В конце 50-начале 60-х гг., ознаменовавшихся крестьянскими волнениями и ожесточенными спорами вокруг аграрного вопроса, Крашевский переживает новый творческий подъем. Заключавшая его "Крестьянский цикл" "История колышка в плетне" является одним из лучших произведений польской прозы прошлого века не только по силе обличительного пафоса, но и по своему художественному значению. Оригинальна композиция повести. Трагическая история талантливого народного самородка Захара Пакулы развивается как параллель несостоявшейся "судьбы" молодого дубка. Это придает повести характер притчи, способствует выразительности и экспрессивности повествования. Автор отказывается от романтического колорита, имевшего место в "Уляне", и стоицизма как формы протеста в "Остапе Бондарчуке". Социальный конфликт эпохи находит здесь свое адекватное воплощение в нравственно-психологических коллизиях. Рисуя обыденность крепостнических нравов, Крашевский показывает страшный произвол помещиков, их издевательства над личностью крестьянина.
"Надежда веков", зеленый стройный дубок превращен в мертвый кол хозяйского плетня. Родившегося мечтателем ("словно был не мужиком, а человеком"), талантливого скрипача хотят отдать в рекруты, а потом определяют в лакеи. Ему запрещают любить. Человек богатой поэтической свободолюбивой натуры, Захар "не дорос даже до свободы животного, которое идет куда хочет и куда глаза глядят". Униженный, раздавленный вопиющей социальной несправедливостью, духовно сломленный, он кончает безумием.
Горькая ирония, вызванная болью за судьбу угнетенного народа, сменяется в повести злой сатирой, едким сарказмом, как только заходит речь о помещиках. Изображая "благородное" семейство Рогалей, автор высмеивает их образ жизни, спесь и невежество, душевную пустоту.
Крестьянские повести Крашевского представляют собой переходное явление от романтизма к реализму. Их главные герои - натуры незаурядные, страстные - не лишены романтической идеализации. Сложное переплетение реалистического и романтического начал влияет на стиль, манеру изложения: спокойное повествование без экспрессии и патетики - и тут же романтическое воодушевление, глубокий лиризм.
Уход от романтизма и возвращение к нему были характерны для многих польских писателей XIX в., в том числе Л. Семеньского, Н. Жмиховской, В. Вольского. Романтическая традиция не исчезла в произведениях таких зрелых реалистов, как Э. Ожешко, Б. Прус, Г. Сенкевич.
Под псевдонимом Богдана Болеславиты (славящего боль восставшего народа) Крашевский издает ряд политико-патриотических романов в Дрездене, куда он эмигрировал из Варшавы по требованию царских властей во время революционных событий 1863 г.
В романе "Дитя старого города" (1863) хронологически достоверно воссоздаются политические демонстрации, проходившие в Варшаве в 1860-1861 гг. Главный герой романа, выходец из городских низов, изображен в романтическом ореоле мученика и жертвы. Писатель не разделял программу ни Белых, ни Красных, осознавал обреченность восстания. Но он славит патриотический и романтический порыв Красной молодежи, героев восстания, показывая их в возвышенно-романтическом свете ("Шпион", 1864; "Красная чета", 1865; и др.).
Никогда не порывавший с родиной, Крашевский был хорошо информирован о том, что происходило на всех польских землях. Он взял на себя обязанность освещать важнейшие события политической, социальной и культурной жизни Польши в публицистических циклах "Итоги" (с 1866 по 1870 г. вышло их пять томов).
Патриотические романы Болеславиты и "Итоги" воспринимались поляками с чувством, подобным тому, которое испытывали их соотечественники тридцать лет назад, читая III часть "Дзядов" и "Книги польского народа и польского пилигримства", написанные другим эмигрантом, и тоже в Дрездене.
В освещении актуальных социальных проблем Крашевский опирался на свой писательский опыт, приобретенный им в 40-50-х гг. во время работы над социально-бытовыми романами "Волшебный фонарь" (1844) (он назван Э. Ожешко "первым польским социальным романом"), "Золотое яблоко" (1853), "Два мира" (1856) и др. В романах "Великий незнакомец" (1872), "Morituri" (1873), "Дневник панича" (1875) он поднял проблему экономического и нравственного оскудения аристократии и шляхты, оказавшихся без средств к существованию, не умевших трудиться, но не утративших магнатского высокомерия и шляхетской спеси.
В 70-80-е гг. Крашевский работал также над циклом романов, который охватывает историю Польши с древнейших времен до XIX в. Лучшие из них - "Графиня Козель" (1874), "Брюль" (1875), "Старое предание" (1876). Историческое прошлое белорусских земель нашло отражение в романах "Бумаги Глинки" (1872), "Последние минуты князя воеводы Пане Коханку" (1875), "Король в Несвиже" (1877), в основу которых легли документы несвижского архива Радзивиллов.
Юзеф Крашевский удостоился редкой для писателя его времени чести: в 1879 г. в Кракове широко отмечался пятидесятилетний юбилей его творческой деятельности, для участия в котором съехались представители всех частей расчлененной Польши и соотечественники из других стран. Среди многочисленных поздравлений в адрес юбиляра были зачитаны приветствия от В. Гюго и И. С. Тургенева. К юбилейной дате была отлита медаль с силуэтами Мицкевича и Крашевского.
Своего учителя и предтечу видели в Крашевском писатели-реалисты Ожешко, Прус, Сенкевич. "Как ветви от дерева, мы от него берем свое начало",- писала Э. Ожешко.
"Из польских авторов на меня большое впечатление производили Выспянский, Словацкий, Мицкевич, отчасти Крашевский своими историческими романами",- признавал Я. Купала.
Он перевел на белорусский язык два стихотворения Крашевского. П. Битель перевел повесть из "крестьянского" цикла "Хата за деревней". "Вот уже больше ста лет прошло, а авторская любовь к бедному, простому человеку, любовь к здоровой красоте жизни, сила его слова живут почти во всей свежести и сегодня делают свое великое дело" - так написал о Крашевском знаток и переводчик польской литературы Я. Брыль.