В течение нескольких недель после землетрясения выжившие жители «Блока» были настолько сосредоточены на восстановлении маленького уголка мира, что не задумывались о том, что находится за его пределами. На горизонте были видны только разрушенные города, простирающиеся в бесконечность во все стороны. Хотя «Блок» стал своего рода тюрьмой, выжившие полагали, что помощь где-то рядом - что за бесконечными разрушениями ещё сохранилась жизнь.
Со временем пришло новое, тревожное осознание. Звуки, которые когда-то наполняли воздух, - сирены, гул моторов, даже редкие звуки рушащихся зданий - растворились в глубокой, гнетущей тишине. Ветер дул по пустым улицам, разнося лишь пыль и эхо.
Первой тишину заметила Ева. Вместе с Оскаром и Матео она прочёсывала дальние районы города в поисках оставшихся припасов. Они зашли дальше, чем обычно, за пределы знакомых обломков квартала, мимо улиц, где здания шатко прислонялись друг к другу, словно старые деревья.
Когда они добрались до края некогда оживлённого шоссе, Ева остановилась, нахмурив брови. Она стояла посреди дороги и смотрела на пустырь, простиравшийся до самого горизонта. Солнце стремилось к закату, отбрасывая длинные тени на раскуроченный асфальт, но не вид руин пугал её. А тишина.
«Вы слышите это?» - спросила она, повернувшись к Оскару и Матео.
Оскар растерянно посмотрел на неё. «Что слышите?»
«Вот именно», - тихо сказала она. «Ничего нет. Ни самолётов. Ни звуков двигателей машин. Ни людей. Просто... ничего».
«Может, это только рядом с нашим городом ничего вокруг не осталось. Возможно, люди всё ещё где-то там, пытаются выжить, как и мы», - попытался отмахнуться от этой мысли Матео.
«Слишком долго», - пробормотал Оскар. «Слишком долго мы никого не видели. Ни спасателей, ни военных. Черт, даже падальщиков уже нет. Если бы люди всё ещё были где-то там, мы бы уже кого-то из них встретили».
Все трое молча стояли. Мысль, которая не давала им покоя уже несколько недель, месяцев и даже больше, - наконец обрела форму. Казалось, мир затих.
Выжившие, которые раньше надеялись, что спасение уже на подходе, теперь по ночам обменивались нервными взглядами у костра. Радио, которое нашёл и отремонтировал Оскар, молчало, а помехи постоянно напоминали об огромной пустоте за пределами их маленького анклава. Они пробовали разные частоты, сканировали эфир в поисках каких-либо признаков жизни - ничего.
«Может быть, линии связи не работают», - сказал проповедник Грин однажды вечером, его голос был спокойным, но неубедительным. «Может быть, помощь уже в пути, но это занимает больше времени, чем мы думали».
Но даже Сэмюэль не мог скрыть сомнений, которые закрадывались в его мозгу. Чем дольше тянулось молчание, тем больше ему казалось, что мир за пределами их «Блока» просто... исчез.
Последующие дни были отмечены странной тишиной. Выжившие занимались своими делами - восстанавливали убежища, собирали еду, укрепляли оборону, - но в их движениях чувствовалась какая-то тяжесть. Осознание того, что они остались одни, давило на них, как физический груз.
Некоторые, как проповедник Грин, ещё крепче держались за свою веру, настаивая на том, что всё это - часть божественного плана, что их пощадили не просто так. Другие же, как Энни, стали отстраняться, погружаясь в собственные мысли. Виктор и Оскар, всегда отличавшиеся прагматизмом, столкнулись с чувством глубокой изоляции.
Матео, хотя и продолжал писать свои картины, стал более тихим. Его искусство, некогда яркое и полное жизни, приобрело более мрачный, интроспективный оттенок. Феникс, которого он нарисовал много месяцев назад, теперь казался не столько символом надежды, сколько напоминанием об их хрупком существовании.
Проповедник Грин наконец произнёс слова, которые многие выжившие хотели бы услышать. «Если мы - все, кто остался. Пусть так», - сказал он однажды вечером, стоя перед костром. «Никто не придёт на помощь, будем сами о себе заботиться. Пора принять реальность такой, какой она есть, и жить с Божьей помощью в том месте, которое помогло нам выжить».
«Но как? Как мы сможем жить в таких условиях до конца дней своих?», - испуганно спросила Ева.
«Мы не знаем. Но, может быть, в этом и есть смысл», - уклончиво сказал проповедник Грин.
В последующие дни выжившие жители «Блока» стали по-другому смотреть на свой маленький анклав. Теперь это было не просто место для выживания. Это было начало чего-то - чего-то большего, чем они сами, большего, чем город, большего, чем мир, который они потеряли. Безмолвие земли было не просто концом. Это было началом.
И впервые после землетрясения они не просто выживали. Они жили.