Мне не приходится гордится своей жизнью. Я прожил её просто. В бесконечном труде я нашёл забвение, ведь в большом мире мне не нашлось места. А может, я просто не столь усердно искал его, как другие? Ещё в конце школьных лет я осознал, что не знаю, чего хочу от жизни, чем хочу заниматься и чего достичь. Я не желал работать, ведь в силу некоторых обстоятельств, которые тебе известны, у меня привилось отвращение к труду, которым я не желаю заниматься. И с тех пор я искал, но искал не в миру, а в себе самом. Возможно, это моя главная ошибка. Так прошло несколько лет и я едва не сошёл с ума от мыслей, что, порой, тяжелее всего. В итоге я вернулся туда, откуда прибыл, вернулся к тому, что ненавидел и.. остался. "Здесь моё место", подумал я тогда и может быть не ошибся? Ведь ты спросил, "нашёл ли я радость в дарованной жизни?". Кажется, нашёл.
Когда мне перевалило за сорок, родители умерли. Сначала мама, оторвался тромб, потом отец, рак лёгких(какой же он был куряга у меня!). Сестра давным давно уехала в город и, раз не прибежала, поджав хвост, как я, значит, нашла себе место. Повезло, но я не завидую. Она у меня умница. Много работала и старалась изо всех сил. Гораздо больше, чем я. Как она там, кстати? Ах, я отвлёкся. Так я остался один. Унаследовав хозяйство, я решил, что продолжу им заниматься до смерти. Первое, что сделал, утеплил дом. Он уже был ни к чёрту. Зимой его протопить как следует было невозможно. Холод проникал из всех щелей. Как сейчас помню, этот первый момент: я поднялся, так как завершил работу, и огляделся. Солнце ярко освещало все село. Ветерок слабо обвивал тело, а ветки деревьев едва-едва колыхались. В саду росла яблоня и аромат свежих только распустившихся почек проник в лёгкие. И вот смотря на всю эту красоту, я осознал, что одинок. Родных в деревне никого не осталось. Сестра не звонила уже несколько месяцев, а друзья... да у меня их и не было. Я совершенно один в этом мире! Понимаете? Думаю, известно какую печаль я должен был почувствовать, но вместо неё меня накрыла тихая радость. Такая, как зарождающийся огонёк: едва колышущийся, еле заметный, кое-как согревающий. Я думаю, это сам мир сказал мне, что не оставил меня. Или же это был ты? Позже, буквально через несколько мгновений, меня отвлёк наш почтальон, Витька Передолов. Пришёл, как сказал, проведать меня, но мне то известно, что выпивоха он ещё тот и бегает ко мне только из-за настойки. "Которая до костей пробирает и любой водки лучше", говорил он. Тем не менее человеком он был хорошим. Сели во дворе, поговорили(в основном он, так как новостями был полон всегда), и выпили. Потом ещё сосед заглянул. "Уж больно громко смеётесь, господа. А, Витька, опять пьёшь? Да от тебя отец живого места не оставит!"
"А вы ему не говорите, дядь Вань."
"Да я то не скажу, а вот перегар твой утренний скажет."
"Дык, я у Нинки переночую и шито крыто, дядь Вань"
"А впустит ли? Или уж помириться успел с ней?"
"А то!"
"Тогда жаль мне тебя, Витька, ух, как жаль, ведь как раз до меня слух дошёл, что к Нинке сегодня какой-то молодец ночью через окно влез, а она на весь двор хихикала."
Не догадался наш Витька, что врёт Иван, как дышит, и со всей дури рванул на другой край деревни к своей пассии. Ну а мы с соседом тихо мирно допили настойку и разошлись. Так тот день и закончился.
С тех пор меня и не оставляла радость следующего дня. Просыпаешься, хоть зимой, хоть летом, видишь, что скот ходит, сарайчик стоит, в доме тепло и думаешь:"Мне этого хватит, мне этого достаточно." И веришь этому, и всем сердцем чувствуешь, что это правда, что так и есть.
Помню, особо остро чувство стало проявлятся в бане. Я её во все времена любил. В этом первородном жаре было что-то особенное. Там, вместе с потом, выходила вся внутренняя грязь. Дурацкий мысли, болезни и грехи. Всё выжигал из тебя этот непримиримый противник холода. Бывало, выйдешь, прогревшись до самых костей, из бани. Ночь. Тишина. Большая часть скота спит и люди, один за другим, отключают свет и падают в кровать, чтобы набраться сил на завтрашний день. А силы нужны. Через неделю покос. И вот, наблюдая за засыпающей жизнью, вдруг остро осознаёшь, как прекрасна жизнь, как радостно наблюдать за ней и быть её частью, пусть едва лишь заметной, пусть едва в ней участвуя и пусть существуя лишь на её краю. Нет! Так даже лучше, ведь удобнее наблюдать и радоваться тому, что наблюдаешь. Наверное, в этом радость жить одному. Наверное, в этом радость одиночества. Мы, корабли, потерявшие из виду маяк, рады и тому, что видим тех, кто не потерял.
Но, признаюсь тебе, Господи, что моментами посещали меня мысли другого толка. В секунды чистой откровенности перед самим собой я мечтал разделить своё существование с тем, кто меня понимает. Я представлял, как с нею, мы тихо живёв, радуясь бурной жизни других. Я представлял как она, часть моей неполноценной души, чувствует всё, что чувствую я. Как смеётся, выбегая из жаркой бани, и прыгает в снег, как сидим мы на крыльце дома и часами наблюдая за звёздами, молчим, как, не спеша, вдвоём, работаем, пока не сядет солнце. И в этом я грешен, Господи, ведь когда у меня был шанс, из ревности к своей неделимой тихой радости, отказался от мечты, которую хранил столько лет. В ревности грешен я, Господи, и за это готов ко всему!
"Не переживай, дитя, ибо Я Всемилостлив и прощаю тебя, ведь грех твой вовсе не том, что ради одной мечты ты отказался от другой, а в том, что забыл."