Глава 4. Августа конец
Утро 27-го...
Я думаю о том, что в невском колодце мы не видим неба – два-три кустиковых прута, песочница, деревце чахленькое, радужных цветов лавочка с выбитой доской, удобной спинкой и скругленным подголовником, затейливая беседа, которой не было. Мы любили выкурить сигарету-другую в ближайшем дворике...
Августа конец...
И вновь Нью-Йорк
Мы выбрали отель – за городом, дабы не утомлять себя житейскими заботами. Мужу не совсем удобно, далековато, но меня работа (его!) не беспокоит. Я и здесь отключаю телефон, а если он остаётся в сити, то предупреждает портье, когда я возвращаюсь с прогулки, несказанно радуюсь, ибо могу поработать с текстами. Суетность перемен уже раздражает, но непривычно быть терпимой. Меня оставили в покое на недельку.
Несколько дней я счастлива тем, что свободна! Я вхожу в роль «ночной птицы вдохновений». Вы догадались: я перечитываю безответные письма.
И-и-и… так, глядя на Ваш автопортрет с автографом!
Досточтимый сударь, включаю машину времени, назад, в прошлое!
***
25.01.1990 год
Мадам,
ежели Вы действительно существуете, а не являетесь своеобычным Петербургским фантомом (зимним – особенно), тогда получите мой «Выстрел» и непременно ответите на него, умоляю, не туфлей! Чтобы (дабы!) я знал, в самом ли деле существуют улицы с воздушными наименованиями?
***
Именно «ОТВЕТИТЕ!»
А Вы прозорливы... прежде я не заметила этого нюанса. Существую… самым заурядным образом, Сударь. Проспект Возлюбленных устроит?
Сударь, не лучше ли звучит: именами? Простите за вторжение в оригинал письма, я не даю и слова промолвить. Характер у меня прескверный, а Вы думали, что...
Скобочки Ваши, конечно. На моей старой «Москве» выбор не богат, но Вы узнаете себя.
Перехожу к письмам…
***
На Кавказ я прибыл (к месту своего назначения) только 19 января и тут же превратился в литературного редактора некоей престижной газеты (СК). Но это факт неинтересный...
Знаете, я с поручиком пошёл во второй раз на «Огненного Ангела», и что из этого получилось?! Спектакль перенесли на 14 февраля, а давали Доницетти (наш спектакль, смейтесь!) «Лючия де Ламмермур».
Ну, сознайтесь, это Вы подстроили. Я очень смеялся.
***
Что я могла отписать тогда, что?
Что меня радует карьера на сумасшедшем поприще и таком мучительном расстоянии. Я не расставалась с Блоком даже в метро. «Невозможное» было, чего ж ещё-то желать? Могу перечислить весь архив, аккуратно мною подшитый, всё, Вами написанное и частично изданное, но парадокс (или загадка?!) – мы ещё не были знакомы. У Вас дар – угадывать, предвосхищать меня.
А я земная, это тоже факт.
Мне грустно. Знаю, что Вы попытаетесь искать меня повторением – та же галерка в Мариинке, проникновение без билета, с Вами уже здороваются гардеробщики: «Господин театральный критик, не так ли?» Но следовало ли мне предостерегать, если Вы рассмеялись в лицо тоске, охватившей нас? С пятого яруса не мудрено увидеть меня на сцене...
Я успокоилась за Вас. Спасибо.
***
Мадам, копаясь в старых бумагах, я отыскал две безделицы мая 1978 года и решил позабавить Вас. Кстати, не обращайте внимания, что в сонетах сих не 14 строк, такое тоже допускается... Я всё оставил в прошлом… как о нас предсказал.
Вот же досада.
***
Сударь, сейчас цитирую по памяти (их нет в конверте):
«Я всё оставил в прошлом, позабыв
Твоё лицо (надменность, гордость жеста).
В моей судьбе тебе нет больше места.
Благодарю судьбу за наш разрыв.
А лучше б взвыть от этого «блаженства»
И каменеть, надгробием застыв,
Где жжет слеза, мгновенно проступив:
В моей душе тебе нет больше места!
Переступить, вернуться и забыть
И отыскать другое совершенство?
Но где опять возьмешь такую прыть,
Чтобы найти, открыться и открыть,
Когда другой в душе не будет места?»
1978 май, 6 Сонет № 55 (И.С.М.)
***
Я твердила эти строки.
И... позабыла. Перевирая сонет, я вдруг нашла такую прыть, что Вы и не подозревали о предыдущем скоротечном браке-разводе. Мои безделицы достойны Ваших, не правда ли, забавные жестокие игры? И таковым бывает женское молчание. Навязчивая тема той весны никак не сходит с языка, вторгается не только в тексты, но и по-хозяйски ныне распорядилась нами.
***
Мадам… Лючи…
После Вашего отъезда я так ни разу и не заглянул на Шпалерную, не смог, не успел. А тот экзамен, отложенный с 3 января, сдал на отлично (а Вы сомневались?).
Итак, я с нетерпением жду от Вас письма и прозаического приложения к нему, обещанного Вами.
Ваш покорный слуга, Виллиам
P.S. Вы не забыли, мазурка за мной?!
***
Сударь, позвольте, не много ли обещаний Вы изволите приписывать мне? Неудивительно, что я промолчала на этот вольный сюжет с туфлей. Бесспорно, я имею некоторую склонность к подобным жестам, но не с Вами, кто же рассказал об этом?
Возмутительно.
В своём молчании я терпела поражение за поражением, словно кто-то невидимый, но очень близкий, от письма к письму выдавал меня. Нам снились похожие сны, сударь, и пишем мы, выходит, в одной стихии...