Страшное слово выбраковка резануло по нежным котячьим ушкам, кончики которых уже начали сереть, как и полагается у сиамцев, ведь родятся-то они беленькими. Но в этом помёте у одной котодевочки они становились пегими, и заводчик клубных кошек нервничал. И чем дальше, тем больше злился на «чистопородного» кота с заверенной родословной и чемпионством. Он в очередной раз взял толстушку на свет и ахнул, у котенка явно наметилась вертикальная полоса, разделяющая мордочку по носу на рыжую и обычную серую.
– Выбраковка! – вновь в сердцах воскликнул он.
И кормящая кошка-мама заволновалась, с криком мяв-мяу понеслась за ним на кухню.
Там хозяева пристально разглядывали малышку и как только не обзывали! И пеструшкой, и курочкой Рябой.
Ну как же так?!
Ведь это скрещивание должно было принести им котят сноу-шоу, которые резко входили в моду, отодвигая на второй план чистопородных сиамцев. И что делать, из пяти одна рябенькая в рыжину удалась и котик с белыми брызгами на лапах и серой мордочке. Вот только котик и будет в цене.
Сегодня ждали ветеринара для прививок и получения паспортов, тогда можно будет и выставлять на продажу… Ну а Пеструшку надо спрятать.
Кошка Марго в такие дни сильно волновалась и кричала призывно, собирая котят к себе, словно понимала слово «выбраковка» и скорое исчезновение котят из лежанки. Пеструшка была молчаливой и ничем себя не выдала, сидя в темной коробке, в пыльной кладовке. Но непонятный страх вновь и вновь накатывал на нее до дрожи. Вечером ее вернули к мамке, братишки-сестрички попискивали после прививок и не боролись за молочную сиську.
Котенок, насосавшись вволю, очень внимательно и серьезно смотрел на настольную лампу, спину хозяина за компьютером, хозяйка заметила взгляд и сказала мужчине:
– Глянь… она еще и косенькая. Ох, беда, не продашь ведь, не выставишь, как свою, сразу репутацию подмочим, в клубе кто-нибудь да узнает, что от нашей Марго…
Потом они весь вечер фоткали котят, выставляя на продажу чистопородных от родителей со знатной родословной. Марго чувствовала близкое расставание с детками и даже ночью беспокойно вскрикивала.
Утром начали давать прикорм, приучать малышню кушать самостоятельно, Пеструшка чувствовала новые запахи, вкусные, но хозяева ее не подпускали. Мама-кошка уступала свою миску необычной дочурке, и та вполне справилась со взрослым сухим кормом, грызть его было приятно.
– Надо же, такая крупная девочка, сильная, и так окрас подвел, – вздохнула хозяйка, не продолжая мысли.
Хозяин покрутил головой, принимая решение, потом предложил:
– Ну не топить же… Сосед хвалился, что у них в цеху целая стая дворян кормится, не замерзает… вроде.
***
Котеночка, вновь оказавшись в темной коробке, так напугалась, что даже не пискнула и не обрадовалась горке вкусно пахнущего сухого корма. Вдруг весь темный мир покачнулся, и горошины стали кататься с легким шуршанием. На смену этим звукам пришел страшный грохот, вонь, и холод, которого она еще не знала. Она вжалась в угол, не зная, чего ждать.
Что еще может быть страшнее для двухмесячного котенка-выбраковки?
В итоге хозяин приоткрыл верхнюю часть, перекрестился и ушел. Она даже не подумала мявкнуть или побежать за ним – домой, к мамке…
Вскоре на запах корма ее окружила настоящая банда незнакомых котов, малышка только и успела юркнуть в какую-то щель между холодными ящиками, вокруг всё грохотало, стучало до боли в ушках. К ночи она проголодалась и продрогла, выбравшись, уже не нашла своей картонной коробки, ни этой кошачьей банды. И противный запах, липкий пол – всё пугало ее. Она забралась на деревянный стол, длиннющий, и в железном ящике нашла какие-то тряпки, в которые и зарылась.
Утро начиналось на заводе затемно, кто-то потянул за ветошь и обнаружил ее, сообщив приятелям:
– Ого! Нам еще подкинули кроху.
Чьи-то вонючие пальцы подхватили ее за шкирку и передавали из рук в руки.
Так она впервые попробовала колбаску, вкусно, но вот эта вонь перешибала всю радость. Ее отнесли в «безопасное место», здесь, похоже, на картонках кормили тех дикарей, не было ветра, но и тепла не было. Она попила холодной воды из миски и стала озираться. Потолка она так и не увидела, там что-то ездило с лязгом туда-сюда, стены тоже закрывали станки в ряд, только над головой грязное окно, но невозможно было зацепиться за кирпичные стены, чтобы посмотреть на свет. Но она всё равно решила подобраться поближе к стене.
Эх, если бы сюда хоть тех вонючих тряпочек между ящиками бросили, может быть, и жизнь была теплее.
Но ход ее мыслей перебило явление одноглазого когда-то рыжего кота с перемазанными черным лапами. Он заметил новенькую на своей территории и грозно зыркнул одним глазом, но не бросился. Вскоре стали подтягиваться кошечки, подростки-котята, молодые самцы. Они неторопливо рассаживались, вылизывались сами и ловили блох, иногда косясь в угол, где спряталась выбраковка. Каким-то нюхом они понимали, что она не такая, как они, ведь она еще пахла молоком, домом, которого эти заводские никогда не знали…
Значит, сама виновата, тебе не место среди диких…
Кошачья стая не кричала, никак не угрожала, но по косым взглядам выбраковка поняла, что лучше не подходить, отлупят насмерть.
Она и не подошла, когда появилась тетка с сумками, начала кыскать и разговаривать со всеми. Что-что, а доброжелательный голос малышка знала по дому.
Вроде бы все и поели, но выбраковка опасалась выходить из узкой щели. Мужики курили и разговаривали с теткой, она вертелась, кыскала, но так и не увидела Пеструшку.
Когда всё стемнело и затихло, малышка еле-еле выбралась, чуть не застряла, по-быстрому похватала рассыпанный по земле корм, глотнула водички и рванула на знакомое место, согреться. С первого раза запрыгнуть не удалось, и лапки плохо цеплялись за ножку верстака. Но дикий страх дал ускорение, и всё-таки она нашла свое место.
Утром ее не стали трогать, вновь отщипнули колбаски, что-то по-доброму пообещав.
– Сколько она у вас? – спросила тетка, мягко взяла в теплые ладони и недовольно проворчала: – Породистая, выбраковка. Вот ведь заразы, как будто сами пристроить не могли. Уже вся в мазуте…
– Третий вроде… Не-а, забирай-ка, Марьванна, она тут околеет, забирай, пока не заболела. Это явно подкинули, наши пеструшек не носят.
– Вот куда?! Куда мне… ее ж на карантин надо, а у меня все места заняты.
– Чего, места-то, мы те коробку сварганим, забирай уж…
***
Оказавшись на кухне у Марьванны, в пластиковой клетке у батареи, выбраковка сиамская сладко заснула, пригревшись. Сквозь сон она услышала, что звать ее теперь будут Фионой, так называют депрессивных кошечек. Она продолжала молчать, даже когда ей вкололи прививку, кушать со всеми вместе она опасалась, хоть на этой кухне и было всем запрещено драться, у каждого была своя миска и место, но Фиона всё же опасалась, котов и кошек было много, какие-то уезжали домой, к маме. Но Фиона никому не верила, к маме она уже никогда не попадет.
В этом доме также проводились фотосессии, всех фотографировали на красивом фоне, в выгодном ракурсе. А Фиону как ни высаживали перед камерой, всё у нее ушки вниз пропеллером опускались. Да, это назвалось передержкой, коты, кошки, котята рано или поздно пристраивались, появлялись новые, даже тот одноглазый бандит, рыжий, с завода был отловлен, пролечен и пристроен. От такого круговорота Фиона чувствовала себя ущербной, несмотря на свои внушительные габариты, не решалась выходить из клетки, разве ночью шмыгала к лотку, воде, еде.
Но и это не самое страшное, когда взыграли гормоны, она покаталась бессовестно по полу, это заметили, и вскоре она после укола провалилась в полную пустоту, откуда вынырнула в незнакомом месте и, шатаясь, заползла под кровать. Совершенно чужая женщина вытащила ее на свет, даже погладила, поставила еду и воду, но Фиона не знала, куда бы спрятаться от режущей боли по всему брюху…
Конечно, попону наконец-то сняли, выпустили ее из клетки, но она упорно уползала прятаться. Здесь пахло домашними кошками, теплом, уютом, добром, но их было много. Не столько, как на передержке, но… Татьяна была им мамой, а она всё так же проходила на фотосессии с поникшими ушами.
На второй год Фиона иногда ночью даже приходила к Татьяне погреться в ногах, никто ее не гнал, но и не любил, не вылизывал так, как другие ухаживали друг за другом…
Настал день, Фиону посадили в переноску, на улице было морозно и бело, и страшно шумел город. Благо Татьяна закинула ее на заднее сиденье своей машины и повезла… Потом дверца открылась, Татьяна властной рукой пересадила Фиону в мягкую переноску, и больше они никогда не встретились. Домик слегка подпрыгивал при ходьбе женщины, она прижимала его к себе и открытой ладонью загораживала сетку, приговаривая «мама с тобой».
Потом что-то страшно грохочущее и свистящее оглушало Фиону, потом она снова увидела снег, улицу, услышала голос Мамы-с-тобой. Так, видимо, звали эту тетку.
Вот наконец-то движение прекратилось, переноску поставили на мягком возвышении. Сквозь сетку Фиона видела мужчину, парня, учуяла вкусные запахи и присутствие «своих» кошек. Мама-с-тобой открыла дверцу, но Фиона только крепче вжалась в подстилку, тогда двуногие расстегнули переноску, и мама по-хозяйски взяла Фиону, прижала к груди со словами: «Покажись нам, красавица».
В мгновение ока Фиона оценила обстановку, задние толчковые лапы с когтями впились Маме-с-тобой в брюхо, и кошка забилась под низкую кровать. Вместо ругани раздался смех.
– Ох, сильна ты, матушка Фиона…
Тут у двуногих разгорелся спор, и депрессивную двухлетку назвали Няшей.
– Няш-Няш-Няш, ты дома, Няшуля, мама с тобой, – ворковала двуногая.
Ее сын лег на пол, высвечивал фонариком, но вскоре двуногие решили не трогать новенькую кошку, пододвинув вкуснейший паштет, воду и сухой корм под кровать.
Из домашнего прайда никто не нападал, все были толстые и ленивые. Няша выглядывала несколько раз, но побоялась сбегать на лоток. Она и впрямь переела и пришлось гадить, где сама спишь. Вот никогда раньше такого не делала, но пришлось…
Следующий день был полностью посвящен Няше, конечно, кровать отодвинули от стены, отмыли паркет, ну и всё. Няша так и не вышла, и не собиралась выходить, только наблюдала, как черный длинноногий котенок с поломанными ушами носился за метелкой, катался на страшном оружии – швабре и даже мокрой тряпке. Потом метелочка с бубенчиком зашебуршалась под кроватью, едва не дотягиваясь до лап. Няша шипела, потом тукала лапой, а потом к ней подполз мелкий котик, оказывается, вислоухий, и стал утягивать под кровать метелку из перьев. На ее шипение он не обратил внимания.
А что такого?
Все крупные тети-коши шипят на шалунов, это Бусёнку двуногая мама объяснила. Царь-кошка Милли, хозяйка прайда, даже маму пытается воспитывать, и ничего, никто не боится и не обижается.
Вырвав игрушку под кровать, Бусёныш погрыз-погрыз перья и уснул. Няша пошипела, потом обнюхала перышки, малыша и успокоилась, а потом и сама закемарила.
С каждым днем блюдечки по чуть-чуть отъезжали от стены, в туалет Няша привычно прокрадывалась ночью, когда в доме стоял основательный храп.
Да-да, царь-кошка храпела громче хозяев, чьи ноги и руки Няша осторожно обнюхала, и ей понравился запах.
С Няшей заигрывали каждый день, причем ложиться мамке или ее отпрыску приходилось прямо на пол, руку под щёку и гоняют метелку с бубенчиком, пока Бусик не вырвет, тогда Няша еще робко играла в перетяни перышко с котенком. Тот смешно рычал, уцепившись зубёшками, что так и потерял молочные. Если бы Няша умела смеяться, она бы посмеялась, а так просто лизнула. Котенок вдруг с такой детской непосредственностью уткнулся в нее, как она когда-то мяла мамке брюхо.
Повезло ему, не растерял доверчивость, его крохой подобрали, и лучше мамы никого нет… Бусёнок много чего намурлыкал во сне, Няшка его жалела и вылизывала.
Бусёнок делился своими ужасами, что успел пережить, пока не оказался на груди у мамы. Он родился в деревне под домом, его кошкомама была на этот раз хитрее, потому что в деревне котят топили, вот поэтому она и спряталась, а показалась старушке, когда они уже могли бегать, и пора было их кормить не только молоком. Но тут старушка померла, а дед не озадачился такими хлопотами. И три котенка пытались ловить мышей и птичек, но получалось только у кошкомамы, они бегали по двору и от собак, и от людей, пили из лужи.
А потом приехала старушкина дочка, схватила его и привезла к настоящей маме. Тётя-кошка Милли шипела всё время, хоть и спала на подушке – лечила голову голоногой маме. Но Бусёнок так намёрзся на улице, что всё равно подлезал под одеяло к ней, а днем его грел папа на груди под свитером. Едва привык, как закрылся дачный сезон, потом еще немного страха в машине, и вот они все здесь.
И это здорово!
Няша слушала, удивлялась, как страшен и велик мир, но не спешила послушаться малыша. Так и получилось, что Няша не выходила к людям, а Бусик пропадал у нее под кроватью, приглашая поиграть в метелку с двуногими.
Настал день, когда блюдце наполовину высунулось из-под кровати. Крупная Няша, разумеется, любила покушать, уважала еду в любом виде, и не сразу заметила, что мама наблюдает за ней с улыбкой и прищуривает глаза, говоря, мол, я люблю тебя, Няшуля. Она хотела дать задний ход, но там Бусик играл ее хвостом, да и паштет был отменный, и сухарики, а еще дальше – уже за кроватью, у всех на виду стояли блюдца и с молоком, и с другими вкусняшками, но никто не хомячил. Весь прайд выстроился на разных высотах, бросая равнодушные взгляды на выглядывающую трусишку Няшу.
Прошло пару месяцев, царь-кошка Милли вальяжно шла от лотка на свою лёжку. Она вообще лишних движений не делала, тут из-за шкафа выскочила ангорская белая с серо-рыжими пятнами на спине кошка Удача, натукала лапой старушке. Милли, не прерывая хода, отмахнулась так, что Удача улетела под кресло. Царь-кошка улеглась и захрапела.
Няшу эта сцена шокировала, но Бусик пояснил, что Удача стукнутая на всю голову. Выпала из окна, а сын голоногой мамы подобрал ее с разбитой мордой, хозяева не откликнулись. Всё лето она жила с парнем одна в квартире, а тут родители с прайдом приехали с дачи, но Уча признает только своего спасителя, а всех считает вторженцами и захватчиками.
Маруся в это время похихикивала сверху, она по молодости тоже хотела быть лидером и спать на голове у мамы, но выросла и поумнела. А еще сидела крохотная сиамка Феня, спасенная из кошачьего ада, но об этом лучше не вспоминать… И вообще, пора показаться всем, какая у нас красавица появилась.
Кстати, Феня тоже была Фионой, и, как видишь, вышла из депрессии…
На следующее утро Няша высунула голову из-под кровати и ела, не озираясь на семейство, да, она слышала, что она красавица, видела, что ее любят, но пробежку за метелочкой или мышкой на удочке не решалась сделать, как Маруся или Феня. Им никак не удавалось перехватить летающую мышку, Милли спала, как обычно, в долю секунды прижала мышь под себя, не открывая глаз.
Ага! Феня рассказала, как Маруся таскала на даче в дом полосатых мышей-полёвок и упускала. Каждый вечер царь-кошка обходила веранду и подбирала за ней, ведь она хозяйка в доме, а в доме живет голоногая мама и мышей боится. Да и порядок в доме должен быть.
Ночью Няша впервые посидела на окне, на высоченной стопке книг, и смотрела на мелькающие огни города. Через полгода она стала приходить к папе в ноги, хотелось, конечно, и к маме, но царь-кошка Милли спала на подушке мамы, а вдруг ей не понравится. Хотелось тоже прижаться в общей куче с Фенечкой, Марусей и даже с Удачей, Бусик каждый раз зазывал, поворачивая мордочку то к одной, то к другой, и девчонки старательно вылизывали малыша. Удача ворчала, Маруся пищала и выговаривала, а Феня молчала, как и Няша. Только Буся мотнет головой и сделает всё по-своему.
Можно. Нельзя. Фигня. Он мальчик, единственный в прайде кошачьем.
Как пояснил Бусёнок, в деревне погибла под колёсами принцесса Зося, сиамка, сноу-шоу, вот хозяева с тех пор ищут с похожим окрасом, а забирают нас, бедолаг. Так Феня говорила, когда Бусик появился в доме, и котика почти месяц никак не могли назвать. Двуногие тоже бывают в стрессе, поэтому их нельзя оставлять без внимания, в этом и есть кошачья забота. А негатив закапывать в лотке…
За окном стало бело, часто выл ветер и рвал балконные двери так, что стёкла дрожали, под кроватью гуляли сквозняки. И вдруг заболела Феня, отказывалась кушать, пила только чай, забытый мамой на столе. Голоногая мама закутывала ее в шапку, прятала за пазуху, возила на капельницы и однажды вернулась без нее…
Ушла на радугу, так и не придя в себя. Подавленное состояние передавалось всем, котейки старались вылизать голоногих хозяев, но те только шмыгали носами и вздыхали по ночам, мучаясь бессонницей. Даже Няша пыталась дефилировать по комнате, чтобы привлечь внимание, но получалось не очень. Когда ее хотели погладить, она всё-таки давала дёру под кровать и надолго.
В холодный вечер появилась чужая девушка, пропахшая котами, морозом и машиной, поставила на кресло переноску, оттуда выпорхнула хрупкая сиамка, окинув всех взглядом, отправилась по периметру исследовать пространство.
«Я дома, наконец!» – кричало всё ее нутро, как тут ее было не понять.
«Мы все дома», – заверил ее Бусёнок.
И даже Милли благосклонно кивнула, сиамской породы прибыло, не то что эти полосатые, черные и лохматые.
Няша поневоле вылезла из-под кровати, выбрав место повыше и подальше от всех.
Новенькую звали Бася-Басенька, довольно шустро изучив дом, она вскочила на колени мамке и подставила шею на почёс и замурлыкала, потом поела-попила и забралась к папе на ручки. Удача тут же оккупировала сына голоногих, дабы не было недоразумений, которые сама же любила устраивать.
Чужая тетка сообщила, что вот такая красота грелась на вскрытых трубах теплоцентрали, стерилизованная, лет шесть, пожалуй. То ли потерялась, то ли выкинули… по виду недавно из дома…
Слушая горькие истории, Няша проникалась любовью к двуногим, но мяу так и не могла сказать. Вот как онемела от ужаса в темной коробке, так и пропал голос, язык не поворачивался. Из-за крикливой Маруси, вечно ворчащей Удачи и говорливой Баси Няша придумала себе новый комплекс своей неполноценности, робея перед подросшим Бусиком, который стал активно интересоваться, что там у кошек под хвостом. Разок-другой подмял под себя нестерилизованную Удачу, после чего та отправилась на операцию. Бусику дали возможность еще подрасти.
Характер у ангоры Удачи постепенно смягчался, желания подраться и обругать всех не возникало, она даже стала мурлыкать и спать вместе с Бусиком. А Няше становилось одиноко, не умела она подружиться, преодолеть свою робость , но пришлось, когда Бусик попал под нож. Бася, конечно, дежурила около него, но и Няша перестала прятаться.