Жизнь человека коротка, и именно поэтому мы придаем времени так много значения. Мы считаем годы, спешим все испробовать, боимся не успеть, гонимся за чем-то, вечно куда-то бежим, прекрасно зная, что нас ждет на финише. Мы выдумали время, чтобы контролировать жизнь, но так и не научились обращаться с ней как следует. Мы и думать не хотим, что все закончится, тем более – не хотим знать, когда. Иначе, кажется нам, жизнь потеряет свою особую прелесть.
Когда мне было девятнадцать лет, у меня обнаружили болезнь Хантингтона: на плече одной из моих хромосом сорок два повтора вместо тридцати пяти. Такая, казалось бы, мелочь, однако это означает, что с вероятностью в девяносто процентов я сойду с ума в тридцать семь лет, а лет через пятнадцать – умру. Никакой надежды. Это пророчество, проклятие – называйте как угодно – записано в моих генах. Узнав об этом, я не нашел ничего лучше, чем мотаться по миру в надежде где-нибудь в далеких краях примириться с судьбой.
Поиски привели меня в маленькую живописную страну, затерянную в горах, – Армению. И вот я здесь, на краю обрыва, за спиной старый монастырь и шесть километров канатной дороги над пустошью. Это место, где время остановилось, где рука человека оставила божественное творение почти нетронутым. И даже здесь люди из прошлого боялись сбиться со счета – на вершине каменного столба они соорудили солнечные часы.
Я не заметил, как отстал от группы, ибо вспомнил об экскурсии только тогда, когда на небе появились первые звезды. И потом я долго не мог оторваться от неба, а когда наконец обернулся – понял, что остался здесь совсем один. Может быть, если прислониться к каменной стене и вести себя тихо, никто не найдет меня раньше завтрашнего утра.
Где мне искать правду? В этих стенах, свидетелях вековой мудрости, или в словах ученых, которые так уверены в своих прогнозах? А что эти ученые, возомнившие себя богами, думают о времени? Один мой знакомый объяснял так: время было величиной независимой и абсолютной, пока теория относительности не заявила, что оно свое для каждого наблюдателя; а недавно наука пришла к выводу, что квантовые системы могут двигаться как вперед, так и назад по времени. Микроскопические объекты, например, атомы, являются квантовыми системами, а мы – нет. Получается, мы слишком большие для того, чтобы управлять временем, и все же под этим звездным небом я ощущаю себя ничтожной песчинкой на дне океана.
Не увидеть в городе такого чистого ночного неба, такого количества маленьких огоньков. Кажется, до них можно дотянуться – вот я протягиваю руку, рассуждая о том, что эти звезды могли умереть давним давно. А я еще существую. Я снова и снова думаю о времени, о своей короткой и предсказуемой жизни. Прошло семь лет с тех пор, как я узнал про диагноз. Осталось одиннадцать. Это ведь не так уж и мало. Но как можно что-то планировать? Всего одиннадцать лет. Целая жизнь и одновременно – мгновение. Страшно умирать молодым, еще страшнее – жить в ожидании такой смерти.
Вдруг я замечаю нечто странное: звезды зашевелились, оставляя на небе полосы. Может быть, показалось? Секунду спустя все стало прежним. Да, показалось. Закружилась голова, с кем не бывает. Или нет. Небо снова обволакивает золотыми нитками, будто планета завращалась с бешеной скоростью.
Я не помню, где пропасть. А если рядом, и я вот-вот провалюсь? Я прижимаюсь спиной к стене, крепко держу свои ноги и боюсь пошевелиться. Холодно, темно, я ничего не слышу и не вижу, кроме этой… красоты. Но что это? Признак Второго пришествия? Неизученное явление? Галлюцинация? Конечно! Эти ученые обсчитались, я сойду с ума не в тридцать семь, а раньше. Я схожу с ума. Это очевидно. Иначе невозможно объяснить, почему небо стало золотым.
Да, это оно. Все закончилось. В памяти, видимо, в последний раз оживают стертые временем воспоминания: летняя деревня, вкус кислой клубники, смех старых знакомых, ее теплые руки. Так хочется вернуться в те дни, когда впереди была целая жизнь. А что я могу вспомнить из последних семи лет? Новые страны, впечатления – и ведь так мало, будто бы ничего яркого, живого, запоминающегося. Почему я сдался? Мог бы…
Я просыпаюсь, но почему-то уверен в том, что мне ничего снилось. Кажется мне, увиденное не объяснить ни божественным замыслом, ни законами физики. Может быть, этот мир слишком сложен для того, чтобы его понять. А нужно ли его понимать? Порой так хорошо оставаться в неведении. Я встаю, стряхиваю с себя пыль. Кажется, я нашел то, что искал.