Фото: staryy.ru
"Пакет - это одна из любимых книг детей прошлого 20-го века. Дальнейшую славу литературному произведению принесла его экранизация.
Сюжет «Пакета» прост. Много подобных историй передавалось из уст в уста в гражданскую войну. Овеянные романтикой великих боев, они всегда слушаются с интересом.
Будёновцу Трофимову комиссар поручил доставить лично товарищу Будённому пакет с оперативными сводками. Посыльный рискует жизнью, попадает к белогвардейцам и, чтобы спасти пакет, съедает его.
Спасшись из плена, он попадает к своим. Но его принимают за белогвардейца и приговаривают к расстрелу. Всё конечно кончается благополучно, - он не расстрелян. В больнице его навещает Будённый. И Трофимов выполняет поручение - лично передаёт Будённому ставшие уже ненужными оперативные сводки.
Вот, в сущности, весь сюжетный костяк вещи. Однако безыскусственный рассказ глубоко заинтересовывает читателя.
Где-то в глубине книги Пантелеев скрыл что-то, что удерживает внимание читателя, помогает автору вести читателя за собой.
Пантелеев избрал форму сказа, одну из наиболее трудных форм повествования. Герой его вспоминает о прошлом, рассказывает о своём участии в гражданской войне, а рассказывая - раскрывает себя. Сквозь призму рассказа читатель следит за раскрытием психологии рассказчика.
Безыскусственный сюжет автор подчиняет раскрытию образа рассказчика - участника гражданской войны, героя - простачка, без тени высокого героизма, чуждого мотивам жертвенности, считающего свой подвиг чем-то само собой разумеющимся. Более того, он считает его своим провалом - он так и начинает: «Сейчас; я хочу рассказать совсем небольшой, пустяковый случай, как я однажды на фронте засыпался».
Преданность Трофимова делу пролетарской революции обусловливается совпадением его личных интересов с общими, слитностью его с революционной массой, с общим пафосом преданности революции, органической связанностью с ней.
Ни он, ни комиссар не допускают и мысли, что можно струсить при выполнении опасного поручения. В рассказе Трофимова самое замечательное, самое героическое заключается не в том, что он находится всё время между жизнью и смертью, а в том, что его подвиг само собой подразумевался. Никто не сомневается, что будённовец найдёт выход из любого положения, что пакет белогвардейцам не попадет. Читатель это знает заранее. Его в повести интересует не то что будет дальше, а как поведёт себя Трофимов при той или иной ситуации.
Трофимов, рассказывая, может быть, немного преувеличивает, сгущает краски, может быть, он не прочь и прихвастнуть своим спокойствием и находчивостью. Он хитёр хитрецой простоватого человечка, каких много в народе. Он по-своему умён. Он знает, что всё равно его будут слушать, потому что любят у нас вспоминать славные страницы прошлого, потому что лестно слушать человека, лично говорившего с Будённым, и потому, что он уверен в своём умении рассказывать.
А рассказывать он умеет. Его речь - это речь человека, с удовольствием вспоминающего своё прошлое, речь неторопливая, осложнённая мелкими деталями. Вот как он рассказывает о своём поведении на допросе:
«Стал я снимать спецодежду. Свои драгоценные будённовские галифе...
Я потихонечку, полегонечку расстёгиваю разные пуговки и думаю:
«Положение, - думаю, - нехорошее. Если бить меня будут, я могу закричать. А закричу - обязательно пакет изо рта вывалится. Поэтому ясно, что мне кричать нельзя. Надо помалкивать».
А между прочим бандиты поставили посреди комнаты лавку, накрыли её шинелью и говорят:
- Ложись!
А сами вывинчивают шомпола из ружей и смазывают их какой-то жидкостью. Уксусом, может быть. Или солёной водой, Я не знаю.
Я лёг на лавку.
Живот у меня внизу, спина наверху. Спина голая. И помню, мне сразу же на спину села муха. Но я её, помню, не прогнал. Она почесала мне, спину, побегала и улетела.
Тогда вдарили раз по спине шомполом...»
Эта муха на голой спине - великолепна. Она передаёт читателю почти физиологическое ощущение положения будёновца, обнажённости его голой спины. Даже мурашки по коже пробегают!
Пантелеев противопоставляет поведение Трофимова на допросе традиции авантюрно - приключенческих книг о гражданской войне, в которых изображались лихие герои. Они никогда и ничего не боятся, они смелы, бесстрашны, бездушны и пусты, как и всякая схема.
Трофимов молчит на допросе, хотя его бьют шомполами, смоченными в солёной воде. Трофимов язык свой откусил и даже выплюнул...
Но Трофимов вовсе не ломающийся перед читателем лихой герой авантюрной книги. Молчит он не из высокого презрения, к допрашивающим, а потому только, что не хочет выдать пакета, что рот его набит бумагой, непрожёванными оперативными сводками - он и проглотить их сразу не может и выплюнуть не хочет. И язык свой, он Трофимов, не откусывал вовсе, он выплюнул красную сургучную печать от пакета.
В первый момент в то, что он свой язык откусил, поверил и сам Трофимов.
Язык ведь, товарищи! Свой ведь! Не чей-нибудь! А главное - муха на нём сидит. Представляете? Муха сидит на моем языке, и я её, ведьму, согнать не могу.
Ох, до того мне всё это обидно стало, что я заплакал. Ей-богу! Прямо заплакал, как маленький... Лежу на шинельке и плачу».
И прядёт дальше рассказчик искусную нить рассказа. Описывает встретившихся ему на пути людей. А вместе с тем обрисовывает и самого себя.
Вот генерал - белобандит. За внешне вежливым, почти ласковым обращением его кроется холодная жестокость, ненависти к красным: «Ага, - говорит, - ангел мой! Попался?»
Вот земляк и тайный доброжелатель Трофимова - Зыков - находчиво и просто обставляет генерала, выручает Трофимова и спасает пакет.
Трусливый и мстительный офицеришка лишь под прикрытием двух штыков решился размахнуться и раз! - по щеке Трофимова.
Вот беленький, маленький старичок - доктор намыливает руки и на вопрос офицера, можно ли поторопиться, отвечает:
« - Можно, - говорит. - Почему же нельзя? Можно и поторопиться...
И начинает, понимаете, вытирать полотенцем пальцы. Один, понимаете, вытрет - посмотрит,
полюбуется, и другой начнет. Потом третий. Потом четвёртый. И так далее.
Офицер - ну прямо лягается. Прямо копытами бьёт. Даже шпора звякает».
Целая галерея эпизодических фигур проходит перед глазами читателя: белые генералы, офицеры, солдаты, будёновцы. Встречает в ней читатель и самого Будённого.
Нельзя не остановиться на том, как рисует рассказчик портреты белогвардейцев. Так описывать своих врагов может лишь человек, обладающий настоящим оптимизмом победителя. Хотя
он в руках белых, хотя его жизнь зависит от каприза белого офицера и генерала, хотя смерть
кажется близкой и неизбежной, Трофимов - представитель класса, которому принадлежит будущее, - чувствует превосходство перед ними, людьми, обречёнными на поражение, людьми, которые это сами по себе знают.
Много подлинного юмора вкладывает рассказчик в свое повествование, где он говорит о белых - это уничтожающий юмор человека, чувствующего свою силу и превосходство.
Офицер -так тот прямо за голову хватается.
- Ой! - говорит. - Ай! Немыслимо!. Чего он такое сделал? Ведь он язык съел! Понимаете? Язык уничтожил. Боже мой, - говорит,- какая сволочь!.
И ко мне на колёсиках подъезжает.
Там, где рассказчик говорит о красных, о своих земляках и друзьях, - там юмор иного характера. Это ласковый юмор весёлого балагура, имеющего вкус к слову, большого жизненного оптимиста.
«Пакет» написан формой сказа. Это придаёт рассказу лёгкость , повествования, прозрачность идеи, ощущение подлинной документальности. Стремление будёновца добраться к Будённому чем-то напоминает народную сказку. Будённый в рассказе овеян большой любовью народа, встреча с ним, как награда, венчает все злоключения героя.
Но есть в этой книге строки, которые звучат диссонансом, которые придают какой-то ложный тон, неискренность всему рассказу.
В самом начале повествования рассказчик рекомендует себя:
«В детстве я был пастухом и сторожил заграничных овечек у помещика Ландышева... потом... плотницкая работа, потом... флот. Потом революция, потом воевал конечно. Потом учили меня читать и писать. Потом - арифметику делать.
А теперь я заведую животноводческим совхозом им. Будённого».
Если поверить автору, что рассказчик - заведующий совхозом, то читатель не поверит ни одному слову повести. Он всё время будет ощущать какую-то деланность, неискренность рассказчика, намеренно прикидывающегося простачком, неприятно наивничающего, злоупотребляющего «простонародными» словечками, подделывающегося под чужой язык.
Если же абстрагироваться от первых строчек (двух абзацев), если сразу приступить к изложению событий: «Было это в гражданскую, войну...», тогда резко меняется окраска всей вещи, тогда образ рассказчика-балагура, каких много в деревне, остаётся цельным. Тогда закономерным становится язык «Пакета», который богат оттенками, передаёт характер рассказчика, пересыпан весёлым юмором, острыми словечками; тогда не кажется злоупотреблением введение ряда слов и своеобразных оборотов, удачно передающих строй речи рассказчика.
Этот дефект легко устранить: достаточно снять два первых абзаца в книге.
«Пакет» Пантелеева стоит в ряду лучших реалистических произведений о гражданской войне, воскрешающих славные страницы прошлого.
В правильной трактовке пролетарского героизма, в создании образа, сочетающего в себе качества, общие всякому герою - большевику, с качествами личного героизма индивидуального героя, - реализм «Пакета» Л. Пантелеева.
В весёлом юморе, в большом оптимизме, в высоком жизненном тонусе - успех «Пакета».
Фото: staryy.ru