Девушки в белых одеждах танцевали с бубнами у пламени костра. Их лица скрывали лисьи маски. Поодаль мерцали свечи, отбрасывая трепетные тени на символы солнца, начертанные на иссохшей земле и на руках шаманок. Они взывали к светилу, моля о щедром урожае, но земля давно не знала дождя, а солнце, казалось, отвернулось от людей, обидевшись на них.
Ритуал требовал не только времени, но и жертвы. Иного пути не было. Маски скрывали лица не просто так: слепой жребий должен был определить, кто из девушек отправится на поиски солнечного серпа. Согласно преданиям, этот серп мог даровать урожай, которого хватило бы племени на десять лет.
Сердца девушек стучали едва ли не громче, чем их бубны. Приближался миг истины. Серп когда-то был дарован людям богиней Ладой — в те времена, когда небо было ближе к земле, а боги говорили с людьми на одном языке. Его судьба оставалась тайной. Даже старейшина племени знала о нём только из устных преданий, передававшихся из поколения в поколение.
Ритм бубнов смолк. Воцарилась тишина, которую нарушали лишь треск пламени и сдержанное дыхание танцовщиц. Из-под сени древнего дуба вышла старица, мать общины. В её руках был глиняный кувшин, а в нём — ветки руты. И только одна из них была отмечена солнечным знаком.
— Лада, Мать-Берегиня, укажи нам путь! Не дай своим детям сгинуть во тьме и голоде! — голос старицы, древний и потрескавшийся, словно высохшая земля, звучал твёрдо. — Подходите, девы, тяните жребий!
Девушки одна за другой покорно потянулись к кувшину. Трясущимися руками они доставали ветки руты. Все, чьи ветки были чисты, выдыхали с облегчением. И лишь одна «лисица», самая молодая, получила право идти на поиски серпа.
Соплеменницы отстранились и молчали, ведь никто из них не верил, что она справится. Её звали Заря. Она была рыжеволосой, с россыпью веснушек на лице, словно звёзд на ночном небе. Разглядывая свою ветку руты, Заря выпрямила спину, словно окаменев. Она сжала кулаки, пытаясь убедить всех — и в первую очередь себя, — что ей не страшно и всё получится.
Старица сурово посмотрела на неё, но ничего не сказала. «На всё воля Богов», — подумала она про себя.
Заря сняла лисью маску. Её зелёные глаза отражали и тень неизвестности, и свет надежды. Она пошла вдоль реки, куда глаза глядят, следуя за светом Луны. «Каким должен быть этот путь? Где находится солнечный серп?» — столько вопросов роилось в её голове.
Заря шла всю ночь и почувствовала, что силы её на исходе. Она подкрепилась ягодами, которые словно сами попались ей в руки, нашла мягкий лишайник и решила немного прикорнуть. Под шелест вековых сосен и елей девушка погрузилась в сон. Убаюканная свежестью и умиротворением леса, она смогла полностью расслабиться. И явилась ей во сне богиня Лада, вся в своём величии. Русые волосы, заплетённые в свободные косы, падали на сарафан, украшенный золотым орнаментом. На её голове был венок из полевых цветов. Статная красавица с милой улыбкой, она казалась самой покровительницей всех молодых девушек. «Здравствуй, Заря», — молвила Лада. — «Ты избранная. Твой путь далёк и сложен, но только девушка с чистым сердцем может его осилить». Заря опешила от такой встречи, она слушала, затаив дыхание. Богиня же продолжила: «Солнечный серп находится на Кудыкиной горе, в далёкой стороне, за лесами и полями, где звери не рыщут и птицы не летают».
«Серп был похищен у людей много зим назад. Тот, кто забрал его, боялся нашей силы и заточил свет в самом сердце тьмы — на Кудыкиной горе, где даже птицы не поют».
«Но это был не враг, а хранитель равновесия — сам Велес, владыка трёх миров. Он видел, как дар Лады ослепляет людей, как они забывают о цене урожая и мудрости земли. Он унёс серп не из злобы, но из жалости — чтобы вы не погубили себя лёгким хлебом».
«Теперь лишь чистое сердце может вымолить прощение у Бога-Медведя. Иди к нему не как воительница, но как дитя мира. Проси не силой, а правдой. Помни: тень падает от самого яркого света, а мудрость рождается в тишине».
«И если ты сможешь доказать, что люди готовы принять и свет, и тьму — он вернёт вам солнце».
Лада медлила, и в её глазах читалась не только надежда, но и тревога.
«Он ... испытывает не только тебя, дитя моё. Он испытывает всех нас. И плата за серп будет высокой. Готовься отдать то, что дороже всего ...»
Её образ стал таять, растворяясь в утреннем тумане, а последние слова прозвучали как шелест листьев:
«... ибо у всего есть своя цена».
Заря проснулась с холодом в груди. Солнце ещё не взошло, но она уже знала: её путь ведёт не просто за артефактом. Ей предстояло пройти в самое сердце тьмы и понять, что истинная сила рождается не в борьбе, а в равновесии. И первым шагом было найти тропу, которую не отмечают на картах. Тропу, что проходит через сны зверей и корни древних дубов.
Девушка огляделась по сторонам в поисках следов зверей. Но вот беда: они возникали то справа, то слева и тут же обрывались. Заря пыталась поспеть за ними, но только кружила на месте. Когда солнце уже клонилось к западу, окрашивая стволы сосен в багряные тона, она поняла: она заблудилась не просто в лесу, а в лабиринте, созданном самим Велесом.
Вдруг воздух перед ней задрожал, и из-за старой, почти сгнившей сосны вышел лесовик. Он был невысок, одет в одежду из мха и коры, а в спутанной бороде путались сухие веточки и шишки. Его глаза, словно два уголька, светились из-под нависших бровей.
«Чего ищешь, дитятко, в моих владениях?» — проскрипел он, и его голос звучал как шелест листвы под осенним ветром. «Тропы тут не простые, они для людей не предназначены. Сбиваю я с пути тех, кто бездумно шагает, не видя и не слыша природы».
Заря, помня наставления Лады, не испугалась. Она сделала шаг вперёд и не стала ничего требовать. Вместо этого она опустилась на одно колено, склонив голову.
«Не ищу я дороги, дедушка, — тихо сказала она. — Ищу мудрости. Иду к Хозяину Трёх Миров, чтобы вернуть своему народу солнце. Не укажешь ли путь?»
Лесовик удивлённо хмыкнул. Люди обычно либо бежали от него, либо пытались пригрозить. А эта — просила совета. «Умна», — буркнул он. «Лада не ошиблась в тебе. Ладно. Тропу к Горе картой не найти, ногами не протоптать. Её сердцем чувствовать надо. Иди туда, где стоит камень-великан, что с небом говорит. Сядь у его подножия, закрой глаза и слушай. Не шелест листьев, не пение птиц — а тишину между мирами. Она и укажет дорогу».
Он повернулся и указал рукой вглубь чащи, где деревья смыкались в непроглядную стену.
«И смотри под ноги. Иногда путь вниз ведёт наверх, а шаг вперёд — обратно».
С этими словами лесовик растворился в воздухе, словно его и не было, оставив после себя лишь запах хвои и влажной земли. Заря посмотрела в указанном направлении. Теперь у неё была не тропа, а загадка. Но первая встреча с духом леса, которая не закончилась бедой, придала ей сил. Она шла, уже не всматриваясь в землю в поисках следов, а прислушиваясь к лесу — к его дыханию, к его настроению.
Вскоре меж деревьев она увидела огромный валун, покрытый древними рунами, которые стёрлись от времени. Он и правда напоминал великана, заснувшего в вечном сне. Камень-великан, что с небом говорит.
Заря подошла к нему, прислонилась спиной к шершавой, ещё тёплой от дневного солнца поверхности, и закрыла глаза, как велел лесовик. Сначала она слышала только привычные звуки леса. Но затем, погружаясь глубже в медитативное состояние, она начала улавливать нечто иное — едва заметное гудение, вибрацию, исходящую от самого камня.
Внезапно это гудение сменилось нарастающим шелестом — словно тысячи сухих стеблей тёрлись друг о друга. Воздух стал тяжёлым и спёртым, запахло пылью, сухой полынью и чем-то древним, забытым.
Заря открыла глаза. На камне-великане, раскинув крылья, сидел курганник. Его перья были цвета потускневшего золота и запёкшейся крови, а глаза — два раскалённых угля без зрачков. Он не двигался, лишь слегка покачивался в такт какому-то незримому ритму, и от этого шелестели перья на его груди, похожие на погребальные бусы.
«Стой, ходока, — послышался в голове Зари голос, скрипучий и холодный, как скребущая по камню лопата. — Не всякому дано сойти вниз, откуда не возвращаются. Ты за чем в царство теней?»
Заря, помня наказ Лады, не отступила. Она выпрямилась, хотя ноги подкашивались от древнего ужаса, что веял от птицы.
«Я иду не в царство теней, — сказала она, глядя в горящие глаза. — Я иду к Велесу. Не за смертью, а за жизнью для моего народа».
Курганник наклонил голову набок.
«Многие так говорили. Их кощи белеют на склонах. Жизнь и смерть — две стороны одной монеты для того, к кому ты идёшь. Что ты дашь в залог? Что оставишь на пороге?»
Это был не вопрос, а требование. Плата за проход. Заря потянулась к своей гривне — единственной ценности, что была на ней. Но голос в голове заскрипел снова: «Не металл мне нужен. Дай то, что жжёт тебя изнутри. Дай свой страх». И Заря поняла, что это не метафора. Птица видела его в ней — комок холодного ужаса перед темнотой, одиночеством и могуществом Велеса. Она закрыла глаза, собрала этот страх в единый шар и мысленно вытолкнула его от себя.
Курганник взмахнул крылом с сухим, как перелом кости, хрустом. Воздух дрогнул, и что-то невидимое перетекло от девушки к птице.
«Проходи, — проскрипел голос, теперь звучавший чуть мягче. — Путь открыт. Но помни: назад будешь искать дорогу сама. И заплатишь ещё раз».
С этими словами призрачная птица растворилась в воздухе, и взору Зари открылась та самая расщелина у подножия скалы — тёмный, холодный вход, ведущий вниз.
Сделав глубокий вдох, уже не чувствуя прежнего страха, но ощущая непривычную пустоту и тишину внутри, Заря шагнула в темноту. Влажный, спёртый воздух обволакивал её, пахло тиной, холодным камнем и чем-то древним. Луч света с поверхности едва достигал дна, выхватывая из мрака узкую подземную речку, что текла сквозь грот, и блестящие от влаги стены.
Посреди подземного озера, на камне, словно на троне, сидела она. Её кожа отливала синевой глубин, а волосы были цвета водорослей. Это была не дева из легенд, а тоскливое, одинокое создание. Её глаза, огромные и бледные, смотрели на Зарю без злобы, но с бесконечной усталостью. Вместо хвоста — две тонкие, бледные ноги, которые она обхватила руками, раскачиваясь на камне.
«Снова пришла... — её голос звучал как шелест воды о пещерные стены. — Все приходят. И все хотят пройти. А мне оставаться... всегда оставаться...»
Заря замерла. Это создание не было похоже на кровожадную мавку из страшилок.
«Кто ты?» — выдохнула девушка.
«Страж. Наказание. Цена долголетия, — русалка горько улыбнулась, и во мгле блеснули острые, как иглы, зубы. — Он спрятал меня здесь стеречь дорогу. Чтобы никто не беспокоил его. Чтобы я навевала тоску на путников и возвращала их обратно... или топила».
Она посмотрела на Зарю с любопытством.
«Ты не похожа на других. В тебе нет жадности. В тебе... свет. Он тебя ненавидит за это. Проглотит твой свет, и тебе станет так же холодно, как мне. Уходи».
Но Заря, помня о долге, сделала шаг вперёд.
«Я не могу уйти. Мне нужно пройти к Велесу. Мой народ гибнет».
Русалка покачала головой, и с её волос скатились капли, звонко упав в воду.
«Я не могу тебя пропустить. Он не простит. Мои цепи... — она дёрнула рукой, и из темноты донёсся лязг невидимых оков. — они не из металла. Они из долга. Из вины. Я стражу».
Заря посмотрела на несчастное создание, на её тоску, которая была гуще подземного мрака. И сердце её сжалось не от страха, а от сострадания. Она вспомнила слова Лады: «Готовься отдать то, что дороже всего».
И она поняла, что дороже её страха, дороже даже жизни, для неё было её имя. Имя, данное матерью при рождении. Имя, которое кричали подружки, зовя играть. Имя, которое она должна была прославить.
Решение пришло мгновенно, без раздумий, ибо оно было единственно верным.
«Ты хочешь имя? — тихо, но чётко сказала Заря, и эхо понесло её слова по всему гроту. — Возьми моё. Я отдаю его тебе. Отныне ты — Заря. Ты — свет, что остался во мгле. Ты — надежда, что не угасла. Иди к поверхности и посмотри на солнце, которое тебя больше не обожжёт. Ты свободна».
Повисла тишина. Казалось, сама пещера затаила дыхание. Затем с тихим, мелодичным звоном, похожим на лопнувшую струну, невидимые оковы рухнули в воду.
Облик русалки начал меняться. Синева кожи посветлела, уступив место тёплому загару, а в глазах, впервые за сотни лет, вспыхнул огонь — тот самый, что когда-то подарила ей Заря. Теперь это была не мавка, а девушка с ясным, озарённым изнутри взглядом.
Она медленно сошла с камня и сделала шаг навстречу Заре. Её движение было уже не скользящим, а твёрдым, человеческим.
«Спасибо тебе, Безымянная, — её голос теперь звучал ясно и звонко. — Ты отдала мне не просто слово. Ты отдала мне будущее. Дорога к Велесу открыта. Но помни... без имени ты станешь призраком для своего мира. Твоё племя забудет тебя. Твой подвиг останется безвестным. Ты готова на это?»
Заря (теперь уже бывшая Заря) лишь кивнула, чувствуя странную пустоту в месте, где раньше жило её имя. Она была готова.
Новая Заря улыбнулась ей как сестре и, развернувшись, побежала к выходу из грота — навстречу солнцу и свободе.
А Безымянная девушка, ничего не чувствуя, кроме тихой, леденящей решимости, сделала шаг вглубь пещеры, в царство Велеса.
Острые камни впивались в босые ноги, скользкие стены норовили зацепить её одежду, а в чёрной воде, где ещё недавно сидела мавка, теперь отражалась лишь тьма. Без имени она чувствовала себя призраком — лёгкой, пустой, почти невесомой. Страх ушёл к курганнику, имя — к русалке. Осталась только воля, холодная и острая, как лёд.
Туннель сужался, свод давил на плечи, воздух становился густым и тяжёлым, словно вода. И тут из тьмы перед ней поднялась Тень. Бесформенная, колеблющаяся, она была лишена лица, но Безымянная знала — это её собственная тень, отражение той, кем она была до того, как отдала имя.
«Кто ты?» — прошелестела Тень, и её голос был точной копией голоса Зари, каким он был раньше. «Зачем идёшь? Ты — ничто. У тебя нет имени, чтобы назваться. Нет прошлого, чтобы вспомнить. Нет будущего, чтобы его обещать. Ты — пустое место. Вернись».
Это была не атака, не угроза. Это была истина, произнесённая вслух. Без имени у неё не было истории, не было места в мире. Боль от этой правды была острее, чем укус любого клинка.
Безымянная замедлила шаг. Она хотела крикнуть: «Я — Заря! Я иду спасти свой народ!». Но слова застряли в горле. Заря — это было уже не её имя. Оно принадлежало другой.
И тогда она поняла, что должна ответить не тем, кем была, а тем, кем стала.
Она выпрямилась во весь свой невысокий рост, хотя свод пещеры заставлял её сгибаться.
«Я — та, кто идёт, — прозвучал её голос, и он был твёрже и тише, чем раньше. — Я — та, кто выбрала. Я — жертва без имени и путь без возврата. Я — пустота, что несёт свет. И этого достаточно».
Её слова, лишённые самоидентификации, но полные несгибаемого намерения, ударили в Тень. Та заколебалась, попятилась и с тихим вздохом растаяла, вливаясь обратно в стены пещеры.
Преграда была пройдена. Но Безымянная знала — это была лишь первая из многих. Она шла дальше, и с каждым шагом тьма вокруг становилась всё плотнее, а тишина — всё громче. Она уже почти не отличала, где камень, где вода, где воздух. Она шла на ощупь, ведомая лишь едва уловимым чувством — зовом того, что когда-то было сердцем, и памятью о долге, который теперь был всем, что у неё оставалось.
И в этой абсолютной тьме она наконец ощутила Присутствие. Огромное, древнее, безразличное и милосердное одновременно. Оно не виделось глазами, но чувствовалось каждой клеточкой её тела — давление веков, мудрость камня, спокойствие глубоких вод.
Она упала на колени на холодный влажный камень, не в силах идти дальше.
«Велес... — прошептали её уста, но не её имя, ибо его у неё не было. — Я пришла...»
И он явился на зов Безымянной. Не как видение, а как сама плоть от плоти земли — высокий, могучий, в медвежьей шкуре на плечах. В его жилах текла кровь древних лесов, а в глубине карих глаз мерцала мудрость тысячелетий. В мощной руке он сжимал резной посох из дуба, обвитый живыми побегами плюща.
«Встань, Дочь Людей, — прогремел его голос, мягкий, как шум дождя, и твёрдый, как скала. — Ты прошла долгий путь, лишившись многого. Говори. Зачем потревожила покой Владыки Межмирья?»
Безымянная поднялась, чувствуя, как дрожат её колени. Но голос её не дрогнул, когда она заговорила:
«Я пришла не как гость и не как враг. Я пришла как голод моего народа. Как сухая земля, жаждущая дождя. Как тень, что ищет свой свет. Я пришла вернуть то, что было утрачено — Солнечный Серп».
Велес внимательно смотрел на неё, и казалось, он видит не только её, но и всех, кто приходил до неё — с мольбами, угрозами, слезами.
«Серп, — произнёс он, и слово это прозвучало как приговор. — Дар, который стал проклятием. Сила, которая ослепила тех, кому была дана. Ты говоришь, твой народ гибнет? Они гибнут не от голода, Дочь Людей. Они гибнут от забвения. От того, что разучились видеть красоту в первом весеннем ростке и силу в собственных руках».
Он сделал шаг вперёд, и земля под ногами слегка затрепетала.
«Почему я должен вернуть им то, что они не смогли оценить? Почему я должен дать им лёгкий хлеб, когда они забыли вкус хлеба, добытого трудом?»
Безымянная не опустила глаз. В её зелёных глазах горел тот самый свет, который заметила русалка.
«Ты прав, Владыка. Они забыли многое. Но они не забыли надежду. Они не забыли, как молиться богам и верить в чудо. Они послали меня — самую юную, самую слабую — потому что даже в час отчаяния в них осталась вера. Не в серп, а в меня. И я не подведу их».
Она выпрямилась во весь свой невысокий рост.
«Я не прошу тебя отдать серп. Я прошу тебя дать нам шанс. Шанс вспомнить. Шанс стать лучше. И я готова заплатить за этот шанс той ценой, которую ты назначишь».
Велес смотрел на неё долго и пристально. Казалось, он взвешивает каждое её слово на невидимых весах.
«Ты уже заплатила высокую цену, Безымянная, — наконец произнёс он. — Ты отдала своё прошлое и своё будущее. Ты стала чистой монетой в этой игре. И возможно... возможно именно такой посланник и нужен был людям, чтобы напомнить им об истинных ценностях».
Он повернулся и указал посохом вглубь пещеры, где тьма сгущалась до абсолютной черноты.
«Серп ждёт тебя там. Но помни — взяв его в руки, ты примешь на себя не только его силу, но и его бремя. Ты станешь мостом между мирами. Между светом и тьмой. Между людьми и богами. Ты никогда не будешь прежней».
Безымянная кивнула. Она и так уже никогда не будет прежней.
«Я готова».
И шагнула в ту тьму, куда указал бог, чтобы лицом к лицу встретиться с наследием Лады и выбором Велеса.
Безымянная шагнула в абсолютную тьму. Воздух сгустился до состояния густого, непроглядного тумана. Она шла на ощупь, и пальцы её скользили по стенам, покрытым вековой влагой и тиной. С каждым шагом тишина становилась всё громче, пока не начала звенеть в ушах.
И тогда впереди забрезжил свет.
Не яркий и не ослепительный, а мягкий, тёплый, золотистый. Он струился из центра пещеры, где на каменной колонне, похожей на перевёрнутый сталактит, лежал Солнечный Серп.
Он был меньше, чем она представляла — размером с лунный серп, но от него исходила такая мощь, что перехватывало дыхание. Он был выкован не из металла, а из чистого света, застывшего в форме изогнутого лезвия. Рукоять была обвита живыми злаковыми стеблями — пшеницей, рожью и овсом, которые колосились и шелестели, несмотря на подземный мрак.
Безымянная медленно приблизилась. Она чувствовала, как тепло серпа омывает её лицо, согревает кожу. Она протянула руку — и остановилась.
«Ты станешь мостом между мирами», — эхом прозвучали в памяти слова Велеса.
Она поняла. Взять серп — значит принять на себя не только силу, но и ответственность. Стать тем, кто будет напоминать людям о балансе. О том, что за свет всегда приходит тень, а за урожаем — зима.
Она глубоко вздохнула и обхватила рукоять пальцами.
Тепло сменилось жаром. По руке разлилась жидкая энергия, вливаясь в каждую жилу, каждую клеточку. В висках застучало. Перед глазами проплыли образы:
— Весенний дождь, барабанящий по первые ростки. — Запах свежевспаханной земли. — Усталое, но счастливое лицо матери, пекущей хлеб. — Суровый взгляд Велеса, полный... одобрения?
Она чувствовала всё. Радость роста и горечь утраты. Плодородие земли и её истощение. Жизнь и смерть в бесконечном цикле.
Серп словно врос в её ладонь, став продолжением руки, а затем — и души. Свет от него вспыхнул ярче, на миг ослепив её, и затем погас, словно вобравшись внутрь.
Когда зрение вернулось, Безымянная увидела, что держит в руке простой серп с деревянной ручкой и тусклым металлическим лезвием. Но она чувствовала скрытую в нём силу. Она была с ним едина.
Она обернулась. Велес стоял у входа в грот, наблюдая. Его лицо не выражало никаких эмоций.
«Ты сделала свой выбор, — сказал он. — Теперь иди. Неси своим людям не только хлеб, но и знание. Напоминай им, что я рядом. Что я — часть всего. Часть их самих».
Он взмахнул посохом. Стены пещеры задрожали, и позади Безымянной открылся проход, залитый солнечным светом. Он вёл не вглубь земли, а наверх — к поверхности, к лесу, к дому.
Путь назад был открыт.
Она вышла из-под земли на опушку леса. Воздух, напоенный ароматом хвои и свежести, показался ей самым сладким, что она когда-либо вкушала. Серп мирно покоился у неё в руке.
Она сделала несколько шагов вперёд — и остановилась, увидев свою тень, чётко лежащую на траве. Солнце светило ей в спину.
И тут она поняла. Она не просто несла серп. Она сама стала им. Частица солнца теперь жила в ней, отбрасывая тень — ту самую, что хранил Велес.
Она была целой. Она была мостом.
Безымянная тронула пальцами своё лицо, затем глянула на отражение в лесном ручье. Рыжие волосы, веснушки, зелёные глаза — всё было на месте. Но во взгляде появилась новая глубина. Знание. Тяжесть и мудрость.
Она больше не была Зарей. Но она и не была никем.
Она была Надеждой.
Племя увидело её на рассвете третьего дня. Она шла из леса — босая, в изодранной одежде, с простым серпом в руках. Но шла она с такой уверенностью и силой в глазах, что люди расступались перед ней без слов.
Она подошла к высохшему полю, где земля трескалась от жажды. Ничего не говоря, она воткнула лезвие серпа в почву.
И случилось чудо.
С неба упали первые тяжёлые капли дождя. Затем хлынул ливень — тёплый, благодатный. Люди поднимали лица к небу, смеялись и плакали, раскрыв рты и подставляя ладони.
А на утро поле зазеленело первыми робкими всходами.
Старица смотрела на Безымянную со слезами на глазах. «Ты вернулась, дитя моё», — прошептала она.
«Нет, — тихо ответила та. — Заря не вернулась. Но она послала вам то, что просили. И то, в чём вы нуждались».
Она осталась с племенем, но жила на отшибе, у края леса. К ней приходили за советом, за исцелением, за семенами, что давали невиданный урожай. Дети дразнили её «Безымённой», но с любовью и почтением.
А по ночам она иногда уходила к тому самому камню-великану и сидела там в тишине, слушая, как шепчутся миры. И иногда ей казалось, что из тени старого дуба на неё смотрит пара мудрых карих глаз, полных тихого одобрения.
Она заплатила высшую цену. Но обрела нечто большее, чем имя. Она обрела предназначение.
И урожай в том году действительно был таким обильным, что его хватило на десять лет.