Вслед за ветерком, шаловливо распахнувшим полы плаща, вздувшегося недовольно и перерезанного тонким шнурком на талии, проскользнула глупая фраза. Надо затянуть потуже, чтобы мурашковым мыслям было неповадно забегать под лопатки. «Насколько я, все-таки, женщина», - вздыхает Алфея, придерживая шляпку.
- На сколько? - ехидно подхватывает Игрок, настраиваясь на легкий шаг.
- Ровно на столько, сколько я не буду звонить тебе, хитрец!
- А что бы ты хотела сказать?
- Что есть решение твоей загадки… Но такового нет, значит, нет и причины беспокоить тебя.
- Вот как! Твои глаза таят иное.
- Неужели ты их увидишь по телефону? Хватит гадать. И не ходи за мной, соблюдай правила игры. Я устала от навязчивых мыслей: любишь — не любишь. Не могу ничем заняться. Я не позвоню. Это будет первым гениальным ходом. Ты оставишь меня в покое?
- Да-да. Ты не обманешься и будешь счастлива.
- Ты совсем не боишься меня потерять. Я приучу тебя скучать.
- Если бы боялся, то давно бы потерял. А ты хочешь проверить это? Так просто набрать мой номер, услышать ласковый голос. Представь свою радость. Ты сразу перестанешь бить посуду, извини, ронять (ха-ха) нечаянно.
- Я не буду лишать тебя интриги умолчания. Ты не узнаешь о количестве осколков. Тебе как в детстве хочется новой опасной игрушки. Я знаю, что Игрок всегда в поиске. Все же ты проиграешься - потеряешь меня.
- Да-да. Правило второе: ты убегаешь, я - догоняю. И мне не надоест подобное старье?! Запомни: я не умею терять! А, если бы хотел, то давно уж расстались.
Игрок плюхнулся на скамейку, заметив раздраженно, что даме не следует курить, тем более на ходу. Мужчины - все зануды - при давнем и близком знакомстве. Алфея демонстрирует медлительность балетного шага, не боясь утопить каблучки в иссохшей траве, срезая треугольники газонов, мечтая уйти (забыть?), - уйти навсегда. Глаза имеют свойство - преследовать. Мадам вступает в игру, браво! На вас смотрят и просто смотрят. А дома, в гордом одиночестве, пользуйтесь неслыханной свободой и топайте - топайте как слоны. Игрок замечает свою оплошность и, накинув плащ Дон Жуана, шпага на месте, шляпа с алым пером, шпоры: «шек-щелк!» - и он уже расшаркивается, вынырнув ей навстречу в аллее, еще не решившей довериться осени. Пора бы уже. Холодный тон королевы, спешащей укрыться в, простите, коммуналке.
- Записывай, Игрок, пункт пятый: «И во дворце и в хижине истинная женщина пребудет королевой». Сударь, я предаю вас заботам леди Забвения, очаровательной сумасбродке. Не будьте назойливы.
- Вредная девчонка, тебя никто не ждет. Ты сумасшедшая, ты никому не нужна! Остановись, я расскажу, что ты мила, Афродита, в искрящейся пене, а я слеп и глуп. Глупее твоих долгих волос, которые мне приходиться убирать из ванны после вашего визита, Мэм. Мне суждено быть вечным студентом здесь, а не жить на ваших (г-хм) чудных островках. О, верь мне, дева, я могу увлечь на облака, подарить небесное блаженство! Ха-ха-ха!
- Послушайте, дорогой, не повторяйтесь. Главное средство успеха. Черный демон страсти ненасытен и памятлив, но не скуп и заплатит за удовольствие нового восторга чистой, искренней валютой.
- О! Чаровница! Я же не успеваю сочинять вам новых песен, знаете, сессия, зачеты, дела. Остановись, сыграем в кошки-мышки!
- Извини, я не люблю, если меня дурачат и путаются под ногами. Если кому и дано обойти меня, то пусть поспешат закрепить свою победу дистанцией недосягаемости для презрительного взгляда, иначе могут споткнуться. Нечаянно.
- Ты можешь стать жестокой, зря пугаешь меня?
- А что мне остается? Я не согласна на неравноценный обмен. Слишком мелкие ставки, копеешные выигрыши и нет достойного партнера.
- А я?! Разве плохо играю? Разве не ценю твои достоинства, умалчивая о недостатках? Ты славный управитель - все знаешь и умеешь, но делают другие! Я не хочу быть в их среде. В твоем тайном саду есть любые цветы - цвета и оттенки, от простых одуванчиков и фиалок до скромно-горькой полыни и прихотливой розы. Каждый раз ты преподносишь такие букеты - сюрпризы, которые никак не ожидаешь увидеть! Разнообразие до утомления, новизна до умопомрачения, восторг и боль. Ты слишком умна, чтобы просто любить! Ну, хоть бы один серый, неуместный лопушок глупости - чисто женской привилегии, хоть бы чуточку поверить в твою нежность.
- Одним словом, найди золотую середину, не став серой посредственностью. Да ты просто боишься быть счастливым.
- Хочешь, я научу, как удерживать нас, блудливых игроков, если любишь?
- Последнего я не говорила никогда. Но могу выслушать, если нам по пути.
- Итак, насыщая - не пресыщай, пусть остается легкий голод фантазии. Желание и возможность, но недоступность по причине…
- Твое драгоценное время, твоя провинность, забота о тебе же, твои дела и забытые обещания, хитрец, - продолжает она.
- Да-да, но не перебивай мысли… А так же прочие заморочки: уловки стихов и музыки, тающих жестов в тумане вдохновения - на прощание.
- Согласна: прощание обязательно, даже если женаты лет десять.
Во взгляде Алфеи отчуждение, неприкосновенность, словно еще не знакомы, но по твоей вине, Игрок.
- Лучше уйти в монастырь и там преподавать дамские искушения.
Она шутливо присела в реверансе и закружилась в такт нехотя осыпающимся кронам. Осенняя одежда не позволяет декольте, овеявшее Игрока алмазными всполохами и вкусом персика обнаженных плеч, но!.. Музыка встречных лучей. Кто же поверит, что сверкнувший взгляд вседозволенности, посуливший легкую добычу охотнику, лишь наваждение, которое длится ровно полтакта надежды на непревзойденное наслаждение. Заманчивая искорка увлекает без тени насмешки, сети вуали препятствуют, напоминая о недопустимости подобных мыслей в прозе.
Игрок, Охотник, Шут взбешен. Аллея кончилась давно, на шумном перекрестке вспыхнул красный свет, а она уже на той стороне и беспечно выцокивает каблучками для прохожих, чужих глаз. Странно. Прежде чем я придумал, как отвертеться от неминуемого брака, сам оказался в роли отвергнутого, да так ловко, что один - ноль! Она не дала повода уйти, а я, кажется, только об этом и думал. Неужели острая коленка, оголенная ветром, спутала все карты? Это уже искусство, браво, мадам! Способная ученица, самоуверенная. Всегда уверена в себе, особенно, если не совсем права. Друзья завидуют, но побаиваются ее милых улыбок и высокопарности во всем. Впрочем, мужчине лестно обучать дурочек искусству любви. У нее и прошлого-то не было, несмотря на два брака и возраст. Странный возраст. «Умей уступать, не отступая». - Игрок расслышал провоцирующий голос - иронию неизреченного и ринулся за ней. Их разделяет суета, потоки машин ревущих (несколько рядов). Да разве в этом была помеха?..
- Кто был палач, кто был виновен, - воскликнул Поэт, давно познавший эту древнюю охоту.
Алфея улыбается, вспоминая его. В затейливой беседе он видит тщательно скрытую усталость. Смертельная усталость придает новые черты. У нее дар осознанного выбора линий, очертаний, движений. Мысли и паузы находятся в гармонии, и вдохновляют искушенного зрителя, нехотя отвлекающегося на изящные вещицы в доме, где он впервые. Да, неприемлемость зависимого положения знакома Поэту, но внутренняя свобода более надежна, чем внешние ее проявления. Он соглашается с ней. Ни при каком соблазне нельзя попустить материальную, духовную, душевную и так далее - зависимость. Нельзя, нельзя позволить догадаться о привязанности к кому-либо, с кем интересно провести век и более. Да, все может рухнуть. Мир отвернется от банкрота мгновенно. Все мы - актеры, но высшее искусство - не обнаружить игры. Да-да, тот между колес. Видел-видел. Кто играет, не думая, только ради игры, тот и между колес.
Поэт наблюдает невзрачную маску серой мышки, с притушенным взором разливающую кофе, словно ничего не произошло, словно за спиной не черные крылья, а локоны и сетования чужой девы, опаленной (опалившей?) любовью к Игроку, который что-то давно не звонил. Он потрясен загадкой: простой на вид и никогда неразрешимой. Один неосторожный жест, оттенок слова вмиг обратят ее в разъяренную черную пантеру, гордую львицу или мягкого послушного котенка, умеющего убедить самого черта в своей изумляющей непричастности к катастрофе. Нет уж, об искренности позже или в стихах. Намек будет понят, и она заплатит откровенностью, питающей поэтов. Она умеет показать себя в яркой эстетичной упаковке и ура: шум-гам все делами поддержали ее. Ну а ей слов, видимо, не жаль.
Все верно: женщина катализатор всех деяний мужчин. Их беззащитные позы и взоры наивные дают нам право быть сильными и славными. Они позволяют нам это в своих интересах. Поэт досадливо замечает, увлекающее его, философское течение беседы, а цель всегда иная, чем просто дружба беспощадно разделенных полов, стремящихся к слиянию воссоединению, восхитительному соитию! Она неуместно (преднамеренно?) называет его другом. Другом - означает, поверенным, что будет мешать. Поверенный может знать все, возлюбленный не должен! Закон ей известный. Алфея ставит барьер, чувствуя стремление. Но, мадам Непроницаемость, стремление вечно, вечно только стремление! Он не впервые видит это на красный, да-да, на тот самый красный свет. А она не оглянулась! И не хочет знать, что сталось с Игроком или как его там.
- Не оглядываться - хороший тон, не правда ли, мадам? - Поэт вглядывается в ее реакцию, спокойно созерцательную.
- Хладнокровное умение необходимо, чтобы отсекать прошлое, - невозмутимый ледяной взор кобры замер в ниспадающих сумерках. - Леди Забвения, моя приятельница, готовит удивительный коктейль, хотите испытать? - Она неторопливо удержала шаль, вздрогнувшие кисти которой зашевелились от властно шуршащего кринолина, пальцы тронули сверкнувшее граненое стекло в медной окантовке, - дверца антикварного буфета скрипнула, таинственный сквознячок звякнул хрустальной подвеской канделябра.
Побледневшая, она обернулась, сжимая тонкое горлышко томного графинчика. Звенящий страх бокалов в другой руке выдал ее. Нет, она не боялась неизбежного - невольного свидетеля. Она знала, Свидетели и Судьи – неистребимы, пугали перемены. Серая мышка исчезает, достигнув совершенства. Смерть предшествует рождению. Бесспорно, это лучше, чем проигрыш, но, все-таки, жаль.
Напиток ласкает вкус, струится дымок светской беседы. Сонеты длятся, снисходительно меняя маски на ее лице, упоение дрожит за ресницами, косметический трюк ловко искажает истинное выражение, вскользь проверяемое в услужливом отражении зеркал и гостей, которых всегда больше, чем нужно, чтобы не закричать вслух. Губы едва улыбаются торжеству печали. Стол давно сдвинут, и сумасшедшему вальсу отчаянья не снился такой простор. Поэт, целуя выглянувшую ножку, читает ей на коленях. Рыдает пьяная гитара, и шаль в цыганском порыве хлещет ошалевший ото лжи призрак: виновен! виновен! виновен! виновен! Всем давно ясно: Игрок виновен в своей игре. Алфея не умеет лгать. Она хотела просто жить. Она действительно права. И в доме уже нет трезвых, нет грустных, только вино и безрассудство забвения. Что же еще?
Признание случится позже, пусть через год, а хоть бы и через три. Поэт, как водится, был сослан на Кавказ. А гости? Гости случались не чаще нескромных вопросов. Телефон звонил и будет звонить, когда уже не ждут. А в ее доме не ждут всегда. А что же было? Было искусство, и была женщина, постигшая его гнетущую силу. Следуя второму правилу, Игрок часто беспокоит ее, изощряясь в надуманных играх, ничуть не задумываясь, не сомневаясь, что все еще любим. Алфеея не лишила его иллюзий - не стала жестокой.
Нахлынет воспоминаниями осень и алле! ея, ведущая к дому через опасный перекресток, едва ли покраснеет. И уже скоро вернется Поэт, и поспешит в суету проспекта, где вновь встретит ее. И новый венок сонетов ей, конечно, будет к лицу. И он верит: Алфея никогда не станет жестокой.