» владел ошибочной информацией, то потом дополнить или исправить ее в памяти обучившегося с каждым годом становилось труднее.
Роберт снова и снова возвращался к своим разработкам.
Прошло еще двадцать лет..
***
Вероника нашла профессора в лаборатории. Он сидел за столом, закрыв лицо руками.
— Роберт!
— Привет. Хорошо, что ты пришла.
— Мне сказали, что ты поговорил с каким-то студентом, и он тебя чем-то настолько напугал, что ты отпустил всех посреди дня и заперся тут. Роберт, что случилось?
— А что именно он сказал, тебе не передали? Нет?
Роберт поднялся со стула, прошелся по комнате, налил в стакан воды. Вероника заметила, что руки у него подрагивали.
— Я привез новый датчик для регистрации активности разных участков мозга… В смысле, действительно совсем новый, понимаешь? У нас таких никогда не было, он работает иначе, показывает больше параметров… не важно… У него там инструкция…она, кстати, не такая уж сложная…
Вероника слушала, не перебивая: было видно, что старый профессор крайне взволнован.
— Я попросил этого студента провести на новом приборе одно измерение… показал даже нужное место в инструкции! А он… он несколько раз попытался… а потом крикнул «ну закачайте мне ее, я не могу в ней разобраться!». Понимаешь? Он не смог! Его мозг оказался не в силах самостоятельно обработать эту информацию! А он... молодой совсем мальчик… с детства учился в ГипноЛогосе… И вот результат: он знает не меньше своих учителей, но сам не способен изучать новое даже на уровне инструкции от прибора!
— Но ведь он такой один? Остальные же могут?
Вероника сразу поняла страшную правду, но признать ее вслух не хватало духа.
— Он просто первый. Потом появятся и другие, их станет все больше. Нет, с этим нужно покончить. Немедленно. Пока еще не поздно. Молодой мозг пластичен, при достаточном усердии и тренировке он сможет восстановить свои функции.
— Тебе не дадут,— грустно заметила Вероника.— Пока ты будешь им доказывать, пока они все согласуют… И все равно будут требовать сохранить программу хотя бы частично, с ограничением по возрасту и, может, по частоте использования… Это ведь золотая жила!
— Конечно. Поэтому я не буду никого спрашивать.
Роберт пошел вглубь лаборатории, отпер дальнюю дверь, включил свой личный компьютер, ввел несколько паролей… Щелкал по диалоговым окнам, пока не добрался до красной надписи Cancel. Нажал. «Вы собираетесь удалить программу на всех устройствах»— предупредила машина. «Нажатие этой кнопки приведет к удалению программы, подтвердите действие»… Вероника видела: когда Роберт нажал на последний, четвертый крестик, у него по щеке текла слеза.
***
Полгода спустя мир вынужденно возвращался к прежней жизни.
Вероника заканчивала работу над новым методическим пособием и преподавала языки, причем ее требования к студентам заметно возросли.
Именно Вероника убедила Роберта, погрузившегося в апатию и угасание, вновь открыть лабораторию и вернуться к работе и преподаванию.
Про ГипноЛогос по негласному уговору старались не вспоминать.
Первый день сентября выдался солнечным и теплым.
Вероника заварила чай. Роберт поставил на стол тарелку с медовым печеньем.
— Боже мой, это то самое? Ты не готовил его уже лет тридцать.
— То самое. Помнишь, как ты пыталась сделать такое же и никак не могла его повторить?
— Да, а потом ты предложил мне протестировать на его рецепте свою программу,— рассмеялась Вероника.— Правда, даже после этого оно у меня получалось не так, как у тебя…
Недосказанная мысль больно кольнула обоих. Как если забыть про свежий порез на пальце и полезть рукой в банку с рассолом за последним соленым огурцом...
— Да,— Роберт горько усмехнулся, отвечая на то, невысказанное и повисшее в воздухе,— это была прекрасная идея: подарить людям не только знания, но и годы времени, чтобы они получили результат всей нашей жизни за пару лет, чтобы шли дальше — молодыми и полными сил! Чтобы новым Фаустам не приходилось продавать души дьяволу… Но в итоге получилось именно так, только продал я не свою душу, а их молодые головы…
Вероника ласково тронула его за плечо.
— Ты хотел создать лучший мир. Ты совершил огромный прорыв в науке. Да и ведь ничего непоправимого не произошло,— добавила она, кивая на открытое окно. Оттуда видна была школа, куда с гомоном стекались дети с огромными букетами.
— Да. Так будет лучше,— прошептал Роберт, всматриваясь в ручеек разноцветных ранцев. Они сами — Фаусты. Только свободные.