В одном небольшом городке, среди вековых чинар, на зелёном холме стоял старенький домик. Покосившийся забор, в некоторых местах зиял дырами, а в некоторых зарос дикой ежевикой.
Жили в этом домике мать и сын. Хозяйство у них было маленькое, но зато своё. Фрукты и овощи в достатке росли в огороде, куры неслись каждое утро, корова давала вкуснейшее молоко. Во всей махалле не сыскать каймака вкуснее.
Сам дом давно покосился, половицы не просто скрипели, а издавали протяжные стоны. Побелка на стенах сыпалась мелкой крошкой, оседая на потёртые коврики.
Солнце заглянуло в пыльное окно и пустило лучик, гулять по комнате. Жёлтый пятачок сначала прыгнул на пружинную кровать, а с неё на женщину, сидящую в кресле. Чёрные некогда волосы, начала разбавлять седина, морщины паучьей сетью легли под глазами и в уголках губ. Женщина уснула с вязанием на коленях. По спицам пробежал лучик.
Во дворе послышались шаги, хлопнула входная дверь и в комнату вошёл юноша. Молодой, красивый, с огоньком в глазах. Но увидев, спящую мать, расстроенно покачал головой.
- Мама, вы опять уснули за работой, - с укором произнёс сын.
- Что ты балам, я только дала глазам немного отдохнуть.
Женщина вновь взяла спицы и принялась набирать ряды петель.
- Я целый день провёл в центре города в поисках высокооплачиваемой работы, чтобы устроить нам достойную жизнь, а ты спишь.
- Ох, - женщина поднялась с кресла и прошла в кухню, - ужинать будешь?
- Не хочу я твой суп. Я в городе фаст фуда объелся.
- Не ел бы ты не весть что, дома-то всё своё, чистое.
- Мама, не хочу с вами ругаться. Мы из разных времён. Может вам и нравится жить в этом хлеву, а я хочу быть богатым.
- Это как, богатым? - разливая по косам суп, спросила мать. - У нас есть корова и десяток кур. Может, барашка хочешь?
Парень схватился за свою голову и грузно уселся на стул.
- Какие бараны? Я хочу жить в центре, понимаете, мама? Чтобы у нас была просторная квартира, с новой мебелью, без всего этого хлама.
Молодая рука очертила кухоньку со старой плитой, полочками, баночками и деревянным буфетом.
- Представляете, мама, ничего лишнего, кровать, да тумба. На кухне встроенная техника, в гостиной, на стенах красивые серебристые обои и никаких плеснёвых картин.
- Ты это брось! Чем тебе не угодила картина Муниры апы? Сейчас так уже не рисуют.
- Вот, мам, вы даже не знаете, что картины пишут, а не рисуют.
- Сынок…
- Мама, я хочу жить, как бог!
Женщина громко поставила косу на стол и достала две ложки.
- Я же сказал, что не буду.
Последний солнечный пятачок исчез в тёмном углу, и парень вышел из кухни, не включив матери свет.
* * *
- Он не со зла, картина Муниры опы, - лёжа в кровати обратилась женщина к старушке на стене. Просто, до сих пор не понял ценности жизни.
В рамке на холсте была изображена дорога в голубую даль, а по ней, не спеша шла сгорбленная старушка, опираясь на клюку. Кто написал сей шедевр, женщине было неизвестно, она перешла как наследство от тёти Муниры к племяннице Саодат. И так и остался висеть на стене, как семейная реликвия. Одно лишь помнила женщина, что, передавая картину, Мунира опа поведала секрет древнего холста.
«Случись в жизни несчастье или кто потеряет свое место в мире, старушка, идущая по дороге жизни, всегда подскажет нужное направление».
В соседней комнате ворочаясь на кровати, не мог уснуть юноша. Совесть мучила его за нанесённую обиду матери. Вдруг, где-то, что-то упало. Звук был не громкий, но настораживающий.
Парень осторожно встал и зажёг свечу, побоялся включать свет.
С кухни запахло душистыми травами и звякнули пиалушки.
- Кто тут? - тихо вошёл парень.
На стуле, на месте матери сидела старушка и пила чай.
- Кто вы, хола?
Её образ смутно напоминал ему кого-то, но только он не мог вспомнить.
- Здравствуй, Мурат.
- Вы знакомая мамы?
- Ближе, чем знакомая, - и старушка протянула пиалу с душистым отваром. - Я была тут неподалёку и решила зайти, но видать выбрала не лучшее время.
- Что вы, хола, мы всегда рады родственникам, - парень потупил взгляд, - только живём мы бедно и нечего предложить вам в угощение.
Но он все же достал из шкафчика кусок халвы и немного сухофруктов.
- Вот, к чаю.
- Спасибо, - улыбнулась старушка. - А почему ты решил, что живёте бедно?
- Да разве ж это не видно?
- Нет, я вижу богатый на истории дом и любовь во всех уголках. Разве это не богатство?
- Совсем нет, - возразил парень. - Богатство - это хоромы в центре города, дорогая мебель и техника, красивые ковры.
- Ты хочешь быть призрачным богом? - засмеялась старушка.
- Кем?
- Боги, у которых всё есть и одновременно ничего нет. Вот, например, ты хочешь новый дом с пустыми стенами, новыми коврами и пустыми полками.
- А зачем, их заставлять всяким хламом? - удивился Мурат.
- Глупый, их не заставляют, а наполняют воспоминаниями. В том доме, о котором ты мечтаешь, нет места твоей истории, истории твоих родных. Это всё пустая оболочка. Призрак.
- А здесь как будто есть богатство? Или историей можно накормить мать?
- Ах, так! Тогда скажи, мне, что это? - грубо спросила старушка и ударила кулаком по столу, за которым они сидели.
- Стол.
- Что это?
- Это... Это наш стол, мы его с отцом смастерили. Помню, ещё одна ножка постоянно в бок уходила, но отец очень гордился нашей совместной работой. Потом, я всё-таки его исправил.
- Так, что это?
- Это память о моём отце, - грустно произнёс Мурат.
- А это? - старушка встала и указала на небольшой коврик на стене красно белого цвета.
- Бабушка Нигора соткала. Мама рассказывала, что этот коврик бабушка им на свадьбу подарила.
- Пошли.
- Куда вы, хола?
Они вышли из дома и остановились перед входом. Покосившаяся дверь плотно не закрывалась, ручки не было. Вместо неё дыра и верёвка завязанная.
- Выше смотри. – и клюка приподняла подбородок парня.
Мурат поднял голову и в свете луны увидел символы над самой дверью.
- Я их никогда раньше не видел.
- Потому, что не хотел.
- А, что там написано?
- Это арабский. Тут сказано: всегда рады гостю, а родным ещё больше. Эту надпись сделал твой дед, когда женился на твоей бабке. У них было очень мало родных и они радовались каждому, кто приходил в их дом. И счастье наполняло эти стены.
- Хола, я не знал этого. Почему мама мне не рассказывала?
- Ей трудно. После смерти твоего отца, ваша жизнь стала тяжелее, а она старалась не подавать виду и забыла многое, что любила и ценила.
- Это всё так... Я даже слов не нахожу.
- Тогда расскажи, вот будешь ты призрачным богом, жить в центре и иметь всё, что ты вспомнишь, глядя на белые пустые стены? Кого ты вспомнишь? Кто вспомнит тебя после этого? Разве не лучше быть Человеком, с памятью, историей. Создавать историю о себе. Не гоняйся за богатством, просто живи.
- Я о многом задумался, хола.
- Это хорошо, а мне уже пора.
Старушка вышла на тропу и сгорбленная, опираясь на клюку пошла по тропе в лунном свете.
Мурат чуть не вскрикнул от изумления. Эта старушка была копией с картины у матери в комнате. Он ещё немного постоял, глядя на символы над дверью, а потом решительно направился в свою комнату.
Первые петухи запели в пять утра, радостно рассказывая всем, что солнце встало. Женщина проснулась и подумала, что впереди тяжёлый день и надо бы начать его пораньше.
Накинула халат, надела галоши и вышла в кухню. На столе лежала горячая лепёшка, в чайнике потел свежий чай. Никогда такого не было.
Вышла во двор, птица накормлена, двор выметен. А среди кустов ежевики трудится парень. Почти весь забор был починен.
- Мама, вы проснулись! - радостно закричал Мурат, увидев вышедшую женщину. - Смотрите, что я нашёл!
Он подбежал потный и весь в грязи, но очень довольный происходящим. В его руках лежали некогда цветные камни. Краска давно выцвела и облезла, но рисунки ещё проглядывались.
- Помните, как мы с отцом их красили и раскладывали в огороде для красоты? Сколько лет прошло, а они под сорняками прятались. Мама, вы плачете?
По морщинистым щекам побежали тонкие струйки.
- Я помню, балам. Я всё помню.
- Я тут подумал, в общем, отец с детства обучал меня керамической росписи, а я всё дурачился. Сейчас немного потренируюсь и займусь семейным делом. Буду создавать свою историю. А картину из своей комнаты вы берегите, таких сейчас не рисуют.
Яркий лучик солнца пробрался через густую листву орешника и весело прыгнул с одного счастливого лица на другое, а потом, спокойно растворился в дикой ежевике.