Три года счастья с Альбертом пролетели, как отпуск на море, быстро. Главный врач отозвал ее после пятиминутки, принес соболезнования. Как во сне они выехали на похороны, в беспросветном тумане вернулись. Главврач похлопал ее по руке, прощаясь у дома.
- Что ж ты хочешь, матушка, семьдесят шесть лет для мужчины это серьезный возраст при такой интенсивной жизни идут активные процессы, сама все знаешь, только применительно к больным. Я бы дал тебе отпуск, но ты помнишь, что работа лечит, тем более наше здание купили, надо народ распихивать переводами, больных на выписку. Теперь и сами будем лечиться в районных психдиспансерах. Есть у тебя коллеги, чтобы ближе к дому пристроиться? Ты же не поедешь в Мытищи на полставки, а лучше мест нет. Ищи сама что-нибудь...
- Да… Теперь уж вся жизнь будет как-нибудь.
- Ладно-ладно, ты еще молодая, перемелется, забудется.
- Нет уж, - вздохнула Маруся, - таких орлов более не родится, не появится, не забудется. Он как бы и рядом сейчас, все жалеет меня, что трудно мне.
- Что, Марусенька, снился? Звал с собой?
- Звал… Только разве я могу сына и кошек своих бросить, да и дел еще полно навалилось.
- Ну и, слава Богу, поскрипим еще, старуха. Поскрипим. Завтра дежуришь или как?
- В отгуле – второй день. Потом на сутки и утро. Увидимся.
- Увидимся, бывай, поплачь уже, выпей, да поплачь.
Клинику неврозов все же закрыли под новый год, петиции, сбор подписей, скандалы. Но мальчики в черном выдавливали медиков этаж за этажом, начиная с верхнего, где полном ходом шел ремонт, больных переселяли, отделения уплотняли, хоть в коридоре больных принимай и беседуй по душам на ходу. Здания проданы и территория в придачу. Сменилась охрана, и въезд персонала ограничили. Только по пропускам. Строго. Главного уже полгода, как отправили на пенсию, да и других пенсионеров также. Негодуя уходила старая гвардия психиатров, а новых не брали уже. Волей-неволей Маруся искала новое место, навестила Юрана, всю жизнь проторчавшего в одном ПНД.
- Как подружки наши? Живы? Как живы-здоровы?
Он поднялся с места – ей навстречу, глаза его бегали. Тревожность номер семь, отметила про себя Маруся.
- Живы. Все как у всех: дети грубые, снохи наглые, внуки, зомбированные в виртуальном мире, ну, а дочки - матери-одиночки…
- Ты по делу или как? – Разволновался Юран, не зная, о чем говорить с ней.
- Да, Юран, по делу. У вас ставки или полставки есть свободные, мне работа нужна, а тут все же рядом.
- Ох ты, работа… рядом.
Он отвернулся к зарешеченному окну, покачиваясь с мысков на пятки, поскреб пальцем стекло, думая непонятно о чем.
- Работа! Мои полставки отдать тебе? А ты обо мне подумала? Рядом… А хоть раз заехала просто так, по старой дружбе. Тебе все хаханьки, а я тут, как сыч, дожидаюсь ее, свою подработку отдать мечтаю.
- О-хо-хо, Юран! Да ты однолюб что ли?! Предупреждать надо! У тебя климакс или моча в голову ударила?
- Какая еще моча?! – Разозлился он.
- А что вы думаете, доктор, горшок мимо пролетел?
Маруся рассмеялась, поднялась с места, чтобы уходить.
- Юран, ты тестостерончику попринимай, сестричку трахни, все и наладится, я тебе, как врач, советую. А полставки мне маловато, знаешь…
- Улетайкина, ты как была стервой, так и осталась.
- Ну-у, не без этого, иначе сожрут. Если кого увижу, привет передать?
- Передавай, да, бывай, - он примирительно пожал ее кисть обеими руками.
Юран сел за стол, расчертил клетки, сыграл в крестики-нолики и вызвал следующего пациента. Маруся долго протирала салфеткой руки, прогревая мотор, мысленно ворча. Рядом-рядом, а полчаса по пробкам… Она свернула в ближайшую подворотню, пробираясь дворами, выбралась к дому Милли, удачно припарковалась. Она долго вспоминала номер квартиры, да не вспомнила, смотрела на закрытые окна и балкон на третьем этаже. Ни огонька, ни движения. Маруся подошла к подъезду, пытаясь высчитать код домофона, но пацан открыл ей дверь, она поднялась пешком. Квартира была отгорожена тамбурной решеткой, но звонок не был проведен. Конечно, у Милли денег не было, а соседям было наплевать. «Вот дожили, - ругнулась в сердцах Маруся, - уже без звонка и не заходи в гости. Просто так!» Она спустилась вниз, села за руль, звонить не хотелось вовсе. Да и о чем говорить? О том, что все плохо? Так у всех не сахар. Она завела мотор, стала выруливать на бульвар и под свою стрелку. На пешеходном переходе она пропустила тетку с коляской, нещадно бранившую рядом идущую сухонькую старушку, которая вполне могла оказаться ее студенческой подругой. Если бы Маруся и узнала ее, то вряд ли остановилась. Зачем?
Дома она сразу почувствовала неладное. Сын спал, завернувшись в плед на диванчике. А еще вчера отнекивался, что он занят, что они едут смотреть свою ипотечную квартиру, а с внучкой подружка жены посидит, в бабке не нуждаются. И вторая жена выгнала, расстроилась Маруся и закрылась на кухне, чтобы не разбудить парня. Она просмотрела содержимое в морозилке и решила приготовить нечто вкусное, как учил ее Альберт. Да, сынок вернулся к маме с ипотечной петлей на шее, и плакать тут некогда и бесполезно. Глотая комок в горле, она резала мясо, овощи, чистила картошку. На аромат грибов с мясом и картошкой вышел сын.
- Опять выгнали, малыш?
- Бывает, - бесцветно откликнулся он, все еще надеясь на паузу в отношениях, а не полный разрыв, как оказалось вскоре.
Скоропалительная свадьба предполагает и такой же развод. Вот только долги всегда долго отдавать. Долго и трудно. Дураку было понятно, что ипотеку следует продавать, но сноха упиралась всей бабьей дурью. Настал день, когда сыну нечем было закрыть очередной платеж, банк начал допекать и бывшую. Она, конечно, не возражала, чтобы бабушка видела внучку. Но только Марусе совсем не хотелось видеть мамочку своей внучки. Вот предательство интересов семьи она простить не могла. Из-за гламурных амбиций молодые обрекли малышку на заведомую нищету, упорно не соглашаясь с раскладом Маруси. Ей и самой не хотелось оказаться правой, но они уже сделали опрометчивые шаги в пропасть. Она им настойчиво предлагала выбрать ее новую однушку или в муниципалке сделать ремонт и кому-то там жить… Когда невестка заявила о собственной квартире по ипотеке, Марусе уже было ясно, что капец браку, барышне нужна квартира в Москве, желательно без воспитанного лоха, ее сыночка.
Тит страшно ругался и горевал, что Маруся продала машину и вряд ли теперь своим ходом приедет за грибами-ягодами. Да и он уже не рисковал выезжать дальше райцентра, только за продуктами. Он умудрялся справляться на свою пенсию, а у нее не получалось считать копейки. Приходилось учиться.
Платон выдал точный диагноз: «Приоритеты неверно расставлены. Понтовый гламур, а не мужик! Поколение инфантильных недоучек, разрушители!» - «Сокрушение сердца», - так она вычитала в молитвеннике о собственном состоянии. Почему они – молодые – такие растяпы? Что взял сын от отца? Мягкость, добросердечность, жалостность. А от Толяна – расточительность безмерную, при том, что зарабатывать у него получалось, не совсем лох, вроде бы. Только тратить неполученную прибыли нельзя! Что же он не взял ни от одного деда крепкого слова и жизнестойкости?! Обидно, не за себя обидно, за молодых. Мы жили счастливо, не предохраняясь, не боясь, рожали, замуж шли, не оглядываясь на жилье и тачки, ели натуральное, не беспокоясь о будущем. Эра стабильности закончилась в девяностые, а дети вступали во взрослый жестокий мир, но прагматиками не стали. Спрятались, как страусы, в виртуальном мире от насущных бед, повелись на красивую «свободную» жизнь. Мы не рабы, мы – герои… Герои мультиков? И в том-то и дело, что до кончика хрена рабы кредитов и жертвы заказанной рекламы. Даже просто переспать не умеете, не заплатив шлюхе! Глупо за краткосрочное удовольствие медового месяца оба раза расплачиваться квартирами – сначала бабушкиной, теперь и маминой, все равно утопая самому и утопив всех родственников в долгах, процентах, займах. Вот и сороколет стукнул сыну по башке, и оказалось, что мама была права.
Цапелина позвонила неслучайно, пригласила на семидесятилетие в ресторанчик «Загородный», банкет скромный, только взрослые внуки и две подружки. Маруся поздравила ее изящной вазой из чешского хрусталя. На перекуре выслушав ее, вынесла вердикт: «В кого-кого?! Себя вспомни, какая ты транжира была! Твоя школа – жить не по средствам». – И тут же без переключения выдала.
- Знаешь, у Андреича онкология.
- И как он воспринял?! – Воскликнула Маруся.
- Как?! Молчит, пыхтит, старается, все спрашивает, - хорошо ли мне? А по мне и более молодые любовники уже нехороши, мужики слабые.
- Тебе все еще надо?! А мне все равно.
- Ой-ёй, рано вы спеклись. Ладно, Милли, нечего одеть, потому и не пришла, а Зося черный кот на диете, растолстела, говорит. А ты ничего еще, не все разбазарила, держишь форму, а гормоны сейчас еще больше нужны, ну не помирать же!
- Ну, тебе привет от Юрана, то есть всем нашим привет. Все нас забыть не может.
- Что ж, весело было. На работу потрепаться приходили, а не пахать, как сейчас. Ох уж досталась нам эта коронка, а денег ни шыша, одни слезы.
Коронобесие накрыло весь мир, все продажи сувениров, книг, хрусталя на «Авито» и «Юле» застопорились, как и любой бизнес, только капали проценты. Прошло еще полгода, пока невестка согласилась, а потом еще год, пока нашелся покупатель на квартиру без отделки.
Маруся уныло примеряла кольцо за кольцом, когда-то великоватые они теперь пришлись впору, а маленькие можно было продать и купить еды. Теперь и она пряталась от коллекторов и не отвечала на безымянные звонки, ничего хорошего не предвещавшие. Денег как не было, так и нет. Утром она просыпалась с чувством, что Альберт погладил ее по голове, пожалел и ушел, словно при жизни. Она улыбалась воспоминаниям, каждая мелочь в доме была счастливой. Маруся пытливо анализировала, что она сделала неправильно, раз оказалась в патовой ситуации. И кивая сама себе, признавала, что не следовало баловать и покрывать ребенка, а надо было хоть раз познакомить его с ремнем, как советовал Брашек.
- Какая милая шляпка у вас, - улыбнулся Марусе молодой оценщик в ломбарде.
- А какая еще должна быть шляпка у красивой дамы, - невозмутимо откликнулась она на комплимент, чем шокировала парня.
Он уже не воспринимал ее за женщину, тем более красивую. Неухоженное лицо старит, отросшая седина просто убивает женскую красоту. Ей это было известно, но ее уже не беспокоило, как она выглядит. Она еще не увяла, но с уходом Альберта потеряла всякий интерес к внешности своей, да и денег было жаль на косметику и краску, ей не хотелось быть привлекательной, глаза потухли.
- Не плачь, Мария, не плачь, - напутствовал ее по телефону батюшка Гавриил, все это пройдет с нами или без нас. Каждому свой крест, своя участь, не гадай, все перемелется…
Через два дня пришло сообщение, что батюшка Гавриил приказал долго жить. Маруся от себя не ожидала, что окажется столь воинственной и сильной, чтобы вырвать сына из глубокой депрессии, вернуть к жизни и работе, вопреки всему. Чуть не через день она кидалась в битву с мистическими мельницами и жерновами, нападавшими на юродивое чадушко, павшее духом. Вести отделение психов было легче, чем день и ночь держать под прицелом собственное дитя, не позволяя сдаться обстоятельствам.
Эксперт-оценщик озвучил сумму, затем немного помолчав, присоветовал не продавать кольцо, а просто заложить.
- В этом случае и сумма будет больше, и нельзя исключать вероятность, что дела поправятся. А ведь золото дорожает, Мария Георгиевна, никак нельзя продавать. И выкупать можно частями, снижая сумму и процент по мере сил.
Маруся согласилась, хотя немного удивилась, что ее не пытались обсчитать, как обычно. Да, испытания делают человека более практичным, другим. Она стала неузнаваемой. И чем большие тяготы давили, тем сильнее она сопротивлялась, как пружина. Веселья в этом не было, но этот закон касался все сфер жизни. Пружина обязательно выстрелит с большими разрушениями, добавив горя в уже немалой разрухе в мире. Переплачет человек над любимыми черепками былого, возьмется за веник и вновь очистит дом. Жизнь не стоит на месте, а люди мечутся в поисках любви, полагая, что занимаются делом.
12.08.2020 КОНЕЦ