Дождь заливал Лос-Анджелес с таким упорством, будто хотел смыть город в канализацию, чтобы хоть там навести порядок. Я сидел в своей «консервной банке» — потрёпанном «Шеви», который скрипел всеми болтами в унисон моим мыслям. На пассажирском сиденье лежала она. Не дама сердца, а папка с грязно-коричневой обложкой, от которой пахло деньгами, проблемами и моей былой глупостью. Тетрадь Робертса.
Я уже пролистал её. Цифры, имена, схемы. Портовый оборот в миллионы, из которых нескромный процент оседал в карманах доблестного капитана. И вот я долистал до раздела «Активы». Мой палец, привыкший листать отчёты о разбитых сердцах и пропавших кошках, замер на знакомом имени. «Варгас, Рик. Наёмный транспорт. Регулярные выплаты, сопровождение грузов. Код: "курьер".»
Мой желудок, верный спутник всех моих неприятностей, подавил сигнал тревоги. Я сунул в рот две таблетки антацидов, разгрыз их с хрустом, напоминающим перелом собственной самооценки, и резко дернул ручник. «Шеви», протестуя, взвыл и замер у входа в порт, у того самого проклятого склада №4.
«Курьер». Вот оно как. Десять лет я считал себя борцом за правду в мире, где её нет, а оказался всего лишь идеально замаскированным ослом, возившим товар мафии под видом разбитного частного детектива. Мой «Шеви» — не символ упрямства, а каморка на колёсах для перевозки грязного белья мафии.
Мне нужен был виски. Или пуля. Или то и другое сразу. Я направился в «Треску». Бар не изменился: всё тот же запах дешёвого виски, пота и разбитых надежд.
— Рик, — бармен, толстяк Луи, смахнул со стойки невидимые крошки. — Вижу, у тебя лицо, как у бухгалтера, обнаружившего, что его счета ведёт шестилетний ребёнок. Как обычно?
— Сделай двойное, Луи. Сегодня я не просто пью, а провожу аудит собственной жизни. И, кажется, я банкрот.
— А ты что думал? Что честность в нашем городе — это валюта?
— Я думал, что хоть в своём дерьме я буду честен, — мрачно буркнул я. — Ан нет. Оказалось, я и в нём всего лишь логистическая единица.
Я залпом осушил первую порцию. Огонь в глотке был приятнее, чем огонь стыда в душе.
— Слушай, Луи, а помнишь, почему меня поперли из копов? — спросил я, глядя на пятно на стойке.
Луи вздохнул, как бык, вспоминающий о бойне. Он потер стаканом по стойке, будто стирая моё прошлое.
— Как же, Рик. Все помнят. Но не все знают, что именно произошло в тот день.
Он налил себе стопку, решив, что эта история требует сопровождения.
— Ты пришёл на разборку по тому делу, по Гаррисону. Весь в отчаянии, злой, как голодный пёс. А капитан Робертс — весь такой благостный, с официальным заключением: «Трагическая случайность, героическая гибель».
— Он назвал это «героической гибелью», — мой голос прозвучал хрипло. — Моего напарника, который шёл на встречу, чтобы развалить его схему, он назвал героем. А потом начал рассказывать, как мы все должны гордиться и «не пятнать память Джека беспочвенными подозрениями».
Луи кивнул, осушил стопку.
— А ты встал посреди этого цирка и указал на Робертса. Прямо пальцем. И сказал... что ты сказал-то? Я уже забыл.
— Я сказал: «Капитан, вы либо идиот, который не видит, что его операция была подставой, либо подлец, который эту подставу и организовал. Вам какой вариант для отчёта удобнее?»
Луи фыркнул.
— Да, вот так. А потом ты подошёл к нему вплотную, и все слышали, как ты шипел ему на ухо. И после этого он тебя и вышвырнул.
Я помолчал, глядя на золотистую жидкость в стакане.
— Я сказал ему: «Я знаю, что ты был там, Фрэнк. Я знаю. И я докопаюсь до правды. А потом приду и за тобой».
— Вот это да! — Луи снова вздохнул. — И что он?
— Он побледнел. Потом, конечно, нахмурился и закричал о «неподчинении приказу и оскорблении старшего по званию». Но в его глазах был чистый, животный ужас. Меня выкинули не за истерику, Луи. Меня выкинули за то, что я был слишком близко к правде. День гибели Джека стал последним днём моей карьеры, потому что в тот день я поклялся его тени, что найду убийцу. А Робертс это понял. И решил, что уволить меня — безопаснее, чем оставить в рядах и иметь у себя за спиной того, кто знает слишком много.
Я думал, что ушёл сам, не вынеся лицемерия. Но на самом деле меня вытолкали в дверь, потому что я начал раскачивать лодку, в которой капитан был главным гребецом. И эта лодка плыла прямиком в тёплые, коррумпированные воды.
— Ну, а теперь-то ты что? — спросил Луи. — Докапываешься?
— Луи, — я отпил свой виски. — Я уже не копаю. Я докопался до гроба. И сейчас пытаюсь понять, что делать с тем, кто в этом гробу лежит.
Я вернулся в машину и зачем-то снова взял в руки тетрадь. Цифры, имена, схемы. И тут мои пальцы наткнулись на нечто особенное. Вшитый в корешок потайной кармашек из тонкой кожи. Внутри лежал маленький, старомодный ключ от почтового ящика с выцарапанной цифрой «7» и буквами «СВ».
Последняя страница тетради была с детскими рисунками. Подпись: «Для папы. Любимый порт». Капитан-кровопийца хранил рисунки дочки в одном фолианте с отчетами о контрабанде. Ирония была
в гуще моего утреннего кофе.
Внезапно знакомый зуд между лопаток дал о себе знать. В зеркале заднего вида — чёрный «Форд». Хвост.
«Прекрасно. Робертс ждал, когда я достану тетрадь».
Я рванул с места, начав петлять по городу.
Я сделал пару неожиданных поворотов, проверяя реакцию. «Форд» повторял все мои манёвры с профессиональной, почти полицейской точностью. Эти ребята были не из дворовой шпаны. Они были дисциплинированы. И опасны.
Мне нужно было время и место. Таким местом оказалась сеть круглосуточных прачечных «Супер-Вош» со старыми железными шкафчиками, которые запирались на тот самый ключ из тетради.
Только в третьей прачечной ключ подошел к дверке. Сам шкафчик был пуст. Я быстрым движением вырвал несколько ключевых тетрадных страниц, предварительно сделав фото на телефон. И сунул их в шкафчик №7. Теперь у меня были копии, а оригинал нужно убрать в безопасное место.
Выйдя на улицу, я увидел, что чёрный «Форд» припарковался в полусотне метров, глухо работая на холостых. Я направился к своей машине, делая вид, что ничего не заметил и прошёл мимо грязного фургона с разбитой фарой, припаркованного между нами.
И тут они пошли в атаку.
Дверь «Форда» распахнулась, и двое крепких парней в тёмных куртках быстрым, решительным шагом двинулись ко мне. Они шли не как бандиты, а как оперативники — без лишней суеты, чётко перекрывая пути отхода. Руки у обоих были свободны, но я не сомневался, что под куртками припрятано что-то серьёзное.
Мой «Шеви» был ещё в десяти шагах. Бежать — значило подставить спину. Оставаться — означало получить пулю или удар током и быть бесшумно упакованным в багажник.
Расчёт был на секунды. Я рванулся не к своей машине, а обратно к входу в прачечную, сделав вид, что что-то забыл. Это был обманный манёвр. Как только я скрылся из их прямого поля зрения за тем самым грязным фургоном, я резко опустился на корточки и, пригнувшись, бросился обратно, но теперь на другую сторону фургона.
Они потеряли меня из виду. Этой секунды мне хватило.
Я вскочил в свой «Шеви». Двигатель, верный своей привычке капризничать в самый неподходящий момент, лишь надрывно кашлянул. В зеркале я увидел, как двое уже оправились и бегут ко мне.
— Заводись, проклятая железяка! — прошипел я, снова выжимая сцепление и бросая взгляд на бардачок, где лежал мой «Кольт». Он был бесполезен — перестрелка на людной улице была билетом в камеру или на тот свет.
Двигатель с рыком ожил. Я вдавил газ в пол, и мой «Шеви» рванул с места, визжа изношенными шинами. Я не стал сразу скрываться. Вместо этого я резко вывернул руль и направил свой автомобиль прямо на «Форд», намеренно проехав по касательной так, чтобы снести его боковое зеркало с характерным хрустом.
Это не было вандализмом. Это был месседж. «Я вас вижу. И я не собираюсь просто так бежать».
Пока они отпрыгивали в сторону, я рванул в узкий переулок, куда их широкая машина вряд ли бы протиснулась. Мой «Шеви», узкий и юркий, пролетел там, задевая зеркалами и боками мусорные баки. В зеркале я увидел, как «Форд» попытался сунуться за мной, но не рискнул, почти уткнувшись бампером в кирпичную стену.
Я выехал на следующую улицу и растворился в потоке машин. Сердце колотилось, но на лице была ухмылка. Я их обвел вокруг пальца. Но теперь я знал наверняка — Робертс перешёл от наблюдения к активным действиям. Игра в кошки-мышки закончилась. Началась охота