Глава 31. Сан-Франциско
11-ое апреля 1994 года
Сан-Франциско
В отеле
Привет, Вилл.
Привязались же осколки мыслей, дела тормозятся, начала записывать сны, перечитав Юнга. Фразы витиеватые, вычурные для нашего времени, но герои оживают и выражаются высокопарно.
Роман ассоциаций, игра со словом. Забава для гурманов слова. Книга, отвлекающая от чтения, понять невозможно, чувствовать дано не всем. Духи условностей ускользают ящерками в лабиринты строк, растворяются в тексте.
Теперь и я удивляюсь, как удалось найти форму для призраков. Перечитывая, заново переживается вариант инобытия, разбросанного по векам и тысячелетиям. Суть проста. Рассыпалась мозаичная картина мира. Люди находят фрагменты, пытаясь понять, чем прежде это было. Порядок чтения любой, смысл не теряется.
Смысла нет. Сплошное удовольствие.
Попробуйте десять раз записать один и тот же сон, получаются разные трактовки. То короткие, то с мелкими подробностями.
По совету Юнга пробую сопоставлять сновидческие вымыслы с литературными. Некогда Борхес, Вами любимый, тоже определил творчество Натаниела Готорна (1804-1864), как основателя жанра литературы снов. Мои «Осколки» я смею причислить к подобной, трудно воспринимаемой литературе.
Непознаваемое встречается в жизни человека, что принуждает меня продолжать записывать сюжеты и не думать об издании романа, в переводе это невозможно, тут и свои-то не поймут о чём. Вовсе ни о чём.
Говорят, что все гениальное просто. Взять и добавить иллюзий в конкретное мышление читателя? Начать с «жили-были» на сгоревшей планете… минувшие восторги из прошлых тысячелетий и так далее, пока зритель не сочтет автора сумасбродом. И, если удастся убедить его в этом, нам уже не будет стыдно за его «нормальность».
Н-да, я заразилась здесь честолюбием, начала упражняться в переводах. «А в будущем году, омывшись в Средиземном море, где-то в горах, в каменистом крохотном домике или в пещере мы забудемся от суеты городской, исчезнем для всех доброжелателей… На всём островке так мало людей, что вполне хватит времени и сил для творческой лени».
Вот такие замыслы. А что творится у Вас? Не забудьте поздравить барышень с Васьки. Желаю бодрости духа и тела. Пишите и просто пишите обо всём…
Целую, Лючи Ламм.
***
17-ое апреля 1994 года
Сан-Франциско
В отеле
Вилл…
Я надеюсь, что Вы уже образумились, вернулись в Санкт-Петербург. В первый миг (по прочтению) хотелось устроить Вам разгон. Но – музыка! Ведущее фортепиано, ведущее по нарастающей, а значит ввысь…
Одиночество.
Именно такое, которое душа способна вынести… Вы со мной. Спасибо. Случайные глупости миновали и минуют нас. Что было? Что есть? Что будет?
Одиночество. Уединение ясновидящих палачей своей души – одиночество.
Вы не знали разгадки наших судеб, дабы не клясть себя?! Неужели мы были слепы, делая свой выбор? Вдыхая красоту предвечную, выбрали мы этакую участь. Я художник, писавший нескладные вирши, видела каменную или ледяную фигуру девы, увлёкшей Вас. А я живая, только в другой реальности, которую Вы знать не желаете…
Упиваясь Вашими строчками, я взрослею как автор. Дело это заразное, видимо. Я наслаждаюсь словом, чувствую его, вкушаю дореволюционные издания Байрона, Ахматовой, Ходасевича, Цветаевой (больше не нашла у букиниста). Советую и Вам читать на русском (не советском) языке…
Это лучше, чем думать о своем… я нарочито отвлекаюсь, пишу продолжение в тетради, рабочее название «Ася»? Подойдет для романа? Вы единственный мужчина, не осмеявший женской литературы. Всякий автор пишет о себе и только о себе, меняя маски на героях. Почему же женские эмоции так принижаются, от них многое зависит в жизни сильной половины человечества. Впрочем, это давний спор, не стоит повторяться.
Умоляю вернуться домой, мне так страшно за Вас, что о себе я думать не могу. Слава Богу, послание Ваше переслали с оказией прямо в руки, очень быстро. Кланяйтесь поручику залетному.
Целую, Лючи Ламм.
30-ое апреля 1994 года
Сан-Франциско
В отеле
Здравствуй, Вилл!
Я всё удерживаю себя, занимаясь разборкой, дабы не утомлять тебя посланиями. Сейчас, после звонка, закончила набор рукописей московских. Каюсь, я вносила правку в твой текст, подрезала, окоротила слишком. Понятно. Надеюсь на твой красный карандаш.
Не буду говорить об удовольствии, что я получаю, разгадывая Ваши вирши. И вот какая особенность… Я всегда читаю внимательно, но когда перебираешь по букве, то глубокий психологизм (образов, композиции, сюжета), поднесенный в бокале невинной болтовни, поражает в самое сердце. Само действие уже происходит в голове читателя. Я так вижу всё, как на сцене. Вы больше актер, чем критик.
У меня примерно так же складываются сюжеты, фильмы, обрывки кадров, а записываю, когда обстоятельства позволяют. Меж нами разница в том, что Вам зарплату платят, а я дилетант. Отдыхаю на «знакомых» строчках, надерганных из судеб наших, возвращаюсь в недавнее счастье. Порывистое желание уловить смысл своего существования и сознание глупой затеи всегда терзает человека, потому и востребована литература.
Нет в этом ни толку, ни проку. Все разложить по полочкам можно, но недопустимо для человека. Есть Некто, кто обрушит не только полки, но и дом… Мы живем, переставляя фигуры на доске. Мы любим игры, ибо дети…
Вы уже решили креститься? Сообщите непременно. Мне, да и Вам, молитва помогает…
Целую, Лючи Ламм.