17-ое сентября 1995 г.
Город NN, С.К.
Мадам,
Мой галоп легко переходит на иноходь, сие меня радует, как и ритм (частота!) получения Ваших писем, обещаете молчать «из мести» и присылаете Ваш голос. Грешница моя ненаглядная, пишет к Вам неисправимый грешник. Очень напугало меня письмо и, если бы не звонок, что всё уже давно позади (операция и прочее), я бы начал паниковать. Сам, конечно, хорош, отправил рассказ и увяз в домашних бедах.
Простите мне мое нахальство, наглость, невезучесть, настойчивость, безумие, страх, предчувствия! Но я не смогу уехать до зимы. Я получил Вашу печаль в письме. Я так быстро ушел, шел проливной дождь, а я не позволил Вам проводить меня (ночью!).
Я с легкостью распрощался с учебой и теперь жутко жалею, что не послушался Вас. Хотя я должен поехать в Санкт-Петербург, чтобы увидеть сына. У меня есть еще две недели отпуска, равные вечности. Как восхитительно чувствовать себя свободным! Вы не устанете. Я буду бережен и нежен, я могу, Вы знаете… Вы тоже вспоминаете меня в эту минуту.
Письмо начато две недели назад. Невозможно. Когда Вы сие получите? Остается клясть Скупому (бедному) рыцарю себя за… Я не знаю, чем я так не угодил небесам?!
Начинаю перечитывать письма и отвлекаюсь: сразу многое, которое мне не охватить в одном письме. Поэтому не гневайтесь, если не отвечу на что-либо, ничто не останется безответным. Будет страшным грехом, если мы не встретимся в белых ночах, когда ночи как бы и нет, а только время для прогулок.
Я хорошо Вас вижу, мы одновременно откладываем перья, сгоняем кота с колен, ставим пластинку, я даже смотрю, лукаво отвернувшись, как Вы переодеваетесь в вечерний наряд, а музыка уже трогает первые раs… Танец продолжается. Мы не умрем. Не бойся ничего, родная.
Я прерываюсь на самом интересном месте, сгорая от нетерпения продолжить.
На обороте, привычно, стихи. Мы скоро встретимся. Интересно, что Вы сделаете с Асей? А жаль, что у нас не будет Вильки. Я даже привык к мысли, что он должен быть.
Пишите, Мадам! Лучшее избавление от болезни.
Целую, Вас…
***
11 ноября 95 г.
С.К.
Мадам,
Я счастлив, что Вы сразу позвонили после новостей о взрыве на Котляковском кладбище. Военный вирус или бандитские разборки, но и покойников не оставили в покое. Запугивание терактами мирного населения – старый приём, но человек живет своим личным, какой смысл смотреть на трагедии миллионов, расстраиваться о том, что уже не изменить. Нездоровая агрессия телеканалов, как бы смакующих кадры жестокости. Зачем? Чтобы слабонервные получили сердечный приступ? Или, чтобы народ зачерствел, привык. Природе человеческой противна кровь и смерть. Те, кто выжил на поле боя, каменеют, видя вновь кадры насилия, иногда теряют чувство реальности и звереют не в бою, а во сне. Кричат…
Смысл есть в том, чтобы себя сберечь, выжить вопреки всему в катастрофическом неверии… Я ведь не отрицаю, что мне жалко погибших, но и мне еще предстоит выживать среди горцев, растяжек, нищеты и продажности мира.
Я не хочу согласиться с Вами, но, видимо, поступлю по-Вашему. Возможно, не сразу.
А мы ничуть не изменились, не возмужали, только стали ранимей. Вы наивно жалеете Беллу и не понимаете, ибо так неразумно самоубийственное поведение, ведь (при всем бабьем идиотизме – ребенок всё видел, напугался), где же материнский инстинкт (думать не о себе)? Неохотно я обсуждал эту тему, Вы начали жалеть меня, а я этого не терплю. Я же тоже ломаю голову – боюсь за ребенка. Беда, что она и сама не понимает, что ее толкнуло в окно.
Господи! Не ведает, что творит. И я должен Вам обещать, что не брошу больного человека, ибо всегда надо поступать по-человечески?!
Лючи, ты оставишь меня ради нее?!
Ты не можешь оставить меня в прошлом. Я жив. Я здесь, я рядом с тобой всегда. Мы неразлучны, неразумны и молоды вечной молодостью абсолютных любовников! И твой робкий отчужденный звонок лишь подтверждает, что я прав. Мы не исчезнем никогда! Вы же знаете, что я схожу с ума, потому что еще не уехал к Вам (поэтому и не написал ничего). Но задал вопрос, читайте ниже: Пустота.
Глотая пустоту,
Впадая в бездну,
Не слышу крика
И окрика не слышу.
Не слышу слов,
Не чувствую опоры:
Сколь высоки –
Не вижу – горы.
И слёз не вижу.
Сказать нельзя,
Что ненавижу.
Сказать: живу –
Нельзя.
А чем дышу,
Глотая бездну,
Впадая в пустоту?
Целую Вас, Мадам, целую.
Вечно Ваш Виллиам Орд-н
***
1-ое ноября 95 г.
Москва
Привет, Вилл,
я вернулась домой, немного подрабатываю у коллег – позирую, студентов мало, торчат на Арбате, рисуют шаржи. Барды и поэты пляшут там же. Голодновато. Моя практичная подруга взялась искать варианты браков с квартирным обменом, то есть с однушкой, чтобы соседа отселить, а жить чинно с мужем в двушке. Эта разумность сводит с ума. Благо мой телефон постоянно занят, отловить меня сложно. Аппарат с автодозвоном дали для работы, я включаю громкую связь, чтобы сделать кофе на кухне...
Сокурсник делал макет рекламистам, а у них кто-то просил бабушку с телефоном. Так вот, я теперь за бабушку, сверяю информацию с отраслевым справочником. Всё же рухнуло – все связи... Оплата один рубль за рухнувший завод, три – за существующее предприятие с новым руководством. Также оплачивается межгород. Пачки квитанций на миллион «керенками», никто не отслеживает личные звонки. Поэтому мы с тобой говорим, без таймера.
Я им приглянулась. Выверяю контакты: Дальний Восток и Сибирь. Бессонницы идут в работу, часовые пояса для совы не существуют. Оказывается, два безработных геолога замутили справочник по черному золоту (для внутреннего пользования – станет общедоступным). Взяли двух подружек для набора текста и верстки, зарегистрировались издательством. Вот проверяем второй выпуск, пилотник ушел в прошлом году на ура.
Дилетанты теперь во всех сферах.
Оплата в конверте и выше, чем я ожидала, шеф успокоил, что это премия за скорость, до Нового года хотят сдать в типографию. Печать хорошая, глянцевая, скорее всего – финны. Коммерческая литература, информация теперь в цене. Я пока не выдала себя…
Что я пишу, где Ася (пишется иногда), смотри ниже: Тоска.
Между прошлым и будущим
Заблудились века.
Между пошлым и будничным
Разрыдалась тоска.
Вслед за радостным окликом
Тонкий посвист бича.
Звонким яростным обликом
Рубят взмахи меча.
Где же смолкнут прелюдии,
Где споткнется мечта?
Боже, – шепчешь, –
А люди ли?..
В суете
С суетой –
Суета.
Мы на вершине перевернутой пирамиды. В выходные не жди звонка. Хоть жена и не встает, но твое лицо выдаст тебя. Сочувствие бесполезно, а ухаживать за больным не каждый способен. Убедилась на своей шкурке. В семье благоверного могут вкусно накормить, но от уколов шарахаются, уходят из комнаты, вместо помощи. Крестная сына может всё, но только в выходные… Дома брат хладнокровно вколет обезболивающее, привезет-увезет, невестка накормит, отец утешит байками, а мамуля возмущена, что я слишком много внимания уделяю недомоганию.
Нет, я слишком самостоятельный ребенок, сбежала от них. Ушла в работу.
Я рядом, просто перемолчи в ответ. Убеждать друг друга в чём-то нет смысла, нам спорить не о чем, к великому сожалению. Всё предрешено, предречено в «Траурной весне» еще до нашего знакомства. Мы отрабатываем сценарий ценой разлуки. Великая княгиня Разлука. Мы в ее власти – неразлучные любовники.
Целую, твоя Л.
***
30 ноября 95 г.
С.К.
Добрый вечер, доброе утро, добрый вечер, добрые сумерки.
Мы уже виделись?
О! Мы узнали друг друга?
Собственно говоря, я рядом и тебе снюсь. Как просто догадаться, почему конверт без марок, а письмо без помарок. Далее со мной произойдет «Морская болезнь», а ныне «Тetris erotica». Совершающееся, но не доверяемое бумаге.
Увы, или Слава Богу – счастливые мгновения собираются вместе и тают. Иного не бывает. Скуки нет, если существует предчувствие, чувство, предощущение, пред-предвкушение. И слово «скуш-ш-шно», произносимое с ленцой, что может быть приятнее? Разве что плохая погода или молчаливый попутчик в поезде. Старые добрые времена обладают фантастическим свойством: они никогда не умирают. Напротив – юнеют, наполняются живой водой воспоминаний.
Мадам,
ну разве не фантастика: Вы открываете почтовый ящик, а в нём конверт с письмом, конверт, не лишенный невинности агрессивным штемпелем.
Ваш вечный Виллиам