Москва
15 декабря 2001г.
Здравствуй, Вилл.
Уже с наступающим… Пока письмо и сборник дойдет заказной бандеролью. Некая сумятица, решила, отвечу на письмо: «Привет, а я знала, что так будет». Тебе, спасибо, Вилл! Я тоже, словно впервые, прочла и с удовольствием! Будет наличка, вышлю еще, оставишь на память себе (дочери?! вырастет же). Очень мелкий шрифт, а моя память во всех рассказах. Роман о художнике тоже о нас, как это ни грустно, но и светло. У меня еще будет утонченная жестокость, которой никто из жертв не заметит. Напишите об этом стихи, сударь.
Я в медлительной задумчивости над формой нового романа. Таки мадам иногда умеет думать. Какой жанр я еще не пробовала? Загадочно бессюжетный? Нестерпимая боль в реалиях уводит в фэнтези. Мы из другого мира, никак не прирастаем к земному, обыденно-больному восприятию трагедий.
Я настаиваю, что твои слова пропасть не должны, поэтому я коварно храню твои высказывания для новой части «Пост мортем». Извини, без тебя не клеится.
Приезжай! Надо выбраться обязательно!
Я-то не очень мобильна даже для дачи, и мне просто лень выйти из дому. А под настроение всё дается легко, не в осуждение «человека настроения». А музыка восхитительная Antonio Vivaldi. Concerto in C minor for Flute, String Orchestra and Continuo! Купила диск, наслаждаюсь, утихомириваюсь.
Я такая же, но просто знаю, что обязательные вещи следует делать сразу, дабы меньшей кровью. А так всё прекрасно, в рабочем настрое. Сегодня, видно, тоже поздно лягу. Напиши, когда сможешь, я на телефонной связи. Целую так, как ты не знаешь, как я могу поцеловать – страстно и с чувством. И я не кусаюсь, тебе показалось (в рассказе).
Душа живет нежностью неутолимой.
Целую, т.Лючи
***
Город ЭнСК
4 января 2001 года
С Новым годом, мадам, с наступающим Рождеством, Крещением Господним, святками-колядками и всем тем, что мы встретим в молчании и мыслях друг о друге!
Вы заметили, что праздники наши стали грустнее обычного. Первым делом я включаю новости, узнать, всё ли мирно в столице?! Сие печально, но мы живы, назло всем врагам. Когда-то я обещал нам, что однажды мы проснемся знаменитыми. Я был дурак. Надо было загадать: всегда просыпаться рядом!
Мы перестали любить затяжные праздники, мне тревожно. Я отвожу дочку к маме, она знает, как правильно вести себя, помотавшись за отцом по всем кавказским гарнизонам. Я знаю жизнь военных не понаслышке, под «труба зовет» я просыпался каждый день. Занесло же нас, раскидало по Союзу…
Жаль людей, пропавших без вести, проведение спецопераций по горным ущельям затруднительно. Здесь всегда было опасно. Местные знают, как толкуют ныне джихад, это уже не борьба со своими пороками на пути к Аллаху (с ложью, развращенностью и т.п.), а идеология бандитов «священной войны» с неверными, то есть с нами. Война коварная, неизбежно жестокая. А на арабском джихад означает усердие в работе, учебе и так далее, никак не агрессию.
Берегите себя, мадам, и звоните. Скорых писем и открыток не жду. Рад, что заказное не пропало. Беспечность питерских посиделок кануло в прошлое, счастливое неведение будущего с талонами в руках на мыло.
Я стал суров, хоть давно измучен до крайности.
Целую крепко, т.Вилл.
***
Москва
1 января 2002г.
С Новым годом, Вилл…
Я не сплю, петарды рвутся, кошки боятся, включила им вальсы Шопена, пишу в постели – на коленках, сразу прости за почерк. Взвывают автосирены, им подвывают собаки на всех этажах. Скажем так: не скучно. Сын смылся в ночной клуб, взял сто баксов на такси. Не уверена, что этого хватит доехать до метро.
Что новый год нам готовит? Что нам пожелать?! Мира в душе, в семье, в мире, здравия и здравомыслия. Затяжные каникулы мне на пользу. Хочется лежать, читать, кошек гладить, глазея в окно, пить кофе с сигаретой, думать ни о чём, созерцая любопытных синичек на ветках заиндевелых. Столько потрясений, совсем не хочется толчеи на улице. Вернуть бы серые советские будни, распахнутые души в трепотне на кухне о высших материях, новом самиздате, детских глупостях…
Невозвратно.
Маховик разрушения остановить непросто, весьма непросто. Даже не пишется, мысли летят к тебе, фантазии не хватает представить твой быт, вернее, место обитания.
Горы… что это, как пахнет?
Открытки трудно представить реальными. Пожалуй, не мое, не прельщает чужая красота. Не волнуйтесь за меня, ничегошеньки со мной не случится, при всей моей хрупкости я человек стойкий, жесткий, но не по мелочам. Совсем суровый птичк стал, нет отдохновения и полета. Даже не обещаюсь писать письма, живой голос больше радует…
Твоя Лючи.
***
Я часто (отвлеченно) думаю, что наши невстречи и есть тот «жар души», растраченный на творческое горение. Как сочинители, мы не верим в дружбу между женщиной и мужчиной. Дружеская любовь? Не для нас.
Ну, вот мы свиделись?
Что дальше?
А в том-то и дело, что нет будущего в земном бытии для нас двоих. И как?! Мы сможем разомкнуть объятия или не прикоснемся (неужели?!) к своей грезе. Иного ждет от нас Создатель. Не я твоя птица вдохновений, ты не мой муз (если говорить о вдохновителе)…Наши образы собирательные, они внутри нашего осознания жизни. Небольшая ретушь и сугубо личное становится неузнаваемым, обобщённым, доступным читателю. В моей душе ты живешь, но ты себя иначе представляешь, чем я. И наоборот. Я была когда-то нежной, но это ушло. Или так и не стало главным для меня. Загадочный свет выручает нас в тяжкие минуты и это прекрасно…
Звучит, как прощальное письмо, пугающее тебя. Не переживайте, сударь, ничего судьбоносного я не планирую, просто скучаю о Вас. Без тоски, без слёз, не ожидая утешения в несбыточных обещаниях. Зная вашу ситуацию, мне бы давно пора прекратить отвлекать Вас от забот. Вы тратите на меня самое драгоценное в жизни – все душевные силы. Получается, что я обкрадываю благоверную супружницу Вашу. Я-то умею ценить уединение, а ей сие невыносимо. Уж поверьте, это именно так. Чувствую себя – леди Вамп. Не беспокойтесь, совесть меня не загрызла, я только показываю, что мы перешагнули черту, мы друзья, коллеги по перу и безумию… Почти по-Чехову.
Да, судьбы жестоки, покажется со стороны. Стоп, ненавистные соглядатаи!
Чужой взгляд практичных людей. Трагизм личных переживаний в несогласии с внешней реальностью. Думаю, достается всем, но мало тех, кто задумывается.
Мы – актеры, застывшие перед выбором, но мы решили не выбирать, а жить в иллюзии, что третий звонок еще не скоро прозвучит. Мы так искренне верим в это! Конечно, мы же актеры, всякий вечер играем разные спектакли, берем многозначительные паузы и так настойчиво убеждаем окружающих, что мы – это мы… И на бумаге, и в чужих реальностях (или тоже в иллюзиях?). Массовость двадцатого века нивелировало личное, а ныне потребительство заменило духовное.
Почему-то ночью словоблудие охватывает крепче, чем днем?
Пора бы укладываться, а я наговориться с Вами не могу. Вся жизнь, как сон или обман, наверно, забываем жить сейчас, споткнувшись о смертную жуть реальности.
Наш роман нескончаем, но мы уже скатываемся в описание трагедий, письма датируются от теракта к новой беде.
Нет музыки в душе, нет и слов, а без любви, что за роман?!
Страх, отчаянье, массовая культура, нивелирующая личность. Это уже совсем по Кьеркегору. Пропала уверенность в правоте желания соединиться. Бесконечность посмеялась над нами вместе с высшим суфлером. Нас вынуждают согласиться, что правы оказались мартышки-насмешницы? Многообразие нас утомило, нам больно врозь, нам больно вместе, и отсечь прошлое не получается. Мы только об этом и пишем, сударь.
«И из собственной судьбы я выдергивал по нитке!» Помните романс Окуджавы, с которого всё закружилось и заплясалось. Колдовское очарование литературы в жизни, а мы, всё еще удивленные дети, хотим остаться в прошлом, где все были молоды, беззаботны, живы…
«Так не бывает!» – твердят нам соглядатаи.
Еще раз – стоп! Это пауза, антракт, если вам угодно…
Продолжение следует.