Я шёл домой, Был вечер хмурый, Совсем не думая о ней, Она пришла в бордовом платье, И ожерелье из ключей.

В деревне Шушары дед Никифор вырезает семь матрёшек из проклятой берёзы, выпуская на волю мстительный дух отвергнутой девицы Алёны. После его загадочной смерти, жадная родня собирается делить наследство.

Главный герой — космический извозчик-контрабандист Пашка, вечно полупьяный, небритый, но находчивый. Он летает на своей старой «тарелке», которую контролирует приставучий корабельный ИИ-«мымра» — бюрократическая заноза, следящая за каждым его шагом и даже анализирующая кровь «на промилле». Однажды его корабль перехватывает загадочный пиратский жёлтый шар — «Колобок».

Это рассказ о самом ценном сокровище детства — купленном всем двором кожаном мяче, который стал центром вселенной и символом дружбы. После несчастного случая с младшим товарищем мальчишки сплачиваются, чтобы помочь, и их общее достояние превращается в «медаль» за пережитое вместе. Взрослый герой, глядя на современных детей с их личными гаджетами, с грустью вспоминает ту эпоху, где счастье было не в вещах, а в чувстве неразделимого «мы» — и носит в кармане старый пятак как талисман той утраченной связи.

(прозрение)

Осенние сны другие, Не как летом или зимой, Нет в них жары или стужи, А есть уют и покой. В осенних снах чашка кофе, Что люди пьют по утрам, И тихие разговоры С друзьями по вечерам.

Так они и жили все это время. Маша ходила в школу, и хотя Таисия была только ее опекуном, мамой она называла ее. Арина платила Тае алименты на Машу, и иногда приезжала на каникулах. Маша общалась с ней спокойно, но особой радости от ее визитов не испытывала.

Представьте, что свет имеет вес, тишина — вкус, а пустота — голос. Учёный-интеллектуал Андрей Петров знал это лишь теоретически, пока один неверный шаг не перенёс его из мира философских концепций в самую сердцевину безмолвного ужаса. Это история не о выживании, а о распаде. О том, как палящее солнце выжигает не только землю, но и память, как звёзды на ночном небе превращаются в безжалостные осколки ледяного космоса, а ветер обретает дар речи и шепчет древние саги о твоём небытии. Это путешествие в театр одного зрителя, где декорациями служат бескрайние золотисто-бурые просторы, колышущиеся от зноя, а главными действующими лицами — чёрные подсолнухи-менгиры, венчающие этот выжженный мир. Текст не просто описывает пейзаж — он заставляет вас ощутить его физически: хруст песка на зубах, вкус ржавой воды из ямы, шепот сухой травы, похожий на скрип перетёртых костей. Это гипнотическое, почти тактильное погружение в безумие.

В Европах были легендарные рыцари Ордена Храма – тамплиеры, а у нас же свои легенды – донские казаки. Да какие там легенды – настоящие казачьи были!

Ироничные воспоминания о детстве и юности — босоногая Кубань, Ленинград 80-х, эклеры, воробьи и фотография как машина времени. Весёлый и тёплый рассказ о памяти, которая хранит нас лучше, чем мы её.

Герой этого рассказа встречает очередной год жизни через призму цифровых метафор — и задаётся нешуточными вопросами.

Что, если буквы имеют цвет, а музыка обладает фактурой? Если стихотворение можно не только прочесть, но и ощутить на вкус и кожей? Этот текст — исследование магии, скрытой в самой основе творчества. Мы проследим, как нейрологический феномен синестезии — таинственное слияние чувств — из личного опыта избранных превратился в мощнейший инструмент поэтического языка. От провидческих «соответствий» Бодлера и Бальмонта до слов-взрывов футуристов, от психологической прозы Набокова до современной литературы — синестезия служит мостом к целостному переживанию. Это ключ к преодолению ограничений обычного слова, попытка выразить невыразимое и достичь того состояния, где исчезают границы между чувствами, а человек соприкасается с запредельной полнотой бытия.

О неожиданной встрече через много лет. Дождь барабанил по крыше такси так яростно, что казалось, вот-вот продавит ее. За стеклом, в свете фонарей и фар, мир растворился в мерцающей водяной взвеси. Катя прижалась лбом к холодному стеклу.