18 мая 2024 года
— Уважаемые присутствующие, — судья Соболев подождал, пока в зале восстановится тишина, — суд рассмотрел все материалы дела по обвинению старшего лейтенанта Соколова Александра Андреевича в убийстве Лебедева Сергея Петровича, заслушал свидетелей, изучил аргументы обеих сторон и пришел к заключению, что подсудимый действовал в обстоятельствах, которые требовали немедленной защиты его здоровья и жизни. Учитывая вышесказанное и в соответствии с законодательством суд признаёт невиновным Соколова Александра Андреевича и выносит оправдательный приговор. Благодарю за внимание.
Не прошло и минуты после немедленного освобождения Соколова из-под стражи, как симпатичная блондинка с прической, называемой «Организованный беспорядок», схватила свой микрофон и сразу же принялась вещать перед камерой, которую держал темноволосый парень лет двадцати восьми:
— На судебном процессе, состоявшемся в Москве сегодня, 18 мая 2024 года, и привлекшем внимание широкой общественности, Александр Соколов, старший лейтенант полиции, который обвинялся в убийстве учителя подмосковного села Светлояр, был оправдан. Из-за запутанных и сложных обстоятельств, которые имело это дело, подобное решение наверняка будет широко обсуждаться. Окажемся первыми, кто узнает все подробности.
Как утверждают материалы дела, в небольшом подмосковном поселке Светлояр, где свои служебные обязанности выполнял Соколов, произошла трагедия, в результате которой был убит сельский учитель. По версии обвинения, Соколов убил его с излишней жестокостью, не имея угрозы для жизни. Но защита повернула картину событий совершенно по-другому. Адвокат Соколова пытался доказать на процессе, что действия его подзащитного были крайне необходимы. Учитель, по словам защитника, угрожал полицейскому, который для защиты своей жизни применил первое попавшееся под руку оружие.
Самым шокирующим для всех присутствующих на суде моментом стало признание обвинительной стороны невиновности старшего лейтенанта Соколова. По обоюдному согласию сторон судья Соболев вынес оправдательный приговор, подчеркнув, что Соколов совершил убийство в целях самообороны. Полицейские часто действуют в критических условиях, но убийства не всегда заканчиваются их оправданием, поэтому для многих стало неожиданным такое решение судьи, не нашедшего достаточно оснований для осуждения Соколова.
Можно лишь представить, какой резонанс в обществе вызовет это дело. Кто-то поддержит решение суда, другие выразят недовольство, но в опасных ситуациях каждый должен иметь право защитить свою жизнь. Именно в этот момент Соколова освобождают из-под стражи. Послушаем, что он сам думает о своем оправдании.
— Александр, вы рады вернуться к прежней жизни?
— Извините, я не готов комментировать.
— Считаете ли вы необходимостью реформы в правоохранительных органах, касающиеся вопросов самообороны?
— Уберите камеры, дайте мне пройти.
***
Александр вошёл в свою квартиру, где не был несколько недель, которые показались ему годами. Обстановка комнат оставалась прежней, но его дом показался ему пустым. Может, дело в скопившейся пыли или засохших на подоконнике цветах? Но Соколов точно знал, что это не так: увяли не цветы, а стал казаться себе жалким он сам. Пока он был под следствием и в заключении он много думал о своем прошлом. Он был успешным следователем и уважаемым человеком, делающим карьеру в полиции, и, как ему казалось, всегда стремящимся к справедливости. Что пошло не так? Был ли это просто случай, или он разрушил все своими руками? Кем он стал теперь, после того, как убил человека? Раньше он осуждал преступников, неужели теперь он сам стал одним из них?
В следственных органах его профессиональная карьера, вероятно, будет безвозвратно разрушена, дальнейшая его служба и вовсе стоит под сомнением. Александр вспомнил Сергея Лебедева, сельского учителя. Да, тот сам был убийцей, но и он имел право на справедливый суд. Соколов убил его, защищаясь, а что если можно было бы поступить по-другому? Что-то вышло из-под контроля, взял верх его инстинкт самосохранения? А может он действительно сумасшедший? Он даже не понимал, что он чувствовал сейчас: стыд или страх? Он все потерял, коллег и друзей. Ему не приходил на ум ни один человек, кто сейчас был бы в состоянии понять его.
От звука телефонного звонка Соколов чуть не подскочил, настолько он отвык слышать его. Ему выдали телефон вместе с его немногочисленными вещами, и Александр сразу поставил его на подзарядку, но не ожидал, что он зазвонит так быстро. Раньше телефон был его другом, звонил, почти не переставая, и каждый звонок, чаще всего, означал для него очередной шаг вперед в его карьере. Теперь он чуть ли не боялся ответить. «Очередной журналист, — подумал Соколов. — Нет, ребята, сенсации на сегодня закончились». Однако, взглянув на дисплей, он увидел имя лейтенанта Родина, его друга из отдела. Александр заколебался, не решаясь ответить, но не сможет же он вечно прятаться от всех.
— Да, — сказал он, наконец.
— Эй, Санек, — голос Родина был и теплым и нерешительным одновременно, — как ты? Все узнали, что ты вернулся.
— Трудно было не узнать…
— Ну, брось, все ошибаются… Тут это… Крылов хочет тебя видеть.
— Надо же, а я думал, он мне трудовую книжку по почте пришлет, — Александр сам удивился, что еще способен иронизировать.
— Ладно, Саня, ты это… зайди.
— Костя, давай увидимся где-нибудь потом, а?
Родин был хорошим парнем, но видеть весь отдел Александр был еще не готов. Слишком свежи были воспоминания того январского скандала, после которого его «сослали» в Светлояр. Прошло всего пять месяцев, но жизнь старшего лейтенанта Соколова перевернулась с тех пор с ног на голову. Или уже бывшего старшего лейтенанта? Об этом он узнает завтра.
19 мая 2024 года
— Здравствуй, Александр, — Крылов старался быть дружелюбным, что у него всегда получалось, но Соколов видел, как он нервничает, — садись. Не буду спрашивать, как у тебя дела.
— Здравия желаю, товарищ капитан. Я в порядке. Дома, знаете ли, немного лучше, чем в тюрьме.
— Рад слышать. Нужно обсудить… э-э-э… серьезный вопрос. То, что случилось с тобой за прошедшие месяцы…
— Товарищ капитан, — просто сказал Александр, — я все понимаю.
— Да, ты ведь знаешь, что все мы обязаны соблюдать… э-э-э… порядок.
— Я понимаю.
— Трудные моменты были у всех нас, — вздохнул Крылов. — Соколов, я ценил твою работу. И для отдела ты сделал немало. Но дисциплинарные нормы должны соблюдаться, ты знаешь это не хуже меня.
— Давайте, где я должен подписать? И покончим с этим.
— У меня уже готов приказ об увольнении. И поверь, для меня это непросто. Приказ подготовлен сверху, федеральным органом, и основанием для увольнения является… м-м-м… поступок, порочащий достоинство и честь офицера. Вот, ознакомься. Хочу верить, что это не конец. Найди другую работу, начни заново, мой тебе совет.
— Спасибо за понимание, товарищ капитан, — сдержанно сказал Соколов и не удивился, что не испытывал почти никаких чувств.
— Удачи тебе. Зайди в отдел кадров за трудовой книжкой.
Александр вышел в коридор и направился в отдел кадров. Ему сказали, что он может получить единовременное пособие, выдали нагрудный знак, жетон, служебное удостоверение и трудовую книжку, стараясь не смотреть в глаза. Он вышел и медленно открыл ее. «Старший лейтенант Соколов Александр Андреевич служил в органах внутренних дел пятнадцать лет, семь месяцев и восемнадцать дней». Ему оставили его звание. Он вспомнил все эти годы, просматривая записи: вот он шагает по служебной лестнице, преодолевая трудности, а потом вокруг него рушится мир.
Когда Соколов надел форму первый раз, он так гордился, что ему казалось, будто не он стал частью системы, а она стала его домом. Он защищал людей, многие из его коллег стали его настоящими друзьями, ради других он рисковал жизнью. Теперь этот важный этап его жизни завершен. Его поперли из органов, а весь этот груз воспоминаний уместился в одну строчку в его трудовой книжке. Что у него осталось? Пожалуй, опыт. Для чего он может ему пригодиться? Может, для открытия частного агентства? И тут Александр вспомнил Костю Родина. Его служба закончилась, но друзья остались. Костя хотел встретиться, вдруг он тоже ищет что-то новое? Ему немного придало сил чувство свободы, хоть в его сердце и оставила неизгладимый след служба в полиции.
***
Вечером в баре был полумрак, освещенный только небольшими светильниками, стоящими на каждом столике, и лампами над стойкой. Соколов и Родин сидели за самым дальним столиком, почти пустая бутылка бренди свидетельствовала о том, что сидели они здесь уже давно.
— Вот ты говоришь, Костя, я должен все забыть и начать сначала, — Соколов пил, но не чувствовал себя пьяным. — А ведь я человека убил. Знаю, я защищался. Но у него жена осталась и дочь.
— Так ведь тот Лебедев тоже девочку убил, чуть постарше своей дочери, — Родин поставил на стол бокал и удивлённо уставился на бутылку, будто спрашивая себя, как он мог столько выпить. — У нее тоже осталась семья, родители, братья.
— Мне от этого не легче.
— Слушай, Саня, все совершают ошибки. Важнее другое: как каждый из нас с ними живет. Человек, однажды оказавшийся в ужасной ситуации, не обязательно должен быть убийцей по жизни. Надо как-то жить с этим. Может, тебе поговорить с кем-нибудь?
Соколов вздохнул, вспомнив свой печальный опыт с психологом. Как сказал тогда тот промыватель мозгов? «Когда у твоего демона кончится жратва, он умрет с голоду». В этом что-то есть. И тут его осенило.
— Отец Николай, — неожиданно для себя Александр произнес это имя вслух.
— Кто это?
— Священник из Светлояра. Отец Ани Берестовой, той убитой Лебедевым девушки.
— Ты хочешь с ним поговорить? — спросил Родин. — Что ты ему скажешь?
— Этот человек пережил смерть дочери и не перестал верить в Бога. Может, он научит меня не переставать верить в себя.
— Не слишком ли много надежд ты возлагаешь на других? Рецепт готовой веры тебе не даст никто.
Александр понимал, что Родин прав. Но это было лучше, чем блуждать в кромешной тьме. И если человек, прошедший через немыслимое горе не скажет ему слов утешения, то кто это сделает?
20 мая 2024 года
В Светлояре мало что изменилось, только вместо заснеженного леса Александра встретил свежий майский ветер и яркое солнце. К церкви вела дорожка, вымощенная плиткой, которую зимой было не видно, и он, выйдя из машины, зашагал по ней вдоль высоких берез. Среди стволов виднелись деревянные дома, в одном из огородов бабушка пропалывала помидорную рассаду. Она увидела Соколова и приветливо улыбнулась ему, кивнув головой. С другой стороны, за церковью, блестела на солнце река. Он остановился, разглядывая издалека мальчишек, ловящих рыбу, и смеющихся девушек. Весна наполнила воздух запахом цветущих деревьев и зелени. К реальности Александра вернул звон колоколов. Он продолжил свой путь по плиточной дорожке и почти не удивился, увидев на крыльце церкви отца Николая.
— Засмотрелись на наши красоты, товарищ старший лейтенант? — спросил священник ровным голосом, в котором не угадывались ни приветливость, ни отчуждение. — Да, в Светлояре иначе течет время, это не просто место на карте. Городских забот мы здесь не знаем, суеты и шума не испытываем.
— Может быть, это именно то, чего нам, москвичам, так не хватает, отец Николай, — ответил Соколов и пожал протянутую руку: — Здравствуйте!
— А вы оставайтесь у нас подольше, погуляйте по окрестностям. Летом здесь красиво, жизнь у нас простая, мы любим нашу землю.
— Вы даже не спрашиваете, зачем я приехал.
— А я знаю, — просто сказал отец Николай. — Чтобы найти ответы на вопросы. Присядьте на эту скамейку.
— Я даже не знаю, какие вопросы я должен вам задать. Не знаю, почему я здесь. Я оказался в бездне, откуда нет выхода.
— Выход есть всегда.
— Отец Николай, я пришел к вам, потому что оба мы потеряли самое дорогое, что у нас было. Вы потеряли дочь, а я… я потерял всё. Работу, друзей, уважение. — Александр вдруг заговорил взволнованно: — А еще… я убил человека. Забрал его жизнь, понимаете? Я убил того, кто убил вашу дочь. Как вы смогли простить этого человека? Как мне простить себя?
— Каждому из нас наш внутренний голос подсказывает, что мы делаем правильно, а что нет. Мы должны прощать того, кто делает что-либо неправильное по отношению к нам. Это важно не только для того человека, но и для нас самих, потому что работает, как освобождение. Это относится и к прощению самого себя. Но простить себя не значит оправдать свои действия, а всего лишь исцелиться.
— Вы говорите о том, как учиться на собственных ошибках?
— Я говорю о том, что можно использовать свою боль, чтобы помогать другим, — ласково произнёс священник. — Да, я потерял дочь. Возможно, в этом виноват не только тот, кто отнял ее у меня, но и я сам. Но вместо того, чтобы казнить себя, я сижу здесь и разговариваю с вами, с человеком, которому тоже больно. Это своего рода мое искупление.
— У меня было много темных сторон, отец Николай. Я из-за них и пострадал, и они все еще тянут меня назад.
— Это нормально, в вас идет внутренняя борьба. Человек так устроен, это его природа. Важнее то, чтобы не сдаваться и идти только вперед. Каждый новый день может дать шанс, о котором еще вчера мы и не подозревали. Я могу дать вам совет: делайте маленькие шаги. Ничего не дается сразу, но если сделать правильный выбор, непременно придешь к свету.
— Я попробую, отец Николай, — осторожно сказал Соколов.
— Правильно, и увидите, что темная тень уйдет, вы обретете мир в душе.
В этот момент калитка скрипнула, и на дорожке показался мужчина лет сорока пяти. Его выдавало легкое волнение, хоть лицо его и излучало уверенность. Было видно, что он столичный житель, нечасто посещающий такие живописные уголки, как Светлояр. В его темных волосах угадывалась легкая проседь, придающая мужчине мудрость и солидность. О пережитом опыте свидетельствовали легкие морщинки вокруг глаз и на лбу. Он был одет в простую, но стильную светлую рубашку, которая подчеркивала его аккуратность, темные брюки и кожаные туфли, в руках он держал черный портфель. Мужчина, так же как и Александр, на мгновение остановился, глядя вдаль и любуясь лесом, пейзажем за рекой и ухоженными сельскими огородами. Заметив Соколова и отца Николая, сидящих на лавочке, он широкими шагами направился к ним.
— Здравствуйте! Какие у вас красивые резные наличники на церкви!
— Жил у нас тут один мастер, — улыбнулся священник и встал, чтобы поприветствовать гостя. — Меня зовут отец Николай. Это Александр, он тоже приехал сегодня, но мы с ним давно знакомы.
— Александр Соколов! — воскликнул мужчина, пожимая протянутую ему руку. — Капитан Краснов, можно просто Олег.
— Ну да, личность я теперь известная, — горько произнёс Александр.
— Я следил за процессом. Поздравляю вас с освобождением.
— Не с чем поздравлять.
— Понимаю, извините, — смутился Краснов. — Просто мы в какой-то степени… В общем, я вел дело Локонщика.
— Вот как! — Соколов и отец Николай, как по команде, уставились на капитана.
— Да, я, собственно, поэтому и приехал сюда. У меня дело к отцу Николаю.
— Ну, я пойду погуляю.
— Нет-нет, Александр, — остановил Соколова священник, — если капитан не против, у меня от друзей нет секретов.
— А это и не будет секретом для старлея, — объявил Краснов. — Отец Николай, я хочу передать вам одну вещь, которую нашел Александр и которая принадлежала… вашей дочери.
При этих словах Олег вытащил из портфеля яркую тетрадь. Оба его собеседника, увидев ее, замерли, как пораженные громом. Однако, их удивление не было вызвано одинаковыми чувствами. Священник смотрел на тетрадь своей дочери с нежностью и болью во взгляде, а Соколову казалось, будто он вдруг встретился со своим двойником. Со вчерашним полицейским, циничным карьеристом, тем, который сидел в нем до недавнего времени. Отец Николай дрожащими руками взял протянутую ему тетрадь и спросил Краснова:
— Что это?
— Это дневник Ани.
— Как он оказался у вас? Вы сказали, что его нашел старший лейтенант Соколов. Александр, вы ничего не говорили мне об этом дневнике.
— Это… та моя темная сторона, о которой я вам говорил, отец Николай.
— Я думаю, вам обоим следует объяснить мне, что происходит, — решительно заявил священник.
— Вы правы, вы имеете право знать, — сказал Соколов и начал рассказывать: — Я думал тогда только о своей карьере и… во мне говорило лишь мое тщеславие. Меня направили сюда, в Светлояр, чтобы расследовать исчезновение вашей дочери. Мне хотелось лишь громкого дела и славы. Я быстро догадался, что Аню похитил учитель, а когда мы с журналистом нашли ее рюкзак в лесу, а в нем этот дневник, у меня не осталось сомнений, что это был мотив. Но Лебедева оправдали, благодаря невероятному стечению обстоятельств. Аня была похожа на жертвы Локонщика, исчезнувшего двадцать лет назад. Поэтому подумали, что он вернулся. Тогда я решил действовать самостоятельно и стал следить за учителем. Я нашел и его дневник, где было описано убийство. В ту ночь и случилось… то, что случилось.
— Верно, — подтвердил Краснов, — оба дневника были обнаружены у доктора Фролова, Локонщика. Он скрывал их от следствия, так как боялся, что выйдут на него. По этой же причине он скрывал и вас, Александр, в своей клинике. Дневник Лебедева тоже у меня, но вам, отец Николай, лучше не читать его, это было бы слишком тяжело. Он останется в архиве улик, а дневник Ани решено было передать вам, как личную вещь пострадавшей.
Священник долго молчал, глядя на дневник погибшей дочери, разглаживая его страницы, не решаясь открыть и прочитать хоть строчку. Двое мужчин сидели рядом и тоже молчали, понимая боль отца, чувствуя, насколько излишними могут быть в этот момент слова поддержки. Потом они встали, попрощались и зашагали вместе по церковной дорожке к калитке. Отец Николай остался сидеть на лавочке у церкви, под березами. Его сердце сжималось, но, как всегда, небольшое утешение он находил в тени этих деревьев. Наконец, он собрался с мыслями и медленно открыл дневник дочери.
Аня всегда писала аккуратным почерком. На первых страницах строки, написанные ею, были полны надежд и юношеских мечтаний. Девушка рассказывала о подругах, о поступлении в университет, о своих прогулках и семье. Каждое слово отзывалось в сердце отца воспоминаниями о ее чистоте и любви к жизни. На его глаза навернулись слезы, и впервые после смерти дочери отец Николай не захотел сдерживать их. Он учил других принимать испытания, но и горевать о потере близких тоже было нормально. Каждая страница дневника заполняла пустое пространство вокруг него, заставляя чувствовать присутствие Ани.
Внезапно что-то изменилось. Девушка стала описывать чувства, о которых никто не подозревал. Сначала свои страхи, потом любовь и страсть. Как острый нож пронзили его эти строки. Священник вспомнил тот день, в который пропала его дочь, каким беспомощным он чувствовал себя. Виновата ли его семья в том, что не сумела защитить Аню от беды, понять ее? Отец Николай отложил дневник и вздохнул. Он всегда старался быть сильным в глазах своих прихожан, чтобы помогать другим, кто тоже пережил утрату. Он встал и направился к церкви, держа дневник дочери в руке. Это было его призвание — даже в самые темные времена помогать людям находить надежду. То, что нельзя уже изменить, можно использовать во благо другим, и отец Николай знал, как это сделать.