В Луриджане была узкая, извилистая улочка, называемая Виадель, пахнущая застоявшейся водой и сыростью. Булыжная мостовая хранила в себе следы прошлого, изъеденная временем и неровная. Мрак былых времен впитали в себя даже стены домов, стоявших, тесно прижавшись друг к другу, вдоль улицы. Особенно мрачным казался один из домов, заросший диким виноградом и плющом. Его почерневшие от влаги и времени каменные стены словно шептали о скрытых за толстыми дубовыми дверьми тайнах.
В конце ноября, за месяц до Рождества, жители Луриджаны решили благоустроить улицу Виадель. Чтобы избавиться от застоявшейся воды, необходимо было прорыть траншею и установить новую канализационную трубу. Так получилось, что труба должна была пройти через подвал именно того дома, утопающий в тине. Решив заодно осушить и эту ненужную сырость, рабочие наткнулись на странный сундук из потемневшего дерева. Руководил работами отец Марка, жениха Алессы, а сын помогал отцу. Сундук вытащили из подвала и поставили прямо на булыжную мостовую, а затем позвали отца Марка и старейшин деревни. Вместе с отцом пришел и Марк, а так как в тот день он проводил время со своей невестой, привел с собой Алессу.
Сундук был плотно закрыт ржавым замком, открыть его не удалось, тогда послали за кузнецом, который сбил его своим молотом. Когда сундук открыли, все ахнули: внутри лежали старинные серебряные украшения, завернутые в пожелтевшую от времени ткань. Там были несколько цепочек с медальонами, массивные сережки с жемчужинами, броши в виде лилий и других цветов. Похожий на герб забытого рода неразборчивый символ был выгравирован на обратной стороне одного из медальонов. Но самой невероятной находкой оказалась спрятанная внутри одного из медальонов записка! Бумага была почти истлевшей, хрупкой, но на ней удалось разглядеть несколько написанных поблекшими чернилами строк: «Виадель… серебро… проклятие…». Остальной текст оказался уничтожен временем.
Эта находка заставила вспомнить забытые легенды об улице Виадель. Старейшины рассказали историю об одном богатом торговце, который, боясь грабителей, спрятал свои сокровища в подвале дома. Поговаривали, что позже торговец стал жертвой семейной трагедии, был убит и погребен здесь же, в сточных водах. Теперь на сундук наложено проклятие, даже нашлись очевидцы, подтвердившие, что в этом месте часто слышны странные звуки. Другие утверждали, что иногда между булыжниками мостовой видели блеск серебра. Эти рассказы повергли людей в уныние, рабочие отказывались продолжать прокладку труб, и ни старейшинам, ни отцу Марка не удавалось уговорить их. Шкатулку собрались немедленно опечатать, вывезти как можно дальше за деревню и закопать в лесу.
— Подождите, — раздался вдруг девичий голос. Алесса пробралась сквозь толпу и подошла к жениху, стоявшему рядом с отцом и рабочими. — Марк, позволь мне взглянуть на драгоценности.
— Нет, Алесса, это может быть опасно. Это сокровище проклято!
— Послушай, нельзя верить всем легендам, которые рассказывают люди. Не осталось ни одного родственника того купца, кто мог бы подтвердить все эти истории!
— Знаешь, у нас нет желания искать способ, чтобы проверить это, — настаивал Марк, — проще выбросить этот сундук и дело с концом.
— Позволь мне просто подержать в руках драгоценности. В конце концов, вы все уже прикасались к ним, и никого из вас пока еще не поразила кара небесная!
— Ну, хорошо, посмотри эти побрякушки и удовлетвори свое любопытство.
Алесса осторожно взяла в руки один из медальонов. Он был тяжелый и холодный, потемневший от времени. Но было видно, что он сделан с большим мастерством, как и сережки. В сундуке нашлись серьги с бирюзой, жемчугом, янтарем, а также ожерелья из драгоценных камней и цепочки с кулонами. Держа их в руках, Алесса вдруг вспомнила слова Белой Дамы: «Тебе придёт знание, и ты должна понять его». Она вспомнила и шар Лауры с мерцающими снежинками, в котором каждой снежинке принадлежала своя история. И девушка поняла! Она почувствовала, что истории, связанные с каждой драгоценной вещью, не были страшными. Это были подарки возлюбленных своим невестам, матерей своим дочерям, это были памятные вещи, но с ними были связаны только светлые и радостные воспоминания.
— Они не прокляты! — сказала, наконец, Алесса. — Я это чувствую! Эти драгоценности приносили только радость своим владелицам.
— Откуда ты можешь знать это? — недоверчиво спросил один из рабочих.
— Я… я просто… знаю, — девушка не знала, как объяснить свои чувства, и растерялась.
— Давайте все же выбросим их! — настаивали рабочие. — От греха подальше! Кому нужно проклятое серебро?
— Мне! — раздался голос из толпы. — Дайте мне вон те сережки! Я верю Алессе!
К сундуку, все еще стоящему на мостовой пробралась подруга Алессы, Сильва. Никто не успел и глазом моргнуть, как она взяла сережки с бирюзой и тут же нацепила их себе на уши. В сундуке нашлось и зеркальце в серебряной оправе, инкрустированной драгоценными камнями. Девушка взглянула на свое отражение и воскликнула:
— Как же мне идет!
И это было правдой: бирюза очень шла к ее голубым глазам. Покрасовавшись немного, Сильва закричала:
— А ну, девчата, налетай! Здесь всем хватит! Меня тоже не спешит карать гром небесный!
Не долго думая, остальные девушки, присутствовавшие при вскрытии сундука и кто испуганно, кто с любопытством выглядывающие из-за спин рабочих, направились к сокровищам. Сначала робко, они брали одну драгоценность за другой, разглядывали, примеривали, обменивались тихими смешками. Но вскоре сундук опустел, а все сокровища красовались на ушах и груди молодых модниц. Даже женщины постарше не постеснялись выбрать себе подарок. Старейшины развели руками, рабочие переглянулись и отправились продолжать осушение старого подвала. Марк с отцом тоже, пожав плечами, вернулись домой. Алесса улыбалась, глядя на счастливых подруг. «Я же говорила, что эти вещи приносят только радость!» — думала она. Она тоже была счастлива. Впервые начинающая ведьма помогла людям обрести счастье. Пусть это было незначительное событие, но оно послужило причиной стольких улыбок на лицах ее подруг!
***
Образуя причудливые фигуры в полумраке, клубился дым из трубок старейшин с серьезными и морщинистыми лицами, словно высеченными из старого дуба. Они собрались в комнате Советов и продолжали свои размышления насчет найденных в подвале старого дома на улице Виадель сокровищ.
— Эта девчонка, Алесса, повела себя подозрительно. — проскрипел один из них голосом, словно осенний ветер. — Канализационные канавы Луриджаны имеют свою особую историю, они не просто ямы в земле. Мы не должны пренебрегать легендами предков, которые гласят, что это проломы в реальности. Наши отцы и деды не всегда решались спускаться туда, боясь заблудиться и оказаться совсем не в том месте, где ожидали. А иногда даже и вовсе попасть в никуда. Уже было ошибкой затеять там какие-либо работы, а тут еще эти проклятые сокровища, в которых теперь разгуливают по всей деревне наши девушки.
Его слова звучали как предупреждение, но почему-то у других кровь застыла в жилах. Вынув из кармана потрепанный пергамент, второй старейшина продолжил:
— Свидетельства тех, кто пренебрег легендами предков, записаны здесь. Один ювелир, Элрик, возвращавшийся после полуночи домой, решил скоротать путь и пошел по улице Виадель. В ту ночь он нес мешочек с драгоценными камнями и случайно уронил его в канаву. Вне себя от горя, Элрик спустился в грязную воду и начал шарить там руками, ища драгоценности. Никто не знает, нашёл ли он их, но в ту же ночь ювелир пропал, а нашли его лишь спустя три дня совершенно безумным, бродящим по лесу. Его глаза горели неестественным огнём, и несчастный повторял: «Канава… Виадель…».
Третий старейшина добавил, тяжело вздохнув:
— А помните историю Элинор, молодой девушки, у которой убежала кошка? Она пошла ее искать ночью, не взяв ни ножа, ни фонаря. На дороге ей предложил помощь странный человек в капюшоне, и с тех пор никто больше не видел Элинор. Но кто видел того человека, говорят, что у него не было лица, лишь пустота.
Наступила тишина, только потрескивание дров в камине прерывало ее, старейшины молчали, задумавшись. Наконец, первый старейшина принял решение.
— Нельзя позволять девчонке мутить народ. Драгоценности, которые теперь носят девушки Луриджаны, опасны, они привлекут несчастья на деревню. Серебро и золото притягивают нечто зловещее, что охотится в ночи за богатством и блеском. Если, имея при себе драгоценности, заговорить с незнакомцем, это откроет ворота для незваных гостей, для сил, которые чувствуют человеческую слабость. Чтобы при этом сохранить здравый рассудок, необходимо не поддаваться соблазнам и искушениям, подстерегающим во мраке, держаться обозначенного пути и идти прямо. Тьма не является просто отсутствием света, она превращается в существо, которое питается заблуждениями и страхом.
При этом, словно подтверждая слова старейшины, за окном завыл ветер.
— Лучше не знать тайн, которыми полна ночь и тьма, где невероятно тонка грань между мирами, а соблюдать простые правила выживания, чтобы сохранить жизнь. Прогулка после полуночи может стать шагом в неизвестность, риском, способным оказаться намного дороже, чем горстка драгоценных камней. Пойдемте в церковь, мудрейшие, святой отец станет нам большим подспорьем, чтобы убедить народ следовать законам наших предков!
***
В церкви Святого Антония священник с черной сутане читал свою проповедь перед собравшимися прихожанами, глаза его неестественно блестели:
— Если не следовать этим указаниям, по ошибке или по доброй воле, из-за банальной лени или второпях, если пренебречь предупреждением о проклятии старого канализационного рва, то с ужасающей силой обрушится на вас реальность. Ощущение присутствия чего-то нечеловеческого и чужого ледяным ужасом опутает вас. Вы почувствуете на себе липкий и тяжелый взгляд, словно невидимая паутина обволакивает ваше тело. Затем фигуры, словно призраки, начнут вырисовываться из темноты. Не люди. Нечто…иное. Принявшие человеческие очертания бесформенные, черные силуэты, напоминающие больше вороньи стаи. Пригвождая вас к земле своей незримой тяжестью, они давят, а не просто нависают.
Огромными, расширенными от ужаса глазами люди смотрели на священника, затаив дыхание. Многие крестились, другие нервно теребили пуговицы на своей одежде, дети испуганно жались к матерям. Голос священника продолжал грохотать, как гром:
— Словно щупальца ночи, выплескивающиеся из тьмы, как живые, шевелятся и шуршат плащи этих существ. Сжимающие рукояти ножей, неестественно тощие и длинные, их костлявые руки проглядывают из-под плащей. Это инструменты пыток, а не оружие, не ножи. Они больше, чем самый большой тесак, виденный вами, они просто огромны. Исходящий из бездонной черноты канавы тусклый свет отражают лезвия этих ножей. Но не звездный и не лунный этот свет, а отвратительный, склизкий свет разложения. И вот вы слышите крики! Но не крики боли, не крики ужаса, а что-то другое. Словно сделанную из чистого отчаяния стонущую струну в вашей душе кто-то царапает, как испорченный инструмент, вот какие лишенные человеческих интонаций, режущие слух эти протяжные вопли! Эти звуки обжигают изнутри, проникают в костный мозг, вызывают холод, леденящий душу, который невозможно согреть никаким пламенем.
Алесса с матерью, Роксаной, тоже присутствовали на проповеди. Выражение лица Роксаны было таким же, как и у других прихожан: широко открытые глаза, полные ужаса, дергающиеся мускулы, плотно сжатые зубы. Алесса с удивлением взглянула на мать: «Как она может верить во всю эту чушь?». Девушка украдкой оглянулась. Молодые парни и девчата вели себя по-разному, но в отличие от людей старшего поколения, вместо плотского ужаса они испытывали, скорей, смущение. Все же, борясь противиться воле родителей, сидели смирно и делали вид, что слушают священника, который продолжал пугать людей, по просьбе старейшин, уже свистящим шепотом.
— Эти нечеловеческие звуки образуют какофонию ужаса, сводящую любого с ума, наслаиваются друг на друга, пульсируют, но не прекращаются. Застрявшие в этом проклятом месте, они как отголоски невообразимых страданий, как крики вечности. Вы должны стараться не смотреть под ноги, если конечно от страха вас еще не отправило в обморок это кошмарное действо, если вы все еще живы… Потому что, если взглянуть поближе, земля там покрыта не лужами, не обычной грязью. Это кровь! Мерзкая и склизкая, черная и густая, издающая смешанный с чем-то отвратительным тошнотворный запах разложения, проникающий в лёгкие и вызывающий рвотный рефлекс. И тогда вы понимаете, что это кровь жертв, тянущийся к неведомым глубинам от канавы кровавый след ужаса и безумия. А среди луж чернеют обрывки плоти и фрагменты одежды, а если посмотреть достаточно внимательно, можно увидеть то, что никогда не удастся забыть!
Алесса не могла больше терпеть. Она схватила мать за руку и потащила к выходу, на свежий воздух. Та не сопротивлялась, одурманенная, словно загипнотизированная речами безумного священника. Лишь спустя несколько минут после того, как они вышли на улицу и прошагали добрую половину пути до дома, Роксана будто очнулась. Она часто дышала, страх еще не ушел из ее взгляда. Алесса принялась отчитывать мать:
— Мама, так же нельзя! Как ты можешь верить во все это? А священник! Он же находится в церкви, в святом месте! Там присутствуют дети! Как он может внушать им такие ужасы!
— Дочка, по легенде, эта улица, действительно, проклята!
— Да кто теперь может это доказать? Люди, рассказывавшие эти легенды, давно умерли. На улице Виадель живут пара-тройка стариков, которые уже мало что помнят из своей жизни. Нельзя позволять церкви продолжать запугивать народ!
— Как же мы можем противостоять этому, Алесса? — спросила Роксана, придя немного в себя и понимая, что дочь права.
— Я поговорю с Марком. Уверена, что вместе мы что-нибудь придумаем.