Уильям Фолкнер - автор серии романов о Иокнапатофе, исследователь сноупсизма как разрушительного инстинкта агрессивности и накопительства в специфически американском варианте, родоначальник новой традиции в мировой литературе. В Нобелевской речи (1949) Фолкнер отнес себя к единственной школе, которую он признавал, - школе гуманистов и призвал собратьев по перу "убрать из своей мастерской все, кроме старых идеалов человеческого сердца - любви и чести, жалости и гордости, сострадания и жертвенности, - отсутствие которых выхолащивает и убивает литературу".
Фолкнер создал роман полифонической структуры, со своим суверенным временем и конкретным пространством, в котором легко узнаются родные его места - городок Оксфорд, округ Лафайет в штате Миссиейпи, где писатель родился и жил. Штат Йокнапатофа стал в прозе Фолкнера универсальной моделью для познания человека в его борьбе с самим собой и своей природой, в его величии и слабости, человека и окружающего его мира, который он сам создает и от которого страдает. По внешним признакам романы Фолкнера региональны, они воссоздают жизнь Юга Америки, где писатель довольно уединенно прожил всю свою жизнь. В то же время, как он сам заметил, созданный им мир - это "своего рода краеугольный камень вселенной: если его убрать, вселенная рухнет".
Фолкнер не получил систематического образования и только два семестра проучился в университете штата Миссисипи. Работал на почте, железной дороге, плотничал. Став известным писателем, он любил называть себя фермером, который пишет в свободное от работы время. Разыскивавшие его журналисты часто заставали его на мини-тракторе. Фолкнер занимался самообразованием.
Во время беседы с преподавателями американской литературы в Токио в 1955 году он назвал книги, которые являются у него настольными. "Обычно, - сказал он, каждый год я перечитываю "Дон Кихота". Читаю "Моби Дик" раз в четыре или пять лет. Читаю "Мадам Бовари", "Братьев Карамазовых". Раз в десять или пятнадцать лет перечитываю Ветхий завет. У меня есть полный Шекспир в одном томе: я ношу его с собой и почти все время читаю оттуда понемножку. Почти каждый год читаю что-нибудь Диккенса и, тоже чуть не каждый год, что-нибудь Конрада".
Фолкнер написал девятнадцать романов, множество рассказов, два сборника юношеских стихов, книги очерков, эссе. Первый его роман "Солдатская награда" (1925) причислил автора к писателям "потерянного поколения", хотя отрицание войны у Фолкнера, не побывавшего на фронте, перекрывалось изображением страданий покалеченного летчика, слепнущего и теряющего память.
Округ Йокнапатофа, имеющий свою историю, постоянных обитателей, продолжателей одних и тех же родов - де Спейнов, Компсонов, Сарторисов, Сноупсов, свою географическую карту и единственного владельца - писателя Уильяма Фолкнера, впервые предстал в романе "Сарторис" (1929), чтобы в последующих книгах саги быть досконально исследованным на примере непростых, уникальных и в то же время в чем-то похожих судеб человеческих. Как и Фолкнер, имевший прадеда-плантатора, который воевал в Гражданскую войну на стороне южан, все персонажи саги - с Юга Америки, к которому у писателя было неоднозначное отношение. "Я люблю его и ненавижу, - писал он. - Некоторые явления там я вообще не приемлю, но я там родился, там мой дом". Юг Америки - это более двух веков рабства, это мир расколотый, подобно Иокнапатофе ("расколотая земля"), это капля черной крови, за которую могут преследовать и сжечь на костре, как это сделали с Джо Кристмасом из романа "Свет в августе" (1932).
Трагическая жизнь фермеров предстает в романе "Когда я умирала" (1930) в судьбе Эдди Бандрем, умирающей без медицинской помощи, познавшей в жизни изнурительный труд и так мало радости. Выполняя волю покойной, ее муж и дети везут гроб с ее телом в столицу штата Джефферсон, проходят испытания водой и огнем и на девятый день предают прах земле. Путь их поистине крестный, и, чтобы добиться масштабности в его изображении, Фолкнер ведет повествование от имени пятнадцати персонажей, разбивая книгу на пятьдесят девять фрагментов, каждый из которых дополняет мозаичную картину жизни фермерского Юга.
Семейству Сноупсов посвящена трилогия "Поселок" (1940), "Город" (1957), "Особняк" (1959), входящая в сагу о Йокнапатофе, Сноупсы приезжают в заброшенный поселок Французова Балка, где лучшие земли и власть принадлежат Билу Уорнеру, и скоро прибирают все к рукам. Особенно преуспевает Флем Сноупс, для которого накопительство - единственная и всепоглощающая страсть, переходящая в инстинкт. Он женится на дочери Уорнера, не зная, что такое любовь, и, будучи импотентом, спекулирует на чувствах жены и дочери, чтобы присвоить доставшееся им наследство. Затем он переезжает в Джефферсон, арендует домик на окраине, становится совладельцем ресторанчика, а через восемнадцать лет - президентом Торгово-Земелъного банка и после самоубийства жены обосновывается в особняке, принадлежавшем изгнанному им в итоге нечестной сделки Манфреду де Спейну. Здесь, в особняке, он будет убит Минком Сноупсом, тридцать восемь лет просидевшим в тюрьме и не простившим богатому родственнику безучастного к себе отношения.
Понятия .морали, сферы чувства и эмоций неприменимы к собственнику Флему, столь точно сконструированному Фолкнером, что он почти не воспринимается как живой человек. Флем - это функция накопительства, бесцветный, невзрачный человечишка, который вроде уже и не живет: он стал мертвым задолго до того, как Минк вошел в его особняк с ржавым пистолетом и единственной пулей. С холодным сердцем и умом, словно автомат, работающим на получение прибыли, Флем приносит окружающим горе и смерть.
Таковы в разной степени и все остальные Сноупсы, хотя не всем удалось разбогатеть так, как Флему. Вот как передает их безликость автор в тексте романа, описывая появление Сноупсов в поселке: "День уже клонился к закату, когда люди увидели, что с юга по дороге приближается фургон, запряженный мулами, а за ним длинная вереница каких-то странных, по-видимому, живых фигур, - в косых лучах заходящего солнца, они походили на пестрые, причудливые лоскутья, оторванные наобум от каких-то огромных плакатов, - быть может, цирковых афиш, - привязанные позади фургона, они двигались словно хвост воздушного змея". Эта вторичность по отношению к роду человеческому изображена и в гротескной сцене у князя Тьмы, которого Флем довел до ярости, искусно торгуясь о проценте за свою заложенную душу, от которой осталось лишь пятнышко, - так безвозвратно усохла она.
Пересказывая одну сюжетную линию, неизбежно упрощаешь Фолкнера. Его проза полифонична. Словно тропинки в лесу, в ней петляют, пересекаются с другими, пропадают и снова появляются десятки сюжетных линий, судеб людских. Они переходят из одного романа саги в другой. Одни и те же фамилии встречаются и в рассказах Фолкнера. Рассказывая о плантаторском Юге, бедных арендаторах и батраках, едва сводящих концы с концами, нещадно обираемых крупными хищниками, проза Фолкнера создает многоцветное мозаичное панно.
Сноупсизм как явление американского капитализма помогает Фолкнеру понять социальные явления, происходящие на Юге Америки. В романах Фолкнера - на это обращала внимание критика и читатели - много жестокого: чудовищные насилия ("Святилище", 1931), садистские убийства ("Свет в августе"), противоестественные страсти и кровосмесительство ("Шум и ярость", 1929; "Авессалом, Авессалом!", 1936).
"Писать только о хорошем в моей стране, - отвечал на вопросы об этих жестокостях автор, - значит ничуть не исправить плохого. Я должен говорить людям о плохом, чтобы они достаточно разозлились или устыдились - и могли исправить его".
Что же представляет собой полифонизм прозы Фолкнера? Почему Фолкнера до сих пор причисляют к труднодоступным писателям, писателям для критиков, а не для массового читателя? Последнего настораживает размытость сюжета, бесконечные возвраты к одному и тому же эпизоду, повторы, в которых теряется путеводная нить рассказа. Она тем более трудноуловима, что в прозе Фолкнера не один, а несколько рассказчиков. Описательность сводится к минимуму, главное - раскрытие образа изнутри, через внутренний монолог и потоки сознания. Таким образом, в романах Фолкнера - множественный угол зрения, и каждый из персонажей, подобно хористу, ведет свою партию, говорит о своем видении одного и того же события, о своей правде.
Жизнь, писал Фолкнер, сложнее законов, придуманных людьми, и "есть справедливость выше закона". Именно эта справедливость и объясняет стремление автора познать каждого человека, дойти до его сердца. Тем более что Фолкнера мало интересовала борьба идей и классов. Он показывал "борьбу человеческого сердца с самим собой", стихийное, инстинктивное начало в человеке, человека трагического в своей биологической и социальной несовместимости, беспомощного перед смертью, но сильного в сопротивлении ей. Его симпатии на стороне маленьких людей, жалких и обездоленных, униженных и раздавленных, но способных на живые страсти и страдания.
Величествен финал "Особняка", где описаны последние часы несчастного каторжника Минка и смерть, принесшая ему избавление от мук, вернувшая его Земле и тем уравнявшая с Прекрасной Еленой и святыми епископами. О традиции Марка Твена заставляют вспомнить тёплые образы слуг-негров; Дилси в "Шуме и ярости", великодушного и благородного Лукаса Бичема в "Осквернителе праха" (1948), самоотверженной Нэнси из "Реквиема по монахине" (1951).
Жизнь, по Фолкнеру, "не столько движение, сколько однообразное повторение одних и тех же движений", "это история, рассказанная идиотом: в ней много шума и ярости". Статичны персонажи романов Фолкнера, воплощающие в себе, как правило, одну страсть. Это - чудовища, вроде Флема Сноупса и Лупоглазого ("Святилище"); олицетворяющие жизнь простые души, вроде Лины Гроув ("Свет в августе") и Юлы Уорнер; интеллигенты с комплексом вины, как Квентин Компсон ("Шум и ярость"); наконец, безумцы, идиоты и ненормальные (Бенджи Компсон и Дарл Бандрем), причем они обладают у Фолкнера своим особым зрением и понимают в жизни то, что отчужденные друг от друга и озлобленные здоровые видеть не способны.
Поток сознания наиболее "очевиден" в романе "Шум и ярость", где мысли безумного Бенджамена, труднодоступные и рыхлые, блокируют выход читателя к двум последующим частям, в которых повествование идет от имени двух других братьев Компсонов, и, наконец, к финальной четвертой части, выдержанной в стиле классической прозы. В более поздних книгах саги стиль писателя становится органичнее, сокращается количество повествователей, а соответственно и повторы, не столь дробится ткань романа.
Повествовательную манеру Фолкнера помогает понять концепция времени, воплощенная в его прозе. Время у Фолкнера субъективно. "Время, - писал он, - это текучее состояние, не существующее иначе, как воплощаясь в отдельных людей. Нет никакого "было", только "есть". Если бы существовало "было", мы не ведали бы горестей и печали". Это отразилось и в языке писателя, использовании глаголов настоящего времени, в стилевой индивидуальности новаторской прозы Уильяма Фолкнера.