В иной раз Анна избегала бы отца, сослалась бы на учебу, на кучу дел, лишь бы не проводить с ним время. Поначалу она как раз планировала сбежать после лекции, но подумала, что Виктор, возможно, единственный человек, с которым можно обсудить то, что ее волнует.
– Что ты на самом деле думаешь про генетические эксперименты над людьми? – спросила Анна его в машине.
– И ты туда же.
– В последнее время слишком много разговоров про… Я просто хочу разобраться. Если такая лаборатория существует, мы можем о ней не знать, верно? И никогда не узнаем, если эксперимент окажется неудачным.
– Очевидно, что такой эксперимент постараются скрыть. Особенно если он неудачный.
– Что бы ты сделал, если бы до тебя дошла информация? Вмешался бы?
– Пусть Совет решает, что делать. Мне-то зачем проблемы?
– Ты состоишь в Совете.
– Для вида, ты это знаешь. На самом деле меня это почти ни к чему не обязывает.
– Но если ты скроешь, ты станешь соучастником преступления, нет?
– Ты, кажется, слишком много общаешься со своей новой подружкой.
– А ты, кажется, совсем меня не знаешь, если думаешь, что у меня когда-то были друзья.
– Послушай, дочка, – Виктор положил руку ей на плечо, – за такими делами наверняка стоят люди, с которыми нельзя шутить. Зачем мне с ними связываться? У меня и своих забот полно. Неужели ты думаешь, что я буду подвергать опасности себя, свой бизнес и заодно тебя ради какого-то там морального долга?
– Заметь, что меня ты упомянул в третью очередь.
– Да? Я не специально.
– Ладно. Наверное, ты прав. Я в последнее время думаю… Вот все говорят, что это все так плохо, ужасно, потому что боятся осуждения. Человечество всегда боялось нового и сжигало на кострах тех, кто не боится и рискует.
Виктор удивленно посмотрел на дочь и спросил:
– А что, по-твоему, создавать людей в лаборатории здорово?
– Помнишь, ты сам рассказывал про китайского ученого, который вылечил близнецов от ВИЧ? Кажется, в каком-то далеком восемнадцатом году.
– Да. Это был первый случай, когда генетические изменения вносились в зиготу.
– Дети родились здоровыми, но карьера ученого все равно пошла на спад из-за общественного резонанса. Никто больше не рискнул повторить. А все могло быть иначе, если бы люди не демонизировали ученых и лояльнее относились к новому.
– Я согласен, но людей можно понять. Одно дело применять методы генной инженерии на соматических клетках, другое – вносить правки на этапе раннего развития эмбриона. Как я говорил, во втором случае любая ошибка экспериментатора скажется на следующих поколениях, так как изменения коснутся половых клеток и будут наследоваться…
– Пап, лекция закончилась.
– Я просто объясняю.
– Я и так знаю то, о чем ты говоришь. Скажи лучше, тебя не воодушевляет идея, что человека можно улучить? Людям нового поколения в чем-то повезет: они не будут такими ограниченными и посредственными, как мы.
– Что-то в этом, конечно, есть.
– А я смогу понять по ДНК человека, модифицирован он или нет?
– Не знаю. Для этого нужно быть специалистом. Различия могут объясняться естественными мутациями.
– Скажем, если он будут отличаться от меня на… полпроцента?
– Потребуется сложный анализ. Ты не справишься сама.
– Ты опять во мне сомневаешься.
– Скажи лучше, дочка, когда ты вернешься домой?
– Зачем? – Анна повернула голову и посмотрела в окно.
– Не поверишь, но черствые люди тоже умеют скучать.
– Мой тебе совет: женись во второй раз, заводи других детей, ты еще молод. Пап, у тебя своя жизнь, у меня – своя. Хватит делать вид, что я была нужна тебе все это время.
– Ну что ты несешь?
– Когда ты вообще замечал меня?
Когда-то давно, решив, что она не нужна отцу сама по себе, Анна стала привлекать его внимание своими успехами. Безупречная учеба, победы в олимпиадах, первые попытки в науку – все, чего Анна добивалась большим трудом, удостаивалось лишь скупой похвалы с его стороны, и это она не могла простить.
– Ну начинается, – устало заявил Виктор. – С чего ты взяла, что мешаешь? Я тебе хоть раз так говорил?
– Говорил.
– Когда?
– В последний раз когда я заявила, что поступила в универ и переезжаю в общагу.
– А как я должен был отреагировать, по-твоему? И я всего лишь назвал тебя неблагодарной. Это не значит, что я хочу от тебя избавиться. Я только хочу, чтобы ты ценила то, что я для тебя делаю.
– Нет, ты сказал: «Я сделал больше, чем твоя мать».
– О господи.
– Ты в него не веришь.
– Я так сказал? Ну, – Виктор потер лоб, – значит, я погорячился. Неужели не очевидно, что в этой ситуации я не мог не сорваться? Ты понимаешь, каково приходить домой после тяжелого дня и выслушивать твои претензии? И не в первый раз. Думаешь, мне было приятно? Я девятнадцать лет пахал без выходных, чтобы у тебя все было. А ты мало того, что бросила меня, так еще и оказалась слишком гордой, чтобы хотя бы раз за все это время самой позвонить и спросить, как у меня дела.
– Ты не ради меня старался.
– А ради кого?
– Мне нужен был ты, а не твои деньги.
– А сейчас? Уже не нужен?
– Сейчас я справляюсь сама. И вообще, какая разница, как много ты работаешь, если ты бьешь иногда по самому больному?
– Я уже не знаю, как с тобой разговаривать. Когда ты уже повзрослеешь?
– Я давно повзрослела!
– Нет, Анна. Человек взрослеет в тот момент, когда он берет ответственность за свою жизнь и перестает видеть в других людях причины своих проблем. Ты станешь взрослой, когда сможешь простить меня за то, что я неидеальный.
– Удобно.
– Как есть. Это правда.
– Тебе плевать, что я всегда чувствовала себя ошибкой. – Анна едва сдерживала слезы.
– Анна.
– Ладно, я промолчу.
– Молчание не выход. Я хочу, чтобы ты поняла, что ты не права. Я всегда был с тобой. И сейчас с тобой, если не будешь меня избегать.
– Хорошо.
– Как резко у тебя меняется настроение. – Виктор выглядел озадаченным.
– Оно не изменилось. Просто я поняла, что продолжать бесполезно.
– Дома без тебя правда пусто. Пообещай, что подумаешь. Даже если я в чем-то был не прав, мы всегда можем попробовать сначала.
– Ладно.
– Ты не голодная? Я знаю один хороший ресторан.
Анна отрицательно помотала головой.
– Там подают твои любимые креветки.
– Ненавижу креветки.
– Но ты их обожала.
– Уже не люблю.
– Ну что с тобой еще?
– Я знаю ученого, который работает над имитатором. Всерьез.
– И как? Уже устроилась в его лабораторию?
– С чего ты взял?
– О, дочка, я хорошо тебя знаю.
– Не так уж и хорошо. Допустим, устроилась. И что?
К ее удивлению, отец не рассердился.
– Познакомишь меня с ним? – спросил он, ничуть не упав духом, будто бы даже обрадовавшись.
– Почему ты так спокойно реагируешь? Потому что ты не веришь в успех имитатора, да?
– Ну раз уж ты за него взялась, мне точно конец. – Виктор едва сдерживал смех.
– Тебе, значит, смешно?
– Просто у тебя такое серьезное лицо…
«Я докажу, что он меня недооценивает», – подумала Анна.