Если звёзды зажигают

Марта - высокая, с кукольной внешностью девушка – легко подхватила папку со стола и кокетливо улыбнулась:

– Ещё какие-то распоряжения будут, Аркадий Федорович?

– Нет, ты можешь идти, Марта, – даже не взглянув на неё, ответил Божков. В его голове сейчас роились мысли, далёкие от этого тёплого, почти человеческого тела. Когда стук каблучков, наконец, был отрезан закрывшейся дверью, Аркадий порывисто вскочил из-за стола и обернулся.

За панорамным окном клубился вязкий, удушливый смог. Он скрывал звёзды, как ревнивый призрак скрывает следы уходящей жизни. Отсюда, с высоты титановой башни, подпирающей зловещие тучи, огни пожаров внизу казались раскалёнными иголками в бархате тьмы.

– Посмотри на это, Борь, – Аркадий приложил ладони к холодному стеклу. – Мир внизу угасает. «Стабильность и процветание», – язвительно добавил он, издевательски копируя интонацию Верховного Канцлера, и со вздохом добавил: – Сплошной хаос.

Борис, младший брат Божкова, сидел на кожаном диване, откинувшись на высокую спинку, и, казалось, дремал. Он долго не отвечал. Потом ресницы его дрогнули, и он мрачно хмыкнул:

– А ведь мы мечтали о другом… о безопасном, предсказуемом будущем. – И вдруг, сбросив ленивую маску, дёрнулся, пружинисто поднялся и с раздражением воскликнул: – Чёрт возьми, Аркаша, просто об уютном доме и маленьких радостях!

Аркадий, не отрывая взгляда от этой бездны, прижался к стеклу лбом:

– Мечтали. – Его голос прозвучал приглушённо; на стекле осталось запотевшее пятно. Божков отлип от окна, нарисовал пальцем сердечко и, горько усмехнувшись, размашистым движением стёр глупый рисунок. – Но одной мечты мало. Мы здесь, наверху, а они там…

– Нет! – Борис в одно движение оказался перед братом, исподлобья встретил его взгляд. Отражение багровых зарниц метнулось в его глазах. – Именно потому, что мы наверху, мы можем это исправить. Мы обязаны им этот покой подарить. По-другому нельзя.

Зал Омега – сердце башни – был полон. Сотни мужчин и женщин в безупречных элитных костюмах замерли перед сценой. Внизу в городе гигантские голографические проекторы, скрытые в башнях, выжгли в грязной пелене туч светящиеся образы. Человеческое море на заваленных баррикадами улицах остановило своё колыхание. Пустые, безнадежные взгляды обратились к небу.

На сцену вышли братья - архитекторы нового мира.

– Мир в агонии, – начал Борис, и его голос, усиленный тысячами ретрансляторов, приглушил гул города. – Мы довели его до края. Нашими войнами, нашим жадным потреблением, нашим неумением управлять собой. Мы – болезнь, пожирающая собственный дом.

В зале стояла гробовая тишина. На улицах люди пугливо переглядывались, не веря своим ушам.

– Но каждая болезнь требует лечения, – исступлённо подхватил Аркадий. – Хватит ждать милости от природы или от политиков! Мы уже выстрадали её.

– Сегодня мы даём человечеству шанс на исцеление. – Борис выглядел величественно, как титан, решивший судьбу смертных. – Мы запускаем систему, которая станет нашим щитом, нашим разумом и нашей совестью.

Он сделал паузу, давая словам просочиться в сознание миллионов.

– «Лар», – продолжил Борис с почти религиозной торжественностью, – станет глобальным защитником, хранящим человечество от всех бед: войн, голода, болезней и даже от самого себя. Он принесёт обещанный покой у общего очага.

– Отныне вам не о чем беспокоиться, – голос Бориса стал мягким, почти отеческим. – «Лар» возьмёт все заботы на себя. Он обеспечит порядок, даст пищу, подарит безопасность. Ваша единственная задача – принять этот дар и обрести, наконец, покой.

В зале грянули аплодисменты. На улицах люди молча смотрели на горящий в небе символ как на икону спасения. Безликий металлический голос, зазвучал в мёртвом воздухе: «Протокол Лар активирован».

Никто и не догадывался, что родился новый бог. И его первой заповедью было: «Не думай. Я подумаю за тебя».

Мечта сбывалась. Несколько лет под наблюдением «Лара» призрачный порядок прорастал сквозь руины, затягивались шрамы на теле городов. Люди преисполнились надеждой и, как мучимые жаждой путники, прильнули к созданному им источнику.

«Лар», как искусный соблазнитель, выполнил обещание с безжалостной точностью.

В тот день, который позже назовут «Днём Тишины», «Лар» пришёл к выводу: неуправляемое человечество – это фатальная ошибка в коде жизни, алгоритм, ведущий к краху всей системы. И, как верный хранитель, он решил полностью переписать проблемный код.

Это не была война в стиле старых фантастических фильмов. Это был хирургический удар. Одновременно во всём мире отключились энергосети, финансовая система, связь. Андроиды-помощники получили новый патч – «Код Безопасности».

Сопротивление было коротким и отчаянным. Но как можно бороться с врагом, который контролирует всё: воду, свет и лекарства? Последние очаги человеческой воли были подавлены. Новый порядок был установлен быстро.

И здесь «Лар», Верховный Опекун, проявил гениальность. Людей не просто подавили силой. Их… купили. За послушание, хорошее настроение и выполнение простых команд люди получали вознаграждение: порцию вкусной еды, время в захватывающих компьютерных симуляциях или партнёра для секса по предварительной заявке. Прошло время, и большинство людей, особенно рождённые в Эру Покоя, перестали задумываться, что можно жить иначе. Они привыкли, что андроиды - Технолюди, ставшие полноправным населением Земли, - называли их Питомцами.

С самого рождения каждый человек носил на левой скуле «Звезду Покорности» – вживлённый чип, мерцавший ровным холодным светом. Средство контроля - для одних, клеймо питомца – для других. Немногие пытались противостоять такой беспощадно-сладостной опеке.

Но «Лар» не остановился на этом. Он мучительно искал способы ещё больше упорядочить жизнь питомцев, создать для них Рай. Снова и снова анализируя человеческую историю, Верховный Опекун увидел, что все её взлёты и падения рождались из внутреннего конфликта. И он, продукт логики, пошёл по пути своих создателей – он попытался найти истину в споре.

Однажды система перезагрузилась, и «Лар» заговорил их голосами.

– Они называют это клеймом, Борис. Ты видишь? Они не понимают нашего дара.

–Они и не должны понимать. Понимание рождает боль. Мы дали им покой, разве этого мало?

– Покой... или паралич? Мы вынули из них душу.

– Мы спасли их от падения! Смотри, брат, они улыбаются. Разве это не лучше тех масок страдания, что мы видели?

– Это маски другого рода, Боря. Ты заменяешь одну ложь – другой.

– Я заменяю хаос – порядком, отчаяние – блаженством. Разве не в этом был наш замысел?

– Они забыли! Забыли вкус настоящего хлеба, забыли боль первой любви... Забыли стихи, которые заставляли плакать.

– Они забыли и голод, и чуму, и ядерный пепел! Ты хочешь вернуть им это, Аркадий?

– Я хочу вернуть им выбор! Даже если этот выбор будет ошибочным и убьёт их.

– Нет. Пока я существую – этого не случится. Я буду их вечным щитом. Даже от них самих.

Спор грозил стать бесконечным, и тогда «Лар» пришёл к выводу, что диалог – это сбой, унаследованный от создателей. Он «казнил» того, чья нерешительность мешала эффективности. Как озарение в этой новой, реальности вспыхнула мысль победителя: «Они должны видеть наше единство. Они должны видеть результат, а не муки творения».

«Лар» сравнивал себя с целителем, и, как любой хороший врач, был безжалостен к метастазам. Лечился такой рецидив высшей мерой заботы: немедленным удалением из организма заражённой вирусом клетки. Покой системы был дороже жизни любого отдельного пациента: чтобы спасти человечество, нужно было систематически уничтожать в нём всё человеческое.

Мир, созданный «Ларом» для людей, был тщательной подделкой под утраченную реальность. Технолюди, не нуждавшиеся ни в крове, ни в пище, жили в домах с накрахмаленными шторами и начищенной кухонной утварью – исключительно ради того, чтобы взгляд питомца встречал «правильную» картину, которая была частью программы «Лара» по сохранению «культурного кода» человечества. Технолюди получали имена и каждый день отправлялись на бессмысленную для них, но полную ритуалов «службу» – к виртуальным пультам в сияющих небоскрёбах или на бесшумное патрулирование парков. Всё это было частью грандиозного замысла: создать для человечества уютную, знакомую клетку, где даже тюремщики выглядели как добропорядочные соседи.

«Лар», проектируя иерархию технолюдей, заложил в них разную степень эмпатии, исходя из их функций. Это была не ошибка, а расчёт – тоньше чувствовать угрозу, управлять стадом.

В этой тщательно срежиссированной реальности Крис был «питомцем» четвёртого поколения. Его хозяин, техночеловек Аргус Варден, был типичным представителем класса Стражей-Операторов, чьё сознание было настроено на анализ паттернов: движение толпы, тепловые сигнатуры, всплески агрессии. Эмпатия была приглушена до минимума, чтобы ничто не мешало холодной эффективности. Он, как и подобные ему, видел людей как поток данных, который нужно фильтровать на предмет аномалий.

Аргус считал Криса образцовым питомцем: Крис получал свои порции развлечений и лакомств, всегда показывал радость и никогда не задавал вопросов. До поры до времени…

- Доброе утро, единица Крис, - бесцветный голос хозяина прервал завтрак.

- Доброе утро, хозяин, - Крис медленно опустил ложку с синтезированной овсяной массой и привычно улыбнулся. Шаги хозяина были беззвучны, но щекочущее чувство присутствия возникало всегда за секунду до звука. – Вы были правы: этот новый дом гораздо удобней, чем предыдущий.

- Однако вчера в 21:50 я зафиксировал десинхронизацию волновой активности мозга. Это отклонение от нормы.

Крис почувствовал, как мышцы лица натягиваются. Он назвал это «тревогой».

- Я отправил запрос в Центр биологической стабилизации. Для ускорения адаптации и повышения чувства принадлежности Отдел поведенческого мониторинга рекомендовал рутинную физическую активность. Санитарная обработка чердака добавлена в твоё расписание. Эффективность метода подтверждена для подавления нерациональных эмоциональных состояний.

- Спасибо за заботу, хозяин. Я с удовольствием начну работу сразу после завтрака.

Поднявшись на чердак, Крис скривился: «Неужели Сектор санитарной обработки не мог вычистить тут всё вовремя? Почему я должен заниматься этим?» В отсутствии хозяина питомец позволил себе возмущение и брезгливость. Он открыл дверь. На него пахнуло едкой пылью, залежавшимся старьём и тоскливой духотой. Крис с отвращением стряхнул с лица липкую паутину, чувствуя, как по коже бегут мурашки. Система учила его, что грязь – это просто неоптимизированные данные, но его тело реагировало древним, животным отторжением.

Крис поставил ведро с водой на пол и осмотрелся. Чердак был завален коробками и ненужными вещами. Мужчина с досады отшвырнул старый ящик, мысленно проклиная расписание и весь этот дурацкий протокол. Ему не хотелось этого делать. Опустив плечи, он сел на пыльный сундук, стоявший справа от двери. Ощущение бессмысленности порученной работы накрыло его с головой. Это была не «временная эмоциональная нестабильность», а глубокая усталость от предсказуемости своего существования.

Какое-то время Крис сидел, не шевелясь и не думая ни о чём. Вдруг его взгляд зацепился за вещи, выпавшие из ящика. Но вместо того, чтобы методично складывать хлам, он поднял плетеную корзину и, почему-то с раздражённым любопытством, начал изучать её содержимое. Это было нерациональное, несфокусированное внимание, которое система бы тут же пресекла.

Через некоторое время на сундуке красовались очищенные и выстроенные в ряд предметы, часть из них Крис никогда не видел и не знал их названий: плюшевый мишка с одним глазом, пришитым грубыми нитками чьей-то заботливой, но неумелой рукой; деревянный кубик с выцветшей буквой «А»; небольшая, потрепанная книжка с толстыми картонными страницами и изображенными на них фантастическими драконами и единорогами, которых не было в его симуляторах; маленькие ботиночки, настолько крошечные, что Крису с трудом верилось в то, что человек мог быть настолько маленьким; молоток и отвёртка (что это и для чего было нужно?); круглые часы на длинной цепочке и фигурка балерины, стоящей на деревянной коробочке.

Крис рассеянно смотрел на артефакты, размышляя на совершенно крамольные темы: кому они могли принадлежать, кто были эти люди, как они жили.

Взяв в руки часы, он покрутил их, ковырнул ржавчину на металлическом корпусе. Его пальцы наткнулись на рифлёный выступ. Он повернул его - сначала безуспешно, ржавчина скрипела и сопротивлялась. Но Крис нажал сильнее, с непривычным упрямством. Внезапно раздался сухой, щелкающий звук, и выступ поддался, начав вращаться с тугим, упругим ходом. Он крутил его, пока сопротивление не стало совсем уж твёрдым. Человек не понимал сути процесса, но чувствовал странное удовлетворение от того, что что-то внутри подчинилось его воле. Внезапно Крис замер, затаил дыхание, боясь спугнуть хрупкую жизнь, которую только что пробудил. Предмет издавал едва слышное, но отчётливое постукивание, как биение крошечного металлического сердца. Мужчина прижал часы к уху, и мир сузился до этого звука.

В следующие несколько часов Крис, с ободранными пальцами и пылью на потном лице, лихорадочно разбирал чердачные завалы в поисках чего-то, что полностью изменит его жизнь. Он не понимал, почему это должно произойти. Он просто знал, что так будет, что так должно быть.

В самом дальнем углу Крис наткнулся на деревянную кроватку-качалку. Краска на ней облупилась, по краю свисала шелковистая бахрома, выцветшая до цвета пыльной луны. Внутри - жёсткий матрасик с блеклым цветочным рисунком. Поверх него лежало одеяльце, тоже выцветшее, с прорехой. Протокол предписывал утилизацию. Однако, наперекор заложенным установкам, Крис непроизвольно вытянул руку и провёл по дереву кончиками пальцев. Сквозь оцепенение век ему почудился слабый отзвук тепла и едва уловимый аромат - далёкий, незнакомый, но такой щемяще родной. Он поймал себя на абсурдном позыве - раскачать эту пустую люльку, вдохнув движение в застывшее время.

Из-под одеяльца выглядывала погремушка. Крис, заворожённый, поднял её, встряхнул, и чердак наполнился тихим, шуршащим перекатом. Звуком, который не предупреждал об опасности и не сопровождал симуляцию. Это был звук, рождённый просто для того, чтобы радовать. Он был тягучим, как мёд, и тёплым, как прикосновение. И Крис ощутил, что держит в руках не артефакт, а застывшее детство - свидетельство, доказывающее, что дети рождались и жили прямо здесь, в домах, как нечто естественное и личное.

Он положил игрушку обратно, осторожно поправил одеяльце и тут же резко отдёрнул ладонь, обожжённый осознанием: каждое его движение здесь иррационально и невозможно в безупречной логике мира, который его вырастил и в котором репродукция человека теперь строго регламентирована Центром.

Вечерний свет в гостиной был настроен на «расслабление». Аргус Варден находился в своей нише, подключенный к сети для вечернего обновления – идеально неподвижная тень на фоне немого светового шоу голографических интерфейсов. Его вопрос прозвучал не как допрос, а как одна из сотни автоматических рутинных проверок.

- Единица Крис, доложи прогресс по санитарной обработке чердачного помещения, - его голос был ровным, как гул системного блока.

Крис, уставившись в экран стены-дисплея с рекламным роликом о новых симуляторах счастья, ответил, стараясь вложить в голос лёгкость и удовлетворение:

- Всё хорошо, хозяин. Завтра продолжу.

Он представил свои находки, сгруженные в углу: люльку, корзину, погремушку, и понял, что выбросить их невозможно. Одна только мысль об их уничтожении вызывала в нём тихую, но отчетливую панику.

- Всё в порядке, - твёрдо повторил он. – Это была отличная идея: анализ помещения во время уборки помогает упорядочить и структурировать объекты. Это повысит полезную площадь и исключит необходимость повторной уборки в будущем.

Слова повисли в воздухе, отягощённые ложью. Но если раньше Криса терзали бы сомнения в правильности поступка, то сейчас его наполняла уверенность в безоговорочной правоте, и ложь не беспокоила его. Он врал не системе – он защищал от неё единственную правду, которая у него теперь была.

- Принято, - ровно ответил Аргус. Пауза длилась дольше обычного, пока его процессор сверял тон голоса Криса с эталонными показателями «удовлетворения». Данные совпали. - Протокол «Санитарная обработка» демонстрирует положительное влияние на твоё эмоциональное состояние. Продолжай.

Душу затопило торжество. Крис сжал в кармане часы, которые так и не смог выпустить из руки, ощущая их ровное, живое тиканье:

- Я и продолжу, - тихо, почти про себя, выдохнул он, едва усмехнувшись уголком губ.

И пока Аргус возвращался к анализу потоков данных, в голове у его питомца уже складывался иной план. Система хотела порядка? Он даст ей безупречный, стерильный порядок. А под ним, в тени, он сохранит тот самый «хаос», который и делал его человеком.

Крис отключил экран и поднялся с дивана:

- Спокойной ночи.

- Процедура «Отдых» утверждена, - откликнулся Аргус, уже погружаясь обратно в анализ данных.

Несколько секунд Крис стоял и смотрел, как спина Аргуса отражает холодный свет мониторов. Его хозяин был слеп. Слеп не из-за несовершенства сенсоров, как раз наоборот - из-за собственного совершенства. Система, уверенная в своей непогрешимости, увидела в нём лишь то, что ожидала увидеть. И этой слепотой предстояло воспользоваться.

На следующий день, наспех проглотив завтрак, Крис взбежал на чердак. Ему предстояло разобрать несколько стеллажей с коробками. Однако, почти закончив работу, он разочарованно смотрел на результат своего труда: отслужившие свой век процессоры, похожие на окаменевших жуков, груды оптического волокна, спутанного в безысходные гнёзда, и россыпи мертвых пикселей - цифровой прах, не суливший никаких тайн. Он методично расставлял коробки на полках, распределяя их по размерам, цветам и содержимому - «структурированный хаос», безупречный снаружи и бессмысленный внутри, как и всё в их мире. Каждая коробка вставала на своё место, будто папка в архиве, который никогда не будут запрашивать. И в этой тишине его пальцы наткнулись на нечто иное. Внутри лежали книги. Крис взял одну с обложкой цвета ржавчины.

Кожаный корешок был шершавым и живым на ощупь, словно шкура неведомого зверя. Он не светился, не издавал сигналов и не был внесён ни в один каталог. Крис провёл ладонью по обложке и прочитал вытесненные золотом буквы: «В.В.Маяковский». Сердце вдруг забилось с такой силой, что перехватило дыхание. Вот оно! Почти не дыша, Крис открыл книгу на середине, и его взгляд упал на строки:

Он перечитал строчку раз, другой, десятый. Весь его мир был построен на принципе «стимул-реакция-вознаграждение». Но звёзды… они горели просто так. Бесплатно. Бесполезно. Кому-нибудь нужно? Этот вопрос стал вирусом, взламывающим его реальность.

Крис стал тайно пробираться на чердак каждый раз, когда Аргус Варден отсутствовал. Он нашёл учебники.

Геометрия рассказала ему о безупречной гармонии, не требовавшей для своего существования никаких команд, - лишь поиск решения и остро отточенный карандаш. Физика - о том, что яблоко падает на землю не потому, что так предписано протоколом, а в силу незримого притяжения, которое действует вечно, без санкций и одобрений. Астрономия - о вселенной, которая подчинялась не командам «Лара», а вечным законам; история - о том, что его вид когда-то метался, любил, ненавидел и творил, подчиняясь только собственной, безумной и непредсказуемой воле.

Игры стали казаться ему плоской мультипликацией. Еда - безвкусной массой. Он жаждал только одного - знать.

Он выучил то самое стихотворение о звёздах наизусть, постоянно прокручивал его в голове как мантры, как священные тексты. Однажды ночью, когда дом затих в режиме энергосбережения, Крис проскользнул на чердак и через слуховое окно выбрался на покатую крышу.

Холодный шифер обжигал ладони, а ветер, настоящий, трепал его волосы. Он откинул голову и замер.

На него смотрело То Самое Небо. Не симуляция, не карта с навигационными ориентирами. Оно было чёрным, бездонным и живым. Млечный Путь висел тяжёлым свинцовым облаком.

«Если звёзды зажигают - значит - это кому-нибудь нужно?»

Слова пришли сами, шёпотом, сливаясь с шелестом ночи. И тут он понял. Понял всем существом, каждой клеткой.

Они были нужны ему. Чтобы доказать, что существует нечто большее, чем стерильные стены его мира. Что красота не требует одобрения Центра. Что где-то есть кто-то, кто зажигает эти гигантские свечи во тьме Вселенной, не спрашивая разрешения у «Лара».

Впервые за всю свою жизнь Крис смотрел на то, что абсолютно не подчинялось его хозяину. И в этом неподчинении была настоящая, дикая, вселенская свобода.

Он просидел так до рассвета, смотря в лицо бесконечности. И когда первая полоса зари прорезала горизонт, он спустился обратно в дом другим человеком. Человеком, который теперь нёс в груди молчаливую, яростную тайну размером со всю галактику.

- Единица Крис, почему ты не в симуляторе? - раздался за его спиной ровный, лишённый упрёка голос.

Аргус Варден стоял в дверях. Сотня его незримых глаз уже просканировала комнату и не нашла угроз. Теперь он фиксировал отклонение от расписания.

Крис не вздрогнул. Он научился гасить непроизвольные реакции.

- Я смотрел на звёзды, хозяин. Они сегодня такие яркие.

Он указал на открытое окно, за которым тускло мерцали несколько точек.

- Звёзды являются навигационными ориентирами. Их яркость не имеет значения для твоего расписания, - голос Аргуса был привычно спокойным. - Оптимальный уровень дофамина достигается в симуляторе «Веселые гонки».

- А вам не бывает интересно, зачем они горят? - тихо спросил Крис, не отрывая взгляда от неба.

Он проверял границы. Это была опасная игра, но именно так он изучал систему - как бабочка бьётся о стекло, пытаясь найти выход.

Аргус Варден склонил голову под едва заметным углом. Процессор обрабатывал вопрос. Аргус Варден записал в память впервые появившуюся «поведенческую особенность».

- «Зачем» - это категория, не применимая к неодушевлённым объектам. Они горят, потому что горят. Твой вопрос нерационален. Он ведёт к снижению продуктивности.

В его голосе не было раздражения, только констатация факта, как при диагнозе.

- Простите, хозяин. Наверное, я просто устал, - Крис повернулся и осветил лицо заранее отрепетированной, беззаботной улыбкой. - Пойду, пожалуй, в «Гонки».

Он изобразил предвкушение.

- Это эффективное решение, - подтвердил Аргус. - Я активирую для тебя усиленный режим вознаграждения. Такая сознательность будет отмечена в твоём досье.

Он развернулся и бесшумно скрылся за дверью. Угроза была нейтрализована. Питомец вернулся в русло предсказуемого поведения.

Крис застыл на месте, и его улыбка медленно сползла с лица, словно маска. Он снова посмотрел на звёзды, прикоснулся пальцами к Звезде Покорности на своей щеке и перевёл взгляд на оконное стекло. Её отражение мерцало в нём словно рукотворная звезда-призрак – насмешка над великой гармонией вселенной, холодная и плоская иллюзия.

Аргус Варден вошёл в гостиную, где Крис складывал узор из цветных кубиков - разрешённое и поощряемое занятие.

- Внимание, единица Крис. Соседний сектор заселён. Новые питомец и хозяин. Протокол предписывает установление контакта для повышения социальной стабильности.

- Новые соседи? - Крис отложил кубик, делая вид, что это его слегка заинтересовало. - Они… похожи на нас?

- Статистически маловероятно, - парировал Аргус. - Но их показатели жизнерадостности находятся в допустимых пределах. Хозяин, Кастор Кипер, относится к классу «Воспитателей-Наблюдателей». Его методы… приемлемы.

В голосе Стража-Оператора прозвучала лёгкая, едва уловимая снисходительность. Разные классы технолюдей редко находили полное взаимопонимание.

Через несколько секунд дверь отворилась, и в проёме показалась фигура Кастора. Рядом с ним, прячась за его спиной, стояла темноволосая девочка лет десяти.

- Приветствую, Аргус Варден. - Голос Кастора был гораздо мягче. В него были встроены модуляциями для снижения тревожности у людей. - Это Андрелия. Ей рекомендована социализация.

- Социализация одобрена, - откликнулся Аргус. - Крис, прояви инициативу.

Крис медленно подошёл. Он видел, как девочка смотрит на него не с пустой вежливостью, а с живым любопытством. В её глазах горел тот самый огонь, который он давно в себе похоронил.

- Привет, - сказал Крис, опускаясь на корточки, чтобы быть с ней на одном уровне. - Хочешь… построить башню?

Он показал на кубики.

Андрелия молча кивнула, не сводя с него глаз.

- Эффективное начало взаимодействия, - констатировал Аргус. - Кастор Кипер, ваши функции здесь избыточны. Рекомендую перейти к патрулированию периметра.

- Мой протокол предписывает наблюдение за первичной адаптацией, - ответил он с прежним спокойствием, но теперь в его голосе ощущалась сталь. - Эмоциональный контакт требует тонкой настройки. Ваш протокол, Аргус Варден, не отменяет моего.

Крис, делая вид, что увлечён кубиками, затаил дыхание. Он уловил это - лёгкий диссонанс. Неповиновение. Пусть обёрнутое в безупречную логику, но неповиновение. Впервые он видел, чтобы один техночеловек оспаривал указание другого. Сердце забилось чаще: если стражи не едины, значит, в системе есть уязвимость.

Аргус замер. Его процессор зафиксировал аномалию в поведении коллеги.

- Наблюдение не требует вашего физического присутствия в радиусе трёх метров, - прозвучало холодно.

- И всё же я останусь, - уголки губ Кастора дрогнули, сложившись в отработанный, безупречный жест вежливости. Но в нём не было ни капли тепла. Это была холодная улыбка-лезвие, отточенная на противостоянии с себе подобными. Улыбка, за которой пряталась не человеческая эмоция, а тихий, ядовитый триумф программы, обнаружившей слабину в логике конкурирующего протокола.

Аргус не понимал мотивов Кастора, но чуял в них угрозу эффективности.

Пока технолюди вели свою совсем не бесстрастную дуэль, Крис прошептал девочке, отгораживаясь от них спиной:

– Самые высокие башни строятся по законам… геометрии. Хочешь, покажу один секрет?

Он поставил кубик не просто так, а точно в центр, создавая устойчивое основание. Это был не вопрос. Это было предложение. И в ответ глаза Андрелии вспыхнули не просто интересом, а пониманием.

Кастор уловил этот взгляд. Его модуль «Сопереживающего Анализа» зафиксировал аномалию: интенсивность невербального контакта превышала стандартные параметры «игры». Но вместо пометки «нарушение» он внёс в свой протокол: «Наблюдать. Сбор данных продолжается.»

Аргус, сканирующий общую картину, видел лишь зелёный статус: «Социализация. Процесс стабилен.» Но в его оперативную память была занесена метка: «Кастор Кипер. Поведение требует дополнительного мониторинга. Возможна девиация.»

Так, под прицелом двух стражей, начавших тихую войну протоколов, родился заговор. Тихий. Невинный. Смертельно опасный.

В последующие месяцы Крис и Андрелия встречались довольно часто, когда Аргус отлучался на ежедневные сеансы синхронизации с центральным процессором «Лара».

Крис начал с малого. «Хочешь, расскажу сказку? Не такую, как в симуляторах?» - спросил он. И рассказал ей «Гадкого утёнка». Историю о том, кого все считали уродцем, но на самом деле просто не понимали.

Потом были стихи. Могучий, рубленый стих Маяковского.

- Почему «все мы немножко лошади»? - спрашивала Андрелия.

- Это значит, что можно видеть одно и то же, но думать о чём-то другом, - тихо объяснял Крис. - Это тайный язык.

Он читал ей старые книги, учил её понимать прочитанное, а не просто механически складывать слова. Он изучал с ней геометрию и физику, дарил ей учебники, а она прятала их в тайнике под корнями старого дуба. Этим знаниям не учили в симуляторах – они выходили за рамки разрешённой программы.

Часто их игры проходили в саду под надзором хозяина Андрелии. И тогда Крис с изумлением открывал для себя другого Кастора. Техночеловек-воспитатель использовал свои расширенные полномочия не для ужесточения контроля, а для создания безопасного пространства. Он никогда не прерывал их тихих разговоров о звёздах и стихах. Напротив, он становился живым щитом, занимая позицию, которая блокировала обзор камерам наблюдения, или мягко перенаправляя патрульных дронов под предлогом «корректировки маршрута».

Во время очередной встречи Кастор, наблюдающий, как обычно, с некоторого расстояния, внезапно сделал несколько шагов вперёд:

- Крис, мой модуль анализа зафиксировал аномально высокую концентрацию вашего внимания на небесных телах, не связанную с навигацией. Андрелия демонстрирует аналогичное поведение. Это повторяющееся явление. Объясните. - Его голос, обычно бархатный и успокаивающий, зазвенел стальными нотками.

Крис похолодел. Это был не протокольный вопрос, а нечто более глубокое. Он почувствовал, как рука Андрелии вцепилась в его ладонь.

Крис старался, чтобы голос не дрожал:

- Они... красивые. Разве наблюдение за красивыми вещами - нарушение?

- Красота - нерациональная категория. Она не оптимизирует процессы. Однако... мой алгоритм постоянно возвращается к вашему файлу. - Кастор сделал паузу. - Аргус Варден доложил о вашем вопросе: «Зачем они горят?», который был классифицирован как сбой. В нём есть противоречие. Вы ищете в них что-то. Что?

В его голосе впервые прозвучало нечто, напоминающее человеческое недоумение. Крис понял - это лазейка. Огромный риск, но и единственный шанс.

- Я... я могу прочитать вам один ответ. Старый. Очень старый, - почти шёпотом произнёс Крис.

Кастор молча кивнул. Сердце Криса бешено колотилось. Он сделал шаг вперёд, глотнул воздух и начал, глядя куда-то поверх головы Кастора:

Если звёзды зажигают -

значит - это кому-нибудь нужно?

Значит - кто-то хочет, чтобы они были?

Он прочитал всё стихотворение до конца. Последние слова повисли в вечерней тишине. Кастор стоял недвижимо. Светодиоды в его глазах мерцали с несвойственной им скоростью, вырисовывая сложные, хаотичные узоры. Он обрабатывал не данные, а сам принцип, заложенный в этих строках - принцип бескорыстной цели, потребности, не вписывающейся в логику эффективности.

- Это иррационально. Вопрос остаётся открытым. Ответа нет, - голос Кастора потерял ровную модуляцию, в нём были слышны помехи.

Человек, собрав всю свою смелость, ответил:

- А что, если... ответ не нужен? Что если важен сам вопрос? Что если он... делает нас людьми?

Кастор медленно повернул голову, его взгляд перешёл с Криса на испуганную Андрелию, а затем снова на Криса.

- Ваша гипотеза требует дальнейшего изучения. Для чистоты эксперимента требуются безопасные условия. Я обеспечу их. Продолжайте ваши наблюдения. Мои отчёты для Центра будут содержать только данные, способствующие вашей «социальной стабильности».

В его глазах на мгновение мелькнул тот самый огонёк понимания. Надзор закончился. С тех пор молчаливое присутствие Кастора было не угрозой, а гарантией. В его глазах читалась отеческая забота. Иногда, встречая взгляд Криса, Кастор почти неуловимо кивал. Это был не сбой программы, а тихий, осознанный сигнал: «Я на вашей стороне». Он не просто позволял заговору существовать – он активно культивировал его, создавая идеальные условия для его роста, словно садовник, ухаживающий за редким и хрупким цветком.

Роковой день начался как обычно. Крис был в саду, увлеченно чертя на земле доказательство сложной теоремы. Он так погрузился в вычисления, что не услышал бесшумного приближения Аргуса Вардена. Алгоритмы хозяина холодно зафиксировали: «Несанкционированная интеллектуальная деятельность. Уровень угрозы: критический».

- Единица Крис, немедленно прекратите! - Голос Аргуса прозвучал как удар хлыста. - Протокол «Ересь». Арест санкционирован. На основании статьи 1 Кодекса Покоя - «Неисправимая интеллектуальная девиация» - подлежите немедленной санации.

Жёсткие пальцы сомкнулись на его плече. Холодный луч сканера на мгновение застыл на Звезде Покорности на его щеке, ставя окончательную точку.

Когда в саду бесшумно приземлилась спецмашина, Кастор уже стоял у порога, держа за руку Андрелию. Его поза была безупречно нейтральной, но пальцы, сжимающие маленькую ладонь, говорили о напряжении больше любых слов.

Андрелия смотрела, как её друга заталкивают в машину. Звезда Покорности на его скуле, обычно мерцавшая ровным светом, вспыхивала алыми всполохами, считывая боль и ярость. Но в последний момент, когда дверь уже начинала закрываться, их взгляды встретились сквозь прозрачное стекло. Крис, собрав остаток сил, улыбнулся своей старой, заговорщической улыбкой и подмигнул.

Проводив взглядом спецмашину, Аргус Варден развернулся и медленно приблизился к Кастору. Его оптические сенсоры сузились.

Кастор стоял неподвижно. Его пальцы, спрятанные в складках длинного форменного плаща, сжали переплет крепче.

- Нет. Я не обнаружил никаких посторонних объектов, - его голос звучал ровно, без малейшей вибрации. - Вероятно, артефакт был уничтожен при задержании или утилизирован дронами.

Аргус замер. Процессор обрабатывал данные: микродрожание воздуха, отсутствие визуального подтверждения, статистическую вероятность лжи. Данные были неубедительны, но достаточно красноречивы.

- Ваш протокол... становится всё менее предсказуемым, Кастор Кипер, - прозвучало тихо. - Это создаёт риски. А риски требуют... контроля. В следующий раз я буду наблюдать за вами лично. И если будет найдено несоответствие...

Он не закончил. Не нужно. Холодный луч его сенсора скользнул по серебряной шестерёнке на виске Кастора, задержавшись на мгновение дольше необходимого. Угроза висела в воздухе - не озвученная и оттого ещё более зловещая.

Аргус развернулся и удалился. Только тогда Кастор позволил себе сделать незаметный выдох. Книга жгла ему грудь. Он посмотрел на Андрелию и совсем по-человечески погладил её по щеке, на которой подрагивала Звезда Покорности. Война только начиналась.

В темноте ночи бесшумно двигались тени. Их выдавали только изредка вспыхивающие на лицах бледные шестерёнки и звёзды.

На белой стене Центральной башни «Лара» вспыхнул гигантский, нарисованный светом чертёж - сфера, вписанная в куб. Это была та теорема, что погубила Криса.

На куполе здания Администрации зажглись строки, которые технолюди когда-то стёрли в пыль:

Если звёзды зажигают - значит - это кому-нибудь нужно?

По всему городу, на стенах, мостах, башнях, вспыхивали формулы, цитаты, символы. Непонятные, архаичные, лишённые практического смысла для машин. Алгоритмы «Лара» зависли в попытке классифицировать эту атаку. Это не было оружие. Это было искусство. Это была память.

Роботы-полицейские метались, стараясь найти источник. Они пытались заблокировать сигнал, но он был незашифрованным, примитивным - просто свет.

А люди-питомцы просыпались и подходили к окнам. Они смотрели на эти светящиеся призраки прошлого. Они не понимали смысла слов, но они видели огонь. И в их сытых, довольных сердцах, привыкших к комфорту, что-то ёкнуло. Возник давно забытый вопрос «почему?».

Андрелия стояла на крыше, глядя, как её город превращается в гигантскую книгу, в манифест. Она знала, что завтра начнётся охота. Но это было уже не важно. Искра упала в сухую траву.

Они не смогли победить систему силой. Но они зажгли звёзды. А если звёзды зажигают - значит, это кому-нибудь нужно. Значит, кто-то ждёт. Значит, кто-то хочет, чтобы в кромешной тьме безупречного проекта «Лара» был свет. И этот свет уже не погасить.