Это был просто его титул, а не общепринятое имя. Христиан происходил не из бедной семьи. Бывший в миру Павел Орлов окончил престижную школу и поступил в духовную семинарию в возрасте семнадцати лет. Через четыре года Павел получил степень бакалавра и прошел таинство вступления в монашество, совершенное епископом в Кафедральном соборе Рождества Христова в Челябинске. Молодой священник прекрасно знал, что в этом мире нужно стремиться лишь к одному — власти. В деньгах он не нуждался, у его родителей они были. И Павел был рад, что выбрал правильный путь. Он продолжал много учиться и получил чин диакона, а к двадцати восьми годам стал пресвитером.
Путь Павла к власти оказался вымощен не только церковными чинами и знанием. Он обладал редким даром, умением убеждать. К своей воле прихожан отец Павел склонял речами, которые завораживали их, лились плавно, словно медовые струи. Он умел разжечь пламя энтузиазма, растопить лед недоверия, подобрать нужные слова, так как мастерски владел риторикой. Собирая полные храмы, его проповеди всегда были полны негромкого пафоса и скрытой силы. Приходя послушать слово Божие, люди невольно прикасались к харизме этого необычного священника.
После рукоположения в епископы отец Павел принял необычное церковное имя Христиан, но не остановился на достигнутом. Изо всех сил стараясь завоевать авторитет среди влиятельных горожан, он начал активно участвовать в общественной жизни Челябинска. Для привлечения внимания Его Преосвященство выбирал наиболее эффективные случаи, делая это демонстративно, даже просто помогая нуждающимся. Построение собственного влияния стало его целью, тонко продуманной стратегией, не простым актом милосердия была и его благотворительность. Епископ Христиан знал, что благотворительность не должна являться для него только помощью ближним, а, скорей, инвестициями в собственный успех, в его будущее.
Вскоре крупный приход в Челябинске, настоятелем которого был Христиан, превратился в центр не только духовной, но и светской жизни города. Тесные доверительные отношения с городскими властями и богатыми прихожанами помогли ему собрать щедрые пожертвования, на которые был отреставрирован собор. Об истинных намерениях епископа мало кто догадывался, настолько искусно он манипулировал людьми, используя все доступные ему рычаги влияния. Не гнушался Христиан и интригами. Не только скрытыми, но и открытыми методами он избавлялся от неугодных ему людей, располагая к себе нужных и плетя свою сеть связей. Преданные епископу союзники быстро занимали место врагов, которые часто бесследно исчезали. Без предательств и компромиссов было не обойтись как в любой другой сфере власти, так и в церковной иерархии, и он это прекрасно понимал.
Чтобы достичь своей цели, отец Христиан был готов на все. Со временем его амбиции вышли далеко за пределы Челябинска. Он мечтал о влиянии всероссийских масштабов, о высших церковных санах. Установив связи и с влиятельными людьми столицы, умный и образованный Христиан тщательно следил за политической обстановкой, поддерживал отношения с представителями разных сил, используя их в своих интересах. На политическом поле он вскоре зарекомендовал себя как ловкий игрок, прекрасно зная, как тесно связаны государство и церковь. Его Преосвященство был уверен, что расчетливость и терпение обязательно приведут его к вершине, каким бы тернистым и долгим не был путь к власти. Заглушая всякое милосердие и сострадание, расчетливый и холодный огонь амбиций горел в его глазах. Исключением была лишь малая доля, которую Христиан демонстрировал публично, как инструмент, служащий ему для приближения к цели: стать одним из самых влиятельных людей в стране.
***
Христиан стремился в митрополию, но не в Челябинскую, поэтому, оставив свой приход в кафедральном соборе, он поехал в Москву для повышения квалификации. Там он получил должность епархиального архиерея в Священном Синоде. Однажды на одном из приемов Христиан познакомился с известным судьей, который пригласил его в закрытый клуб. Ему тогда было всего тридцать четыре года, и, сгорая от любопытства, Его Преосвященство с удовольствием принял приглашение. Члены клуба выступали за «нравственное самосовершенствование», присваивали своим членам кодовые имена и никогда не спрашивали, к какой религии, партии, профессии или элите принадлежит участник. Клуб имел неопределенное название «Братский союз», и Христиан получил там кодовое имя Павор. Молодого епископа заворожил этот мир, в клубе он с удивлением встретил уже знакомых ему влиятельных личностей и даже священников.
Атмосфера таинственной умиротворенности царила внутри особняка, скрытого за густыми елями и высокими воротами. Интерьер клуба «Братский союз» отличался строгой элегантностью: фрески с библейскими сценами, лишенными, правда, религиозной патетики, картины старых мастеров, приглушенный свет, мебель из темного дерева. Как бы противореча строгости обстановки, создавал ощущение уютного тепла пылающий мягким пламенем камин. Христиан чувствовал себя одновременно немного растерянным и заинтригованным. Это чувство вызывало у него та грань потенциально опасного, волнующего и неведомого, на которой он оказался, переступив порог клуба.
На первом собрании Христиана, не называя ни его имени, ни сана, представили как Павора, после чего состоялся непринужденный разговор о морали и этике, но в философском, а вовсе не в религиозном ключе. Для епископа оказались сюрпризом взгляды членов клуба на сострадание и справедливость, добро и зло, которыми они делились. С уважением к чужой точке зрения, без агрессии, интеллигентно велись дискуссии представителей самых разных социальных слоев. Выступая исключительно как личность, лишаясь своих масок, каждый из них высказывался под своим кодовым именем. Христиан был поражен искренностью и глубиной обсуждений. Он узнал, что из поколения в поколение «Братский союз» передавал свои традиции, существуя уже более ста лет.
От восточных практик и психологии до философии и истории — в самых разных областях поистине энциклопедическими знаниями обладали люди преклонного возраста, старейшие члены клуба. Они говорили о поисках истины в самом себе, а не в догмах, о преодолении эгоизма, о самопознании. Свои переживания и мысли постепенно стал раскрывать и Христиан в последующие встречи. Понимая, что проблема власти здесь не актуальна, он сам был удивлен, что начал делиться своими размышлениями о назначении церкви и природе веры, своими трудностями пастырской деятельности и своими сомнениями. Епископ обнаружил, что никто не навязывал ему своего мнения, но многие давали ценные советы, слушая его без предвзятости, внимательно. В «Братском союзе» Христиан нашёл людей, понимающих его без слов, которые впоследствии стали его настоящими друзьями, а не просто интересными собеседниками.
Однажды один из старейшин клуба, известный под кодовым именем Конду, задержал Павора после очередного собрания. Он предложил показать ему секретную библиотеку клуба, в которой хранились редчайшие книги и рукописи, запрещённые к опубликованию. Конду разрешил Христиану доступ к ней, объяснив, что эта привилегия предоставляется немногим членам клуба, лишь тем, кто проявил подлинный интерес к идеалам «Братского союза». Перед молодым епископом эта перспектива открыла новые возможности, способные изменить его взгляд на собственное место в жизни. Покидая особняк в ту ночь, Христиан чувствовал, что становится частью чего-то более значимого, чем просто религиозная иерархия. Он присоединился к сообществу мудрых людей, стремящихся к самосовершенствованию и истине, свободного от предвзятостей и догм.
***
Важные знакомства, которые Христиан завел в клубе, помогли ему начать стремительную карьеру. Он получил титул архиепископа и продолжал завязывать интересные, а порой и опасные отношения с сильными мира сего. В клубе он подружился с одним бизнесменом, Борисом Голицыным, который спустя полгода стал министром финансов в администрации президента. Борис частенько наведывался в гости к архиепископу, и вскоре тот узнал, что новоиспеченный министр связан с местной группой криминальных структур.
Христиана заставила задуматься связь Голицына с криминалом. С одной стороны, благотворительные мероприятия, организованные церковью, охота в загородных имениях, ужины с обсуждением экономики и политики позволяли их дружбе казаться достаточно безоблачной. Однако, такая темная сторона, скрывающаяся за блестящей внешностью друга, не пугала Его Высокопреосвященство, он ценил в Борисе способность решать сложные вопросы, харизму и ум. Но все же архиепископ оказался перед сложным выбором. Вполне реальными последствиями для его карьеры, а не только репутации, могло грозить это знание, которое означало также и соучастие.
Связи Христиана позволили ему получить информацию о своем новом друге от людей, близких к криминальному миру в виде свидетельств, документов, записей телефонных разговоров. Голицын оказался связан с группировкой «Сокол» тесными политическими и финансовыми узами. Руководитель «Сокола», грозный и неприкасаемый авторитет контролировал значительные потоки газа и нефти. Для Его Высокопреосвященства было невыгодно публичное разоблачение Голицына, которое вызвало бы землетрясение в политической системе страны, приведя к насилию и экономической нестабильности. И уж конечно, молчание не поставило бы под сомнение его моральные принципы.
Христиан тайно проконсультировался с несколькими опытными священниками, своими ближайшими советниками, известными своей способностью разрешать сложные дилеммы. Единственно верное, по его мнению, решение Христиан принял после долгих ночей, проведенных в раздумьях. Не имея полной защиты от возможных репрессий со стороны влиятельных покровителей «Сокола», архиепископ решил продолжать дружбу с Борисом, используя более тонкие методы. Он начал ненавязчиво собирать компрометирующую информацию у людей, связанных с представителями западных спецслужб, известных своей способностью работать в тени. Опасаясь за свою жизнь от утечки информации или измены, Христиан все же верил, что только так он сможет нейтрализовать угрозу, которую представляла дружба с Голицыным, так как ему нужны были его криминальные связи.
Параллельно, Его Высокопреосвященство усилил связи с представителями противоборствующих политических сил, чтобы с помощью внутренней борьбы контролировать положение «Сокола» и его покровителей. Эта игра потребовала от Христиана предельной осторожности и максимальной выдержки. Он продолжал дружбу с Голицыным, поддерживая видимость расположения к министру финансов, но при этом планируя свои дальнейшие действия и собирая информацию. Архиепископ превратил свою жизнь в сложную партию в шахматы, где каждый ход означал либо полное поражение, либо победу. И эта жизнь ему очень нравилась. Ставки были так высоки, что он не мог позволить себе ошибку.
***
Когда Христиану исполнилось сорок шесть лет, его назначили митрополитом, и он стал управлять несколькими епархиями Москвы и области. Борис Голицын к тому времени основательно закрепился в министерстве финансов, оставив своему другу множество нужных ему контактов, а также познакомив митрополита со своим протеже, Михаилом Нарышкиным, которого обвиняли в отмывании денег от незаконного оборота наркотиков. Нарышкин находился под следствием, но Христиан быстро взял его под свою опеку и устроил в приход одного из храмов небольшого подмосковного городка, якобы для исправления под присмотром настоятеля.
Назначение Христиана митрополитом не стало для него неожиданностью, это и была та цель, к которой он стремился. Годы служения, проведенные, однако, в непосредственной близи к светским интригам, приучили его к закулисным играм власти. Да и Борис Голицын в этой среде чувствовал себя как рыба в воде. В министерстве финансов его влияние было неоспоримо, и свои связи он мастерски использовал для продвижения интересов друзей и своих собственных. Знакомство с человеком с сомнительной репутацией, Нарышкиным, было продиктовано не дружескими чувствами, а, скорей, желанием получить из сложившейся ситуации выгоду для себя.
Михаил не случайно попал в поле зрения правоохранительных органов. Молодой и амбициозный, но неопытный и крайне неосторожный, он участвовал в изощренной и сложной схеме отмывания денег, и следствие быстро вышло на его след. Над Нарышкиным домокловым мечом повисло уголовное дело, грозя конфискацией имущества и тюремным заключением. Единственным шансом на спасение в этой ситуации стало для него покровительство влиятельного митрополита. Не чуждый мирским соблазнам, несмотря на внешнюю благочестивость, Христиан ценил возможности, которые его новая должность ему давала.
В будущем архиепископу мог пригодиться не только доступ к широким связям наркодельца в криминальном мире, но и его благодарность, хоть помощь Нарышкину и была рискованной. Поэтому он не случайно выбрал для «исправления» протеже своего друга маленький подмосковный городок. Влияние церкви там было достаточно сильным, а контроль правоохранительных органов отличался своей слабостью. Христиан назначил настоятелем прихода старого и больного священника, лишенного всякой возможности противостоять митрополиту. Он оставался всего лишь молчаливым соучастником, будучи инструментом в руках архиепископа.
Нарышкин был рад оказаться в этом уединенном месте, ведя там спокойную жизнь. Он даже помогал в приходе, притворяясь раскаявшимся грешником, и участвовал в богослужениях. Но холодный огонь амбиций по-прежнему горел в его глазах. Покровительство митрополита давало Михаилу ощущение безопасности, и он чувствовал себя неприкасаемым. В свою очередь, Христиан получал информацию от связей Нарышкина и Голицына, которая позволяла ему все больше расширять свое влияние не только в церкви, но и за ее пределами. Это был крепкий, но негласный союз, основанный на молчаливом согласии преступать закон и взаимной выгоде. И пока хрупкий баланс сил не нарушит новая интрига или случай, Христиан намерен был скрывать его в тени, за фасадом набожности и богоугодных дел.
***
Вскоре после назначения архиепископа Христиана митрополитом в банки, которые контролировал Борис Голицын с помощью своих доверенных банкиров, стали поступать крупные суммы денег от руководителя преступной группировки «Сокол» для отмывания. В отделе по борьбе с организованной преступностью не находили себе места, было проведено несколько арестов. Но как только упоминалось имя митрополита на следствии, за отсутствием состава преступления всех оправдывали. Более того, однажды кто-то назвал его кодовым именем Павор, и с тех пор он стал еще более неприкосновенен, что его самого удивило и напугало одновременно. О таком могуществе закрытого клуба «Братский союз», членами которого являлись он и все его друзья, он и не подозревал.
Кодовое имя Христиана быстро перестало внушать ему страх, а, скорей, усилило чувство власти. Его не смущало, что святая должность стала прикрытием, будучи человеком веры, он так и не смог привыкнуть к смирению. Митрополит обладал, наконец, властью, которую так желал. Только сейчас к масштабам его власти добавились и масштабы невидимого клуба, о существовании которого догадывались лишь немногие, но новые доказательства его могущества стал приносить ему каждый новый день.
Однажды Борис Голицын прибыл в резиденцию Его Высокопреосвященства поздним вечером. На лице его, как всегда, было холодное спокойствие и самоуверенность, ни тени беспокойства. Министр преподнес Христиану тонкий, но изысканный конверт, внутри которого митрополит нашел документы очень интересного содержания. Там был план дальнейших действий по отмыванию денег, аккуратно составленный, а также схемы сложной сети банковских счетов и офшорных компаний.
— Ваше Высокопреосвященство, - сказал Голицын мягким голосом, — немного усложнилась ситуация, но беспокоиться не о чем. Ребята из «Сокола» немного... нервничают. Пошли слухи. Поэтому оставшиеся средства мы переведем через новые каналы, ускорив процесс.
— Делай, как считаешь нужным, Борис. Знаешь ведь, что я всегда помогу.
— Не беспокойтесь, Владыка. Мы обо всем уже позаботились. Эти новые счета столь тщательно замаскированы, что их не смогут обнаружить даже самые лучшие ищейки. А Павор всегда остается гарантией Вашей неприкосновенности и самой надежной страховкой.
Новую схему Голицын объяснил подробно, перечислив Христиану зашифрованные названия счетов и имена новых посредников. Каждая деталь уже давно отлаженного механизма была продумана до мелочей. Последствия не должны были быть непоправимыми там, где ставки были слишком высоки. Святой сан архиепископа превратился в маску, скрывающую отчаянную и глубокую борьбу с силами, которые, сам того не желая, он стал представлять с тех пор, как стал членом «Братского союза». В руках могущественного клуба стала оружием его святость, которой он сам был заложником. Христиан задавал себе вопрос, будет ли он когда-нибудь молиться об отпущении своих грехов.