В первой половине XVII века в Англии вышла книга великого философа Фрэнсиса Бэкона, которую можно считать первым образцом мировой научно-фантастической литературы. Это была знаменитая "Новая Атлантида". В этой книге, в той её части, где описывается дом науки "Дом Соломона", - Бэкон предвосхитил многие современные достижения точных наук - в ту пору, когда точные науки ещё только зарождались.
Но Бэкон является не только родоначальником этого своеобразного жанра.
В течение двух веков его гениальная книга была единственным произведением научно-фантастической литературы вплоть до конца XIX века, когда почти одновременно появились книги Эдуарда Беллами, Курта Лассвица, Вильяма Морриса, Фламмариона, Жюля Верна и многих других авторов.
Двухвековая пауза, отделяющая "Новую Атлантиду" от современной научной фантастики, отнюдь не случайна. Произведение Бэкона - плод гениального прозрения одиночки, в пору, когда предпосылок - социальных, научных - для возникновения научно-фантастического жанра было очень мало.
Эти предпосылки возникли много позднее, на новой стадии развития капитализма, в эпоху мощного расцвета науки и техники, когда из десятилетия в десятилетие, а нередко из года в год можно было наблюдать огромные сдвиги в области материальной культуры.
Самый процесс развития науки и техники стал "грубо зрим" для каждого наблюдателя, домысел - в той или иной степени - стал доступен каждому мыслящему человеку.
Но лишь очень немногие авторы оставались в узких пределах научного фантазирования: для подавляющего большинства авторов этого жанра характерно переплетение научной фантастики с фантастикой социальной. Сдвиги в общественных отношениях, стремительное развитие науки и техники, резкий рост классовых противоречий, предчувствие близкой гибели капиталистического порядка привели к тому, что у лучших представителей научной фантастики эти элементы представлены в неразрывном, органическом сочетании между собой.
Ещё более редко можно было встретить автора, который оставался бы целиком в пределах одной лишь социальной фантастики: время чистой, буколической социальной утопии давно миновало, и общество будущего уже немыслимо без науки и техники будущего.
Самым своеобразным мастером этого двуединого жанра является Герберт-Джордж Уэллс.
Уэллс - автор отнюдь не традиционный, это подлинный новатор в области научно-фантастического жанра. В научно-фантастическом романе Уэллса мы встречаем элементы социальной сатиры. Этим он резко отличается от своих предшественников и современников: Беллами, Лассвица, Вильяма Морриса. Если уж искать ему в этом отношении предшественников, то скорее это Свифт с его "Путешествием Лемюэля Гулливера"; если указывать последователей, то это чешский писатель Карел Чапек, английский романист Гаксли и многие другие. В этом смысле можно смело говорить о школе, созданной Уэллсом.
Дело не в том, что Уэллс по свойству своего ума и характера предпочитает сатиру, а Беллами - утопию; дело в том, что эти "предпочтения" целиком определяют самую форму романа.
Если ранняя социальная утопия обычно развёртывается, как показ, как восторженное описательство, как умилительное прохождение по чистым дорожкам грядущего социального рая, то уэллсовская утопия, принимающая часто форму памфлета, насыщена острым фабульным материалом, жестокой борьбой классов и характеров.
Прогноз Уэллса безотраден. В его утопии наука и техника всегда обращаются против человека, являются мощным рычагом разрушения цивилизации, истребления и вырождения человеческого рода.
Первый фантастический роман Уэллса - "Машина времени" - появился в 1895 году. В этом романе уже полностью определились все особенности творческой манеры писателя, которым он остаётся верен всё время.
Будущее человечества
Писательский облик Уэллса в основном сложился ещё в самом конце XIX века, задолго до первой империалистической войны. Но уже тогда образ грядущего столкновения народов и связанных с ним гигантских социальных катастроф неотступно преследовал воображение писателя и определил в сущности содержание всех его книг.
В своём первом фантастическом романе Герберт Уэллс умчал читателя на "машине времени" на 80000 лет лишь для того, чтобы показать ему страшный образ будущего человечества. Жестокая классовая борьба довела до полного вырождения (излюбленный мотив Уэллса) равно угнетённых и угнетателей. Угнетённые - совершенно одичавшие морлоки - обитают глубоко под землёй, в сводчатых пещерах, и питаются сырым мясом своих вчерашних угнетателей - илоев. Они живут среди непроницаемой тьмы, глаза их непомерно велики и чрезвычайно чувствительны к свету.
В свою очередь илои, вследствие паразитарного образа жизни, мало-помалу превратились в "прекрасные ничтожества". Морлоки давно освободились от их власти и живут такой жалкой жизнью лишь в силу длительной привычки, ставшей их биологической "натурой": результат долгого и мучительного процесса вырождения. Вот что увидел путешественник во времени, умчавшийся на 80000 лет вперёд от нашей эпохи.
Социальный пейзаж на Луне, возникший перед взором путешественника в пространстве, в не меньшей степени свидетельствует о вырождении капиталистической цивилизации. Здесь угнетённые также утратили человеческий облик и превратились в страшных, паукообразных существ - по окончании работы их просто-напросто усыпляют и складывают в тёмных пещерах, пока снова не пробьёт час труда.
В следующем романе - "Спящий пробуждается" - человек, проспавший двести лет, застает всё те же противоречия социального строя, только ещё более углубившиеся. Далее в романах "Борьба миров", "Грядущее", "Война в воздухе", "Освобождённый мир" Уэллс повествует о грядущей великой войне, которая приведёт к почти полному истреблению человечества.
В сценарии "Облик Грядущего", написанном в 1936 году, почти через полвека после "Машины времени", Уэллс с маниакальной настойчивостью вновь обращается к этой теме.
В фантастическом романе "Рождённые звездой", датированном 1937 годом, имеется диалог, чётко формулирующий умонастроение автора, уже пережившего первую мировую войну и предвидящего вторую:
" - Для всех дальновидных людей, - заметил доктор Хольдман Штеддинг, - будущее человечества всегда представлялось в мрачном свете. - В особенности теперь, - заметил Дэвис, - война в воздухе, биологическая война, безработица, распад социальных связей, - таковы факты сегодняшнего дня.
Да, - сказал Штеддинг, - у меня впечатление, что происходит распад нашего мира или что от нашего мировоззрения отпадают целые куски. Происходят какие-то великие потрясения. И всего ужаснее то, какой слабой оказывается всякая ясная, чистая мысль. В теперешном состоянии человечества меня поражает более всего полное господство грубого пошлого мышления, мышления низменного. Это грубое мышление, воплощаемое в герое, подобном, например, Гитлеру, который солидаризируется с ним и даёт ему выход в своих вызывающих выступлениях. Догматический шовинизм, массовый страх, кажется мне, проявляет себя в большей степени теперь, чем когда-либо в человеческой истории, проявляет себя чудовищно и отвратительно..."
В творчестве писателя заметен социальный пессимизм. Достаточно отметить, что указываемый им выход из социальных противоречий капитализма свидетельствует лишь, что позитивная сторона его мышления неизмеримо уступает стороне негативной. Уэллс полагает и неоднократно прокламирует это в своих романах, особенно в бытовых, - что спасение человечества целиком находится в руках технической интеллигенции, людей "доброй воли" и "большого разума", которые в конце концов и возьмут на себя устроение его судеб.
"Я всегда был социалистом, - пишет Уэллс, - но социалистом не по Марксу... Для меня социализм не есть стратегия или борьба классов. Я вижу в нём план переустройства человеческой жизни с целью замены беспорядка порядком".
Книга Уэллса "Братья" завершает долгий путь его социальных исканий. Подлинными врагами человечества Уэллс объявляет не фашистов, а "невежественных глупцов", которые не хотят принять рецепта спасения, предлагаемого мистером Уэллсом.
Фантастика социальная и научная
Если исходить из субъективных творческих намерений Уэллса, то следует сказать, что научная фантастика в его романах играет подсобную, служебную роль и всегда подчинена определённому социальному заданию, социальной теме. Расщепление творчества Уэллса на фантастику социальную и фантастику научную является искусственным и может служить лишь для характеристики исходных субъективных намерений автора.
Но это расщепление может служить ещё одной немаловажной цели - оно помогает нам обнаружить причину огромной популярности Г. Уэллса среди читателей. Ведь социальная сатира Уэллса нередко скрыта в самых тайниках повествования; тонкой, чуть заметной нитью прошивает она ткань романа или рассказа. Все фантастические романы Уэллса, где элементы социальной сатиры выступают в более обнажённом виде - "Освобождённый мир", "Когда спящий пробуждается", "Пища багов", "Остров доктора Моро", воспринимаются юным читателем главным образом со стороны чисто фантастической, сказочной.
Такое ограниченное возрастом восприятие произведений Уэллса дает читателю чрезвычайно много: возбуждает в нём охоту к занятиям наукой, сообщает ему в доступной и увлекательной форме самые разнообразные научные сведения, расширяет его кругозор, возбуждает веру в безграничные возможности человеческого разума; наконец, независимо от присутствия в романах Уэллса научно-фантастического элемента, - это просто высокий род литературы, обладающий значительной художественной ценностью.
Разумеется, при этом следует обезвреживать ту долю идеологического яда, которая присутствует в каждой книге Уэллса: его наивные рецепты спасения человечества.
Какие же новые черты привнёс Уэллс в научно-фантастический жанр
Сочетание причудливого вымысла с железной логикой, положенной в его основание, является наиболее привлекательной чертой творчества Уэллса. Он никогда не предлагает читателю верить на слово и обращается только к его разуму.
"Человек-Невидимка"! Читатель со снисходительной улыбкой берётся за книгу с таким странным, сказочным названием; он готов прочитать её, он даже готов на время отдаться сказочному вымыслу автора вместе с ним пережить все злоключения его героя, но он отнюдь не согласен сколько-нибудь серьезно допустить возможность реального существования человека-невидимки. Читатель открывает книгу - и что же? Вместо сказки ему преподносят учёное рассуждение, построенное по всем правилам высокой логики.
Что такое невидимость?
Это оптическое явление, подчинённое точным физическим законам и зависящее от способности предметов поглощать или отражать световые лучи. Кусок стекла прозрачен, но если истолочь его в порошок, он приобретает белый цвет и утрачивает прозрачность. Следовательно, одно и то же вещество, в зависимости от состояния его поверхности, воспринимающей световые лучи, может быть видимым и невидимым. Морские звёзды - живые существа, обитающие в морях, - почти прозрачны.
Что же касается человека; то ведь в медицине уже давно для учебных целей пользуются прозрачными анатомическими препаратами человеческого тела. А раз можно сделать прозрачными части тела, почему нельзя сделать то же самое в отношении всего тела? И если можно сделать прозрачным труп, - почему нельзя сделать то же самое в отношении живого организма?
И вот, пишет один из исследователей Уэллса, "...вы уже опутаны, вы уже прицеплены к стальному логическому паровозу, и он увлечёт вас по рельсам фантастики туда, куда заблагорассудится Уэллсу".
Уэллс прибегает и к целому ряду других приемов, чтобы убедить читателя в полной реальности и законности своих домыслов. Он очень, тонко играет на психологии читателя, вводя, например, в повествование персонаж, относящийся - подобно читателю с недоверием к той чудовищной фантасмагории, которая развертывается на страницах романа.
В романе "Борьба миров" герой, к удовольствию читателя, заявляет: "Это безумный бред, таких вещей не бывает!"
В "Невидимке" некто Кемл с негодованием отзывается обо "всей этой истории":
"- Всё это, от начала до конца, сплошная нелепость!"
И вот автор спокойно и уверенно, а при нужде и со ссылкой на научные авторитеты и даже на прессу, доказывает скептику всю позорную легковесность его суждений. И тогда скептик, а вместе с ним и читатель, сдаётся:
"- Это прямо невероятно, - смущённо говорит в "Невидимке" тот не Кемп, - таких три факта, которые переворачивают вверх дном все мои теории... нет, я с ума сойду. Но ведь это всё настоящая действительность!"
Читатель, который вначале с подозрением отнёсся к автору, уж во всяком случае поверит очевидцу странных событий, Кемпу, - такому же обращённому скептику, как и он сам. Весь последующий ход событий убедит его в правильности - во всяком случае в полном правдоподобии авторского тезиса. Ибо Уэллс уже не оставит читателя в покое на протяжении всей книги. Он неустанно будет внушать читателю, что тот, по крайней мере на время чтения книги, пребывает в мире подлинной действительности, хотя бы и отдалённой от него во времени или в пространстве...
Эти точно рассчитанные литературные приёмы, острая, захватывающая, увлекательная фабула, замечательный писательский талант позволяют считать Герберта Уэллса первоклассным мастером научно-фантастической литературы.