Тёмка вырвал из тетрадки лист с огромной красной двойкой в нижнем углу. Как-то само так получилось.
«Подумаешь! – подумал он. – «Не «лыжы», а лыжи! Не «ласипет», а велосипед!» Не всё ли равно кататься?»
Там были и ещё какие-то замечания, но он не стал тратить на них время. Сложил привычно листок пополам. Потом перевернул. Потом снова сложил. Посмотрел, что вышло. Оказалось: голубь.
-- Ну что ж, тогда лети!
Голубь взвился над троллейбусными проводами, мимо двух кошек на крыше – чёрной и рыжей с пятнами – и зайчиком заплясал-запрыгал в бездонном синем небе.
-- Э-ге-ге-эй! – закричал Тёмка и, задрав голову, помчался следом. Живые голуби на телемачте посмотрели, сказали друг другу: «Кур-лу-мур» и полетели себе куда надо.
А внизу красота. Как по линейке нарисовано шоссе оловянного оттенка. Машины тараканами: туда-сюда. Река сине-серебристая с чёрным. Петли вьёт, хочет всё собой накрыть, да не получается ни фига. И вдоль неё – леса просыпающиеся поблескивают светло-зелёными кляксами.
В стороне башня из дыма – такая прозрачная, что на фоне неба её и совсем бы не увидел, если б воздух вокруг не кривился, как испорченное стекло. Земля под башней вспыхивает звёздами -- то жёлтыми, то оранжевыми, то синими, то зелёными. То фиолетовыми, то ослепительно белыми.
Налюбовавшись, Тёмка посмотрел вверх. Небо. Одно только небо с жарким до боли солнечным диском. Он понял, что очутился там, где никогда ещё в жизни не очутывался. Или не очутался? В общем, где никогда ещё не бывал -- выше аж самого дыма!
-- Ой, -- сказал он.
И сразу почувствовал, что снижается. Тогда он крикнул:
-- Ай! – и кубарем покатился по склону, покрытому жёстким дёрном.
-- Уф-ф!.. – выдохнул он наконец, оказавшись во влажной изумрудного цвета лощине и всласть растянувшись на густом пахучем травяном ковре. Небо над головой приветливо сияло, а солнце, хотя и такое же яркое, уже не жгло, а ласкало его белобрысую голову.
На краю луга, у самой опушки, кругами ходила привязанная коза. Тёмка пошёл к ней. Не то, чтобы она ему нужна. Просто, как он видел сверху, в той стороне должна быть река. А рядом с ней вполне может найтись неглубокое озерцо, в котором вода уже достаточно тёплая, чтобы искупаться.
Увидев мальчика, коза с тихим блеянием опрокинулась на спину и засучила ногами, на концах которых что-то ярко блестело. Подойдя поближе, Тёмка увидел, что это подковы. От удивления он остановился, забыв про все озёра на свете. Он даже потрогал бы их, если б не боялся получить удар куда-нибудь в живот. Да ещё подкованной ногой! Коза, довольная произведённым ею впечатлением, встала и принялась хрупать свои донники, подорожники и прочие лисохвосты – всё, что успело вырасти к этому дню.
Берёзы и тополя с молодыми лоснящимися листиками ещё не давали тени, но прохладу уже обеспечивали и при этом пахли остро и завлекательно. Пройдя по вымощенной переплетёнными корнями тропинке, Тёмка вышел на небольшую поляну. В центре её сидел лохматый мальчишка примерно тёмкиных лет в трусах и взрослом пиджаке. В руках он вертел сильно поношенный сапог размером с хороший портфель.
-- Здорово, -- сказал Тёмка. – Я Тёмка.
Мальчишка сунул картофелевидный нос внутрь сапога, что-то там вынюхивая.
-- Как тебя зовут? – не унимался Тёмка.
-- Кто как, -- пробубнил мальчишка, не вылезая из сапога, отчего ответ прозвучал негромко и невнятно.
-- Что-о?! – удивился Тёмка. – Барак?
-- Для тебя, может, и Барак, а вообще-то Абак, -- ответил мальчик, вылезая из сапога. -- А тебе не всё равно?
Тёмка не нашёлся, что возразить. Ему и в самом деле было всё равно, как зовут мальчика – Неполноценный-Дом или Старинные-Счёты. То ли дело его имя – Артём! Что «Здоровяк», что «Посвящённый Богине Артемиде» -- и тем и другим вполне можно гордиться. Или хотя бы похвастать.
-- А что ты тут делаешь? – спросил он Абака.
-- Всё ему расскажи! – сощурил тот небесного цвета глаза.
-- Да ла-адно! – протянул Тёмка. – Подумаешь, секрет.
-- Секрет не секрет, а какой же дурак свои места выдаёт.
Абак поставил сапог перед собой, вытянул из кармана белую нитку, из другого микроскопический крючочек и стал прилаживать одно к другому. Покончив с этим, он отломил от ближайшего дерева ветку, привязал нитку к её концу и сел, опустив крючок в голенище сапога.
-- Это ты… Зачем? – в тёмкину голову вползло смутное подозрение. Вернее, целых два смутных подозрения, но о втором он пока опасался даже подумать.
-- Тс-с! – Абак приложил палец к губам.
-- Чё «тс-с»? Ты чего это делаешь?
-- Не видишь? – зло прошептал мальчик. – Рыбу ловлю. Не шуми тут.
-- Да какая рыба! – почему-то тоже шёпотом зашипел Тёмка. – Вода-то у тебя где?
-- При чём тут вода! Тише, тебе говорят.
-- Да как же без…
-- Ну ты! – обозлился рыболов. – Вот только попр-робуй, спугни. Только попр-робуй. Я ть-тебе!..
Дошептать он не успел. Сапог зашевелился, подпрыгнул несколько раз, и из него показалась большая мокрая голова с круглым перламутровым глазом.
-- Тяни! – пронизывающим до костей фальцетом закричал Абак. – Тяни же! Уйдёт!!!
Тёмка двумя руками уцепился за сапог и стал стаскивать его с рыбы.
-- Ты будешь тянуть или нет?! Откуда ты такой взялся?
-- Н-не сла-азит! – срывающимся от напряжения голосом прокричал мальчик.
-- Сильней! Сильнее дёргай, тебе говорят! А-а, дай сюда!..
Рыба, приоткрыв рот, взирала на их возню равнодушными глазами. Когда им наконец удалось вытряхнуть её на траву, она издала нечто похожее на вздох облегчения.
-- Уф! – рыболов стёр со лба бисеринки пота и с гордостью посмотрел на добычу. – Ух, кака-ая!
Рыбина, раза в два крупнее сапога, из которого появилась, вальяжно вильнула хвостом.
-- Жадничать не надо, -- заметил Тёмка, пытаясь унять дрожь в руках, что возникла от непривычных усилий. – Куда такую дылдину!..
Добытчик презрительно посмотрел на мальчика и сплюнул сквозь зубы.
-- Ты, я погляжу, вообще не рыбак. «Куда»! «Такую»! Разве удержишься, когда такое счастье в руки прёт?
Рыбина снова вильнула хвостом и свободным глазом посмотрела на Тёмку, как ему показалось, свысока.
-- А чего в реке не ловишь?
-- Вот и видно, что ты не рыбак, -- с достоинством отозвался мальчишка. -- «В реке». В реке любой дурак поймает. А потом: из реки мы бы её не вытащили. Ушла бы. Да, чего доброго, и нас с собой утащила. «В реке-е»! Не доросли мы с тобой ещё, в реке-то ловить. Читал я, как одного старика рыба чуть-чуть в речку не утащила. Во дела!
-- Не в речку, а в море! Я тоже читал.
-- В речку, в море… Не всё равно?
Тёмке показалось, что наступил самый момент, чтобы задать торчавший в нём колом вопрос.
-- Слу-ушай, -- осторожно проговорил он. – Можно у тебя спросить? Я тут видел…
Он осёкся, опасаясь быть осмеянным.
-- Ну? И чего ты там такое видел?
-- Видел… Как будто у козы… Там…
-- И чего у неё там? Баян, что ли?
-- Подковы! – набравшись храбрости, выпалил он.
-- Да не тяни ты кота за хвост! Чего спросить-то хотел?
-- Вот и хотел спросить: зачем они.
-- Что значит «зачем»! Копыта же.
Абак пожал плечами и отодвинулся, всем видом выражая нежелание тратить время на собеседника, задающего какие-то совсем уж глупые вопросы.
На поляне выросла фигура человека родительского возраста, без пиджака и в одном сапоге. Волосы его крашеными пиками торчали в разные стороны, а нос наподобие клоунского – до того красный и круглый, что так и хотелось дёрнуть за него, чтобы проверить, настоящий ли.
-- Здорово, ребятня! – приветствовал он мальчиков голосом, прерывистым, как радиопомехи. И, обернувшись персонально к Тёмке, прибавил:
-- Жух Абакович.
-- Артём, -- представился Тёмка, поднимаясь на ноги. – Абакович -- это ваша фамилия или отчество?
-- Абакович -- это моё сынчество,-- ответил дядька и шмыгнул носом, отчего тот подпрыгнул до узкого бородавчатого лба.
-- А что такое «сынчество»?
-- Это то же, что ваше «отчество», только гораздо лучше. С ним никто никогда не сможет забыть о сыне. Верно, сынок? – он потрепал Абака по щеке, попутно стряхнув с неё несколько мелких травинок.
-- А… Наоборот? – вслух задумался Тёмка. Он вдруг вспомнил о своём отце, которого никогда не видел, но от мамы знал, что он где-то есть. Дома он часто ломал голову, пытаясь сообразить, почему этот отец, если он и вправду где-то есть, никогда о нём не вспоминает. И вот наконец нашлась разгадка. Оказывается, потому, что у него нет сынчества!
Тёмке стало грустно, но тут ему пришло в голову, что отсутствие в доме отца иногда бывает и очень кстати – например, когда надо вырвать лист из тетрадки – и он мгновенно успокоился.
-- Наоборот?.. -- задумчиво произнёс Жух Абакович. – Наоборот, конечно, без отчества сложнее.
Тёмке показалось, что мужчина при этом не то всхлипнул, не то вздохнул. Но в ту же секунду он воскликнул своим обычным бодрым голосом.
– Но всё равно. С сынчеством лучше. По крайней мере, правильнее!
-- А если не сын, а дочь? – полюбопытствовал Тёмка.
-- У кого дочь, тот имеет дочество, -- взмахнул руками Жух. – Чего тут непонятного! Вот это добыча!
Он потрепал рыбину по хвосту. Та приподняла крышку жабры и выпустила из-под неё большой пузырь, похожий на мыльный.
-- Ну что, господа. Позавтракаем и в путь!
-- Сырую рыбу есть нельзя, -- со знанием дела произнёс Тёмка. – Особенно речную. В ней глисты бывают. Во-от такие!
-- А кто тебе сказал, мальчик, что мы собираемся есть её сырую.
Жух стал быстро-быстро тереть друг о друга ладони.
-- Запоминай, незнакомец, -- подмигнул он Тёмке. – Так ты всегда согреешь себя в самый трескучий мороз.
Тёмка увидел, как ладони дядьки стали вырастать. Затем они начали похрустывать, парить и наконец засветились красным. Он подсунул одну ладонь под рыбину, другой накрыл. Рыба зашипела, зашкворчала, покрылась корочкой – и изжарилась.
-- Великому Дондууку, -- уважительно произнёс Жух, оторвал рыбью голову и нанизал её на сук серебристого тополя. Затем отломил от тушки большой кусок.
-- Это тебе, уважаемый гость.
От рыбы шёл изнуряющий аромат. Тёмка впервые почувствовал, как проголодался от своего полёта. Зажмурившись от предвкушения, он поднёс аппетитную порцию ко рту и…
Зубы клацнули друг о друга. Открыв глаза, он едва успел увидеть, как с ладоней испаряются последние потёки жира.
-- Ого! Наш юный друг уже справился со своей порцией! – весело отметил Жух. – Нижайше прошу соизволения!
Он отломил новый кусок, ещё аппетитней первого, и положил его в тёмкины ладони. Кусок заколебался и исчез-растворился в воздухе. На тёмкины глаза навернулись слёзы.
-- Ого-о! – протянул Жух Абакович, увидевший, что произошло на его глазах. – Необъяснимый феномен какой-то. Значит, ты вообще не съел ни крошки?
Тёмка кивнул, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать.
-- Но что же нам делать? Мальчик не может долго быть без горячего.
Он отломил ещё порцию и попытался накормить гостя со своей руки. Но чуть коснувшись губ мальчика, еда мгновенно исчезла.
-- Да что же такое! Над этим надо подумать -- сказал мужчина. – А сейчас ясно только то, что оставить тебя здесь никак нельзя. Отправляйся-ка ты с нами, Артём. Конечно, трудно будет на голодный-то желудок. Но одному ещё хуже. А вместе мы что-нибудь да придумаем. Вместе мы ого-го! Правда, сынок?
Он шлёпнул Абака по спине с такой силой, что из него вылетела рыбья кость, которой тот как раз готовился подавиться.
-- А куда идти? – невесело поинтересовался голодный Тёмка.
-- Вот туда. – Жух Абакович указал перстом в сторону огромного шершавого тёмно-коричневого холма.
-- В муравейник?! – ужаснулся Тёмка.
-- К сожалению, нет, -- ответил Жух. – Нам гораздо дальше. Муравейник – это только ориентир.
Он взял сапог, вытряхнул из него с десяток мелких рыбёшек и натянул на босую ногу.
-- Опять туда? – без особого энтузиазма осведомился Абак.
-- Только туда. Только вперёд! – по-командорски задрав голову, объявил папаша. -- О-о-ой!!!
Он упал-уселся на землю, стащил сапог и, страдальчески сморщившись, отодрал от босой ноги скрюченного, защитного цвета рака.
-- Глядите, други, -- произнёс он, подняв над головой кулак с торчащими из него усами и клешнями. – Вот что всегда подстерегает человека, склонного впадать в пафос.
-- А вы не впадайте, -- недружелюбно посоветовал Тёмка. В нём зародилось и как на дрожжах пухло подозрение, что этот красноносый фокусник нарочно подстроил финт с рыбным блюдом, чтобы втравить его в какую-то непонятную затею.
-- Не могу, -- ответил тот, натягивая сапог и поднимаясь.
-- Эт почему это? – не слишком уважительным тоном поинтересовался мальчишка.
-- Я рождён для великих дел, а их без пафоса делать невозможно. Так что выхода нет!
-- Тогда вас на каждом шагу будут кусать раки, -- утвердительно заметил Тёмка, подумав при этом: «Чтоб они тебя вместе с сапогами слопали!»
-- Увы. Вы правы, мой юный друг. Это моя профессиональная болезнь. Такая, как, например, силикоз у шахтёра или бред величия у художника… Однако, вперёд! За мной, отроки! Не отставать! Время не ждёт!
Он сломил посох и двинулся широким императорским шагом. Мальчишки поплелись за ним с недовольным видом.
-- А куда это мы движемся? – негромко спросил Тёмка у Абака, когда они немного поотстали.
-- А, -- махнул рукой мальчик. – Всю весну туда таскаемся, как только дороги просохли. Есть там такое место, где один чувак закопал пять золотых. Так вот ему – он мотнул головой в сторону отца – втемяшилось найти их. Весь пустырь перекопали – дулю с маслом нашли.
-- Не весь! -- не оборачиваясь, прогремел Жух. – Остался ещё порядочный кусок. На всё лето хватит!
-- Вот-вот, -- пробурчал себе под нос Абак. – Всё лето будем ковыряться вместо того, чтобы порыбачить, побегать, в мяч поиграть. Да мало ли что ещё!
-- Всем этим следует заниматься в учебный год, -- строго проговорил отец. – А лето даётся для великих свершений.
-- Чего?!
Тёмка аж остановился от неожиданной догадки. Вместе с ним затормозили и отец с сыном.
-- Это самое место, куда идём, как называется?
-- Поле Чудес, -- Жух поднял глаза к самым далёким небесам. Туда же устремился и его клоунский нос.
-- Значит, мы находимся… В Стране Дураков?! – изумился Тёмка.
-- Послушайте, молодой человек, -- назидательным тоном произнёс Жух Абакович. – А куда ещё вы рассчитывали попасть, пролетая по небу с голубем, сделанным из тетрадного листа с двойкой?
«Во даёт», -- подумал Тёмка. – «Откуда он знает про голубя?»
-- Знаю вот, -- отозвался Жух Абакович. – Но сейчас не об этом. Меня интересует, что вам тут не нравится.
-- Да хотя бы то, как здесь кормят!
-- Ну-у, дорогой, нельзя быть таким капризным. Вы же будущий мужчина! Я ведь пообещал вам разобраться и решить этот вопрос. Когда вы прибываете, например, в летний лагерь, вам иной раз приходится же в первое время немного поголодать?
-- Приходится, -- буркнул Тёмка.
-- Вот видите. Так что потерпите немного. А сейчас давайте продолжим путь.
-- Какой путь? Разве вы не знаете, что там ничего нет?
-- О-очень интересно! – оживился Жух Абакович. -- А с чего вы это взяли? И что вы вообще знаете об этом?
Тёмке польстило, что впервые в жизни взрослый человек не только обращается к нему на «вы», а ещё и задаёт вопросы как знающему.
-- Ну как же! Эти золотые тогда же и выкопали.
-- Кто-о?
-- Мошенники. Кот и лиса.
Жух в задумчивости прикрыл глаза и горестно покачал головой.
-- Так вот отчего я с детства ненавижу котов и лис. Благодарю вас, молодой человек. Вы приоткрыли завесу над этой всегда мучившей меня тайной.
-- Да-а! -- вскричал вдруг Абак. – Ненави-идишь? А меня-то тогда!..
-- Молчать! – прервал его отец. – Я отлупил тебя правильно. Нельзя издеваться даже над теми, кого ненавидишь. Разве ты не стал после этой порки немного лучше?
«А я, наверно, никогда уже не стану лучше», -- с грустью подумал Тёмка. А вслух сказал:
-- Вообще-то, их было двое.
-- Ну да, -- с готовностью отозвался Жух. -- Один кот плюс одна лиса. Получается двое.
-- Я не об этом. Тех чуваков, которые деньги закапывали, на самом деле было двое. Один так, а другой иностранец. Это же все знают!
-- Что-о? – вскинулся Жух. – И ты молчал?!
Он схватил свой посох.
-- Вперёд, друзья!
-- Да какая разница, -- лёжа на травке, сказал Абак. – Какая разница, сколько их было!
-- Да ты что. Ты не понимаешь, какая разница между пятью золотыми и десятью?
-- Если чуваков было двое, то значит, по двое было и котов, и лис. Так ведь? – обратился Абак к Тёмке.
-- Так, -- грустно согласился тот.
-- Позор на мои седины! -- Жух Абакович растрепал свои жёлтые волосы. – Что за дети выросли! Ни бельмеса не смыслят в арифметике.
-- Это почему же? – в один голос прокричали мальчишки.
-- А потому. Каждый первоклассник, да что там – каждый дошкольник в этой стране прекрасно знает, что чем больше соберётся участников, тем больше ошибок они наделают. В данном случае их в два раза больше. Правильно?
-- Правильно.
-- Значит, и ошибок в два раза больше. Кто-то из них, наверно, поленился и не пошёл копать. Или они не нашли это место. Или кто-то повредил ногу и плюнул на это дело. Или они не умели считать – вот, например, как вы – и выкопали не все золотые. Или выкопали по ошибке что-нибудь другое – ведь, ты говоришь, была ночь?
Тёмка ничего такого не говорил, но на всякий случай кивнул.
-- Да мало ли что ещё! – продолжал предводитель. – Но главное даже не это.
-- А что? – было как-то странно, что после всего перечисленного могло ещё оставаться какое-то «главное».
-- Главное, – изрёк Жух Абакович с устремлённым в небо перстом, --это та самая врождённая моя ненависть к лисам и котам. Она не могла быть дана мне просто так. Это, если хотите, карта, на которой отмечено место, где зарыт клад.
-- Неважная карта, -- иронически заметил Абак.
-- Может быть, необычная. Но и не самая плохая. Идёмте же наконец.
Лес кончился. Друзья ступили на пыльную просёлочную дорогу, которая шла, изгибаясь, по всхолмленной местности, поросшей молодой весенней травкой. Вдалеке виднелись разноцветные поля -- малиновые, красные с жёлтым, розовые, стального цвета и совсем тёмные, будто не засеянные. Вдоль самой дороги, на небольшом отдалении, стояли… Чего там только не стояло! Лопаты, топоры, канистры с бензином и машинным маслом, деревянные бочки с холодной водой, холодильники с продуктами, подключённые к электричеству прямо от идущей вдоль дороги воздушной линии, шкафы с одеждой. Лежали колёса и разные запчасти от телег и автомобилей, стояли большие лари с овсом, газовые плиты с баллонами, сварочные и разные другие агрегаты – словом, при желании можно было найти всё, что угодно.
-- Что же всё у вас так… бесхозяйственно? – с трудом подобрал Тёмка «взрослое» слово. -- Никто ничего не сторожит. Как же так!
-- Страна Дураков, -- ответил Жух. – Наши не воруют. А умные к нам редко попадают.
-- А если кому-то что-нибудь понадобится?
-- Так для того оно и лежит. Берут что надо, а деньги во-он туда кладут. Видишь, сейфы стоят?
За холмом дорога приблизилась к полю. Оно было странного жёлто-красного цвета. Приглядевшись, Тёмка увидел, что оно утыкано морковью. Морковки стояли на земле вверх тормашками, отчего были похожи на небольшие детские пирамидки.
-- Вот это да! – изумился он. – А ботва-то где?
-- Как где, -- ответил Жух Абакович. – Там, где ей и положено: под землёй.
-- Да кто же так делает!
-- Все делают, -- пожал плечом мужчина. – Сажают семечки вверх тормашками. Вот она так и растёт. И копать не надо, и чистая всегда: дождик её обмывает. А ботва сама в земле перегниёт – удобрение получается.
-- Откуда же зрелая морковь в это время? Весна ведь!
-- Ты, мальчик, невнимательно слушаешь. Как же ты в школе учишься? Удивляюсь. Я ведь сказал: сажают вверх тормашками. Вот всё и идёт наоборот: осенью сажают, а к весне она уже зрелая. Озимая морковь.
-- Ну дела-а! И всё другое так?
-- Нет, конечно. Не всё, а только то, что нужно. Свёкла там. Репа, брюква, картофель. Никому в голову не приходит посадить так, скажем, подсолнухи.
-- А зимой как же? Не вымерзает?
-- Зимой всё только слаще становится.
Абак сбегал на поле и принёс в охапке несколько крупных ровненьких морковок. Отец с сыном аппетитно захрустели.
-- Угощайся, Артём. Чего ты!
Тёмка осторожно взял морковку. Но едва он поднёс её ко рту, она съёжилась, изогнулась – и через мгновение исчезла совсем.
-- Стоп! – крикнул Жух. – Я, кажется, всё понял.
Он бросил недоеденную морковку на обочину, взял воткнутую в землю лопату и пошёл на поле. Ребята следили за его движениями.
Между морковками кое-где зеленела редкая сорная трава. Отец Абака приглядывался к ней и иногда что-то там выкапывал. Вернулся он к ребятам с пучком моркови, который держал за ботву, словно кота за шкирку.
-- Вырожденцы, -- пояснил он, отмывая морковь в специально поставленной для этих целей бочке. – Бывает, попадают некачественные семена, из которых вырастают такие вот неправильные растения – ботвой вверх. Как говорится, в семье не без урода. А ну-ка попробуй!
Он протянул морковь Тёмке. Наученный горьким опытом, тот взял её с некоторой опаской. Отломил тонкий хвостик, поднёс то, что осталось, ко рту и…
Морковь оказалась упругой, сочной и очень сладкой.
-- Ура-а! – захлопали в ладоши предводитель и его сынишка
-- Ты понял, в чём дело? – обратился он к Тёмке.
Не в силах прекратить жевание, тот произнёс что-то нечленораздельное.
-- Советую тебе не нажимать с голодухи на сырую морковь, -- серьёзно сказал абаков родитель. – Во-он на том повороте делаем привал, сварим нормальную пищу и пообедаем. А пока послушай, что тебе скажет старший.
Тёмка перестал жевать. Он действительно почувствовал в животе какое-то не очень приятное шевеление и, хоть и с трудом, решил пока воздержаться.
-- Привыкнув жить в своей умной среде, -- продолжал оратор, -- ты не можешь питаться нормальной дурацкой пищей. Ты не веришь, что она реальна. Причём не веришь так глубоко, что даже не можешь понять, что не веришь. Вот поэтому она для тебя и не существует. Ты сам уничтожаешь её своим неверием, даже не осознавая этого. Ты понял, малыш?
Жух похлопал Тёмку по плечу.
-- Запомни: в жизни так бывает очень часто. Мы думаем, что кто-то или что-то вредит нам, подстраивает всякие гадости, хочет нас уморить -- а на самом деле этим вредителем являемся мы сами.
-- Но человек не может вредить сам себе! – воскликнул в запальчивости Тёмка.
-- Ещё как может! – возразил Жух Абакович. – Я знал множество людей, которые ежедневно с утра и до ночи только этим и занимались. Я долго жил среди них. Я даже сам чуть не стал таким же. Но Бог дал мне шанс попасть сюда.
Он потрогал свой красный нос.
-- В Страну Дурако-ов? – сказал с удивлением Тёмка.
-- Да. В Страну Дураков. Мой сынишка, -- он погладил Абака по лохматой голове, -- поверил мне и пришёл сюда со мной. И теперь я за него спокоен.
-- Но почему?
-- Потому что в мире есть много дел, которые под силу только дураку. Ни один умник никогда не поймает рыбу в сапоге. Просто потому, что никогда не попробует это сделать. Ни одному умнику никакая волшебная щука пользы не принесёт. Потому, что он её никогда не услышит. А если даже услышит, то ни за что не поверит. «Э-э! – скажет он. – Знаем мы эти байки. Сейчас отпущу тебя, а ты вильнёшь хвостом – и поминай как звали. Нет уж, я не дурак! Полезай-ка ты, добыча говорящая, в уху». Его мать, -- он кивнул в сторону Абака, -- не захотела пойти с нами. Она сказала: «Дури мне и здесь хватает». И теперь нам непременно надо найти эти пять золотых, потому что там её без них не вылечишь. Тогда как здесь она бы вылечила себя сама.
Он вздохнул, как и в прошлый раз – со всхлипом – и снова потрогал свой распухший красный нос.
-- Но ты ведь сам говорил, что пяти золотых ей не хватит, -- с досадой сказал Абак.
-- Нет, хватит! – ответил Жух Абакович. – Я зарою их где положено, и к утру у меня вырастет дерево с золотыми вместо листьев.
Дойдя до поворота дороги, они расположились у низенькой лесопосадки. Жух Абакович накопал неправильной картошки и неправильного репчатого лука. Тёмка с Абаком почистили и пожарили это всё на обычной газовой плите, взяв масло из стоящего у дороги холодильника. В посадке набрали листьев смородины, нарезали прутьев шиповника и заварили превосходнейший, красный как зорька, чай. Едва уселись за трапезу, как из-за поворота показался небритый мужик в брезентовом плаще верхом на корове.
-- Здорово, Екатериныч! – приветствовал его Жух. – присаживайся с нами!
-- Тпру-у-у! – сказал мужик. – Здорово был, Абакыч. Спасибо за приглашение.
Он спешился. Чёрным, блестящим, чешуйчатым как уж, кнутом спутал корову и подошёл к столу.
-- Корова расковалась, -- объяснил он, присаживаясь. – Еду вот до кузнеца.
-- Вы пастух! – догадался Тёмка.
Екатериныч вопросительно кивнул на него Жуху.
-- Наш гость, -- пояснил тот. – Оттуда.
-- А скажите, -- обратился к пастуху любопытный Тёмка, -- зачем у вас куют коров?
Тот пожал плечами.
-- У нас всех куют, у кого копыта. У тебя, часом, нет? – он с серьёзным видом посмотрел под стол. – А то, вон, поехали вместе.
-- Но зачем куют-то?
-- Не знаю, -- уже всерьёз отвечал пастух, видя, что от мальчишки просто так не отвяжешься. – Это давно ведётся.
-- Я слышал, -- пришёл на помощь Жух Абакович, -- что когда-то в давние времена они сами попросили. Позавидовали лошадям. И говорят, что с тех пор надои пошли вверх. Не знаю, правда ли. Но так говорят.
-- Коровы, козы или там кто, -- добавил пастух. – Бабы ведь. А они ж очень любят каблуки всякие-разные. И вообще всё, что блестит. И звенит.
-- А что, козлов с быками не куют?
-- Куют. Но это уже так, вдогонку. Чтобы не отставали.
После обеда, когда Екатериныч, поблагодарив хозяев, ускакал на своей корове, друзья улеглись на ковёр из густой ласковой травы и стали разглядывать небо, по-весеннему светло-голубое, с лёгкими рябинками облаков.
-- Говорили «деньги, деньги», а сами ничего не положили, -- бестактно заметил Тёмка.
-- Мы вчера заплатили за всю неделю, -- сказал Жух Абакович, повернулся на бок и захрапел.
Темнеть начало, когда тройка шагала по обочине асфальтированного шоссе. Машины мчались уже с зажжёнными фарами, которые на фоне алого, затем кирпичного и наконец фиолетового заката казались несущимися с космической скоростью небесными телами.
-- Вот те на! – произнёс Жух Абакович. – А где же кровати? Здесь всегда стояли кровати.
-- Упёрли, -- не без злорадства произнёс Тёмка.
-- Ни в коем случае. Просто перенесли куда-то. Кому-то где-то понадобилось.
-- Да почему же вы так уверены, что их не украли?
-- Видите ли, молодой человек. Дураки народ простой. Все они твёрдо знают один закон: если ты что-нибудь украдёшь, то когда-нибудь обязательно что-нибудь украдут у тебя. И, как любит выражаться молодёжь, весь прикол состоит в том, что никогда не знаешь, что именно у тебя украдут и когда. Могут ведь стырить что-нибудь такое… Здоровье, например. И момент могут выбрать такой… Как вам объяснить? Ну, скажем так: перед самыми летними каникулами.
-- И это прямо-таки обязательно?
-- Вот. У жителей этой страны нет лишнего кривого ума, чтобы задаваться этим вопросом. И нет ни лишнего времени, ни лишней храбрости, чтобы экспериментировать, проверяя этот закон на себе. Ни одному дураку никогда не придёт в голову проверять на себе, жжётся ли огонь.
-- Но ведь у вас могут украсть, даже если вы ничего не украли.
-- Могут. Но тогда беда случится у тех, кто это сделал. А если я украду, она обязательно случится у меня. Закон природы! Его даже в школах преподают. Но ведь дурак, он как: есть закон – значит, надо подчиняться и точка. А умник всегда рассуждает. Подумаешь, мол, закон! Пусть дураки его соблюдают.
-- Хорошо, -- сказал Тёмка. – Я подумаю над этим, когда мы начнем изучать физику.
После ужина совсем стемнело. Автомобили по шоссе стали проскакивать редко – по капельке. Потянуло холодом.
Устраиваться на ночлег пришлось прямо на траве. Тёмкины спутники, казалось, не испытывали никаких неудобств. Сам же он минут через пять замёрз и стал сильно дрожать.
-- Эй! – подал сонный голос Жух Абакович. –Не забывай же. Ладони!
Тёмка начал энергично тереть ладони друг о друга. Кисти рук переполнились теплом. Оно полилось дальше, к локтям. Потом к плечам. Потом потекло по телу и стало понемногу наполнять ноги от бёдер к икрам и ступням. Комфорт пришёл, но руки сильно устали. Остановился, чтобы передохнуть, и набранное было тепло мгновенно улетучилось.
-- Каменный век, -- сказал из темноты Абак. – Смотри сюда.
Он достал крохотный – в три связанные спички -- электрический фонарик и, включив, положил на траву перед Тёмкой.
-- Закрой оба глаза, а потом чуть-чуть приоткрой левый. Совсем чуть-чуть, чтобы только была малюсенькая щелка. Сделал?
-- Сделал, -- ответил Тёмка.
-- А теперь смотри через эту щелку на огонёк и впускай, впускай в себя тепло. Впускай до тех пор, пока не согреешься. Потом закроешь и левый глаз, и никуда оно из тебя не денется.
Порядком уже продрогший Тёмка с жадностью принялся за дело. Было уже не до того, чтобы сомневаться. Он впускал, вливал, впихивал в себя золотистое тепло, пока оно не стало распирать его изнутри как гелий распирает воздушный шар, который из кишки превращается в колбаску, потом в дыньку, потом в огромное бесформенное чудище и наконец в солнце, что горит, переливается, растапливая, испаряя всё вокруг, и во весь свой трубный голос орёт:
-- Подъё-ом! Па-адъ-ё-о-ом!
Небо над головой радостно синеет. В кастрюльке над синей газовой розеточкой что-то соблазнительно булькает.
-- К полудню дойдём! – бодрым голосом объявляет командор.
Двинулись вдоль шоссе, по хорошо утоптанной тропинке, с обеих сторон от которой зеленела аппетитного вида трава. С противоположной от шоссе стороны к тропинке то и дело подходил и удалялся сверкающий, будто усыпанный дневными звёздами ручей, из которого высовывалась и с любопытством поглядывала на путников разная рыбья малышня.
-- Ого-о! – прокричал предводитель, потрясая своим посохом в сторону горизонта. – Уже! Уже показалось!
Тёмка поднял глаза от тропинки и увидел макушку поднимающейся от горизонта дымовой башни. Странное подозрение возникло у него внутри. По мере того, как компания приближалась, башня росла и вширь, и ввысь, виднее становились её кудряшки и завитки. Наконец, когда путники преодолели подъём и поднялись на невысокое плато, они увидели её основание, сверкающее разноцветными вспышками – жёлтыми, зелёными, фиолетовыми и ослепительно белыми как бриллианты.
-- Поле Чудес! – вдохновенно произнёс предводитель Жух, останавливаясь.
-- Ха! – отозвался Абак. – «Поле Чудес». Обыкновенная свалка!
Разноцветные звёзды, так поразившие Тёмку, -- это были просто разбросанные там и сям бутылочные стёкла. А ажурная дымовая башня, упирающаяся в небо, поднималась от площадки, на которой сгребали и сжигали сухой горючий мусор.
Остаток пути шли молча. Тёмка неотрывно смотрел на приближающееся поле и ему казалось, что перед ним то расстилается ковёр, усыпанный драгоценными каменьями, то стоит гигантское ведро с мусором, которое какой-то великан должен вынести, но не знает, куда.
-- А это и то и другое, -- сказал командор. – Любая свалка может стать Полем Чудес, как и любое поле чудес может превратиться в свалку.
-- А у человека может быть мамчество? – неожиданно для себя спросил Тёмка.
-- У человека может быть всё, что угодно. Если только он сам этого захочет, -- ответил Жух и внимательно посмотрел на мальчика.
Они подошли к самому краю площадки. Немного в стороне, крича и скандаля, тучей носились над горами свежих отбросов чайки -- белые с грязным.
Предводитель воткнул в землю свой царский посох и обратился к спутникам с возвышенной речью. Он сказал:
-- Я вас приветствую, други мои, на этой благословенной земле, которая…
Пролетающая чайка капнула прямо на его выдающийся нос. Жух развёл руками.
-- Ничего не поделаешь. Профессиональная болезнь!
Он вынул пёстрый платок величиной с наволочку и отёр им лицо.
-- Подойди ко мне, друже, -- позвал он Тёмку.
Тёмка подошёл. Абаков родитель положил руки ему на плечи.
-- Пойми меня правильно, мальчик. Мы с сыном – он кивнул на Абака, который при этом по-отцовски шмыгнул носом, -- очень рады нашему знакомству. Мы даже полюбили тебя и хотели бы никогда с тобой не расставаться. Но!
Он сделал паузу и с опаской покосился на небо над головой.
-- Но у тебя есть мать, о которой ты недавно так остро вспомнил. Она беспокоится. Она тебя ждёт. Не обижайся: мы вовсе не гоним тебя. Но твой дом там.
-- Я ещё хотел немного помочь вам…
-- Тогда ты отсюда вообще не вернёшься! – со смехом сказал Абак. – Нам тут всю жизнь копаться!
-- Мы будем копаться столько, сколько понадобится, сын. В этой земле зарыто такое множество кладов, что если хорошенько покопать, обязательно что-нибудь найдёшь. А вот у тебя, Артём, совсем другие задачи. Каждый должен нести свой чемодан.
-- Я подумаю об этом, -- сказал Тёмка. – А как можно уйти отсюда?
-- Это интересный вопрос. И ответ на него такой, что его стоит запомнить. Слушай же. Выбраться из Страны Дураков можно одним-единственным путём: тем, которым ты в неё попал.
-- Значит, мне никогда отсюда не выбраться, -- проговорил Тёмка, и волна ужаса и тоски пробежала по всему его небольшому существу. – Я ведь так и не знаю, где мой голубь.
-- Нам чужого не нужно, -- улыбнулся абаков папаша.
Он извлёк из внутреннего кармана пиджака маленького бумажного голубя с жирной красной двойкой на крыле и, расправив тёмной, суковатой рукой, протянул его Тёмке.
Попав в руки мальчика, голубь затрепетал, запрыгал от радости и тут же засобирался в полёт. Охваченный радостным порывом, Тёмка размахнулся и привычным движением запустил бумажную птицу. Она взмыла в небо, кувыркнулась и камнем пошла вниз.
-- Что это?
Тёмка поднял голубя, осторожно держа его за крылья, будто раненую чайку.
-- Не знаю, -- ответил Жух Абакович.
Он уже сидел на перевёрнутом ящике и задумчиво смотрел куда-то вдаль.
-- Не знаю, -- не отрываясь от каких-то далёких мыслей, повторил он. – Может быть, за это время ты просто поумнел.
-- И что же мне теперь делать? – с отчаянием в голосе проговорил мальчик. – Подурнеть снова?
Мужчина пожал плечами.
-- Если ты по-настоящему поумнел, то обязательно найдёшь, что делать.
Тёма поглядел на голубя. Он лежал на его ладонях, подрагивая, словно переживая вместе с мальчиком. Чувствовалось, как еле-еле, крохотным молоточком стучало в птице бумажное сердце. «Ну же, дорогой, -- подумал Тёмка. -- Давай же. Давай!» Внутри себя он увидел, словно воочию, как птичка поднимается вверх, наливаясь силой, дерзостью и бесконечной всепобеждающей радостью, какую она может испытать только там, в высоком чистом небе. Словно воочию, увидел, как голубь плавает в синеве, кувыркаясь и прыгая, и удивлённые чайки совершают пируэты, чтобы избежать столкновения с этим незнакомым чудищем. «Вот как надо! Так надо. Я знаю: ты сможешь так!» -- пронеслось в голове у мальчика.
Артём посмотрел в свои ладони, но в них уже ничего не было.
Он перевёл взгляд на Жуха Абаковича. Тот молчал, и Тёме показалось, что он усмехается. В следующую секунду мальчик почувствовал, как что-то властно тянет его вверх.
-- Как только вернусь, я схожу в церковь и поставлю свечу за вас и за маму Абака, -- сказал он серьёзно.
-- Спаси тебя Бог, -- ответил мужчина, по-прежнему глядя в только ему открытую даль. – Но помни: прежде, чем пойти в церковь, надо научиться верить.
-- Прилетай к нам ещё! – вдогонку крикнул Абак. – Прилета-ай!
-- Обязательно. Обязательно прилечу.
Тёма был уже высоко, но точно знал, что Абак его слышит. И он сказал негромко, как подумал:
-- Конечно, прилечу. Как только вырву ещё один лист из тетрадки.