Рихард Вагнер. Идея синтеза искусств

Феномен творческого гения Рихарда Вагнера — одно из многих убедительных опровержений прямолинейных негибких схем, налагаемых нами порой на процесс развития искусства, ибо и его творения, и его эстетика свидетельствуют о том, что романтизм, в частности, в немецкой литературе и музыке (несмотря на отмеченную выше антиромантическую реакцию), в своих поздних модификациях через ряд явлений литературы 30—40-х годов пришел к своему новому мощному взлету. Свидетельство тому — творчество Вагнера. 

Следует подчеркнуть, что, в отличие от связей с традициями романтизма у младогерманцев, осмысление их у Вагнера не имело ни малейшего оттенка эпигонства. В самом деле, многие, если не все основные принципы его эстетики, последовательно воплощенные в его практике, разработаны на основе эстетики ранних романтиков, плодотворно развивают ее положения. Прогрессивно-романтическое мировоззрение Вагнера, связанное с идеями революционного республиканизма, порой осложнялось различными философско-эстетическими и социально-политическими влияниями —левых гегельянцев, Фейербаха, мистики и пессимизма (Шопенгауэр), идеями национализма и монархическими идеями, но основа его всегда оставалась исходной. Своим примером творческой личности гениального драматурга и композитора одновременно он как бы демонстрировал раннеромантическую идею синтеза искусств. В своей программе реформы оперного искусства — теории музыкальной драмы («Опера и драма», 1851) — он обосновывал этот синтез. 

Наиболее сильным философским влиянием, которое допытал на себе Вагнер, было учение Фейербаха. И социальная, и нравственно-этическая утопия Вагнера опирается на антропологизм Фейербаха. Искусство будущего во имя человека прекрасного и сильного придет, по Вагнеру, только через революцию («Искусство и революция», 1849). И хотя эти бунтарские идеи Вагнера на протяжении его творчества претерпели известную трансформацию, он никогда не отрекался от них совсем. Гуманистический пафос его утопии, его эстетики и творческой практики более конкретно и убедительно, нежели у романтиков, раскрывает свою антибуржуазную направленность. 

Рихард Вагнер родился в Лейпциге. Уже в юношеские годы у него возник большой интерес к театру. Занятия философией и эстетикой в Лейпцигском университете, хотя и не прошли бесследно для Вагнера, были все же оттеснены на задний план пробудившимся в нем влечением к музыке, и уже в начале 30-х годов некоторые его ранние композиции получили одобрительные отзывы критики. Он выступает в качестве оперного дирижера в ряде городов, но его преследуют тяжелые материальные невзгоды. 

Ярким и отнюдь не случайным эпизодом в жизни молодого Вагнера было участие в майском восстании 1849 г. в Дрездене. В эту пору он находится под воздействием анархистских идей одного из руководителей восстания Михаила Бакунина. После разгрома восстания последовали годы эмиграции в Швейцарии. Хотя сам Вагнер в своих «Мемуарах» считает 1842 год началом второго, зрелого этапа своего творчества, в сущности, его замечательная музыкальная романтическая драма «Летучий голландец» (1840) закладывает прочные основы последовательно осуществляемой им реформы оперного искусства. 1842 год, когда он получает должность придворного дирижера Дрезденской оперы, был началом весьма плодотворного «дрезденского периода» в творчестве Вагнера. В эту пору (до 1848 г.) им созданы две крупные романтические оперы «Тангейзер и состязание певцов в Вартбурге» (1845) и «Лоэнгрин» (1848). В работе над ними четко определился и основной принцип творческой лаборатории драматурга и композитора — сначала создавался текст, а затем музыка. 

Осуществляя реформу в области оперного искусства, Вагнер меняет коренным образом жанровые принципы оперы: вокальные партии, арии становятся монологом-рассказом, исповедью, доминирующую же роль играет оркестрово-симфоническое начало, которое в традиционной опере выполняло лишь второстепенную роль аккомпанемента, вводных и связующих звеньев между вокальными партиями, что, например, характерно для опер Верди. 

В драме-опере «Лоэнгрин» романтическое начало выступает в сочетании высокого светлого гуманизма, воплощенного в образе заглавного героя, и фольклорно-мифологической легендарной основы предания о таинственном рыцаре, одном из хранителей священной чаши Грааля с кровью Иисуса Христа в волшебном замке Монсальват. 

Монументальным творческим свершением Вагнера была его грандиозная романтическая тетралогия «Кольцо нибелунга»: «Золото Рейна» (1854), «Валькирия» (1856), «Зигфрид» (1871), «Гибель богов» (1874). Обращение к древним легендам, мифу, народным книгам, национальному героическому эпосу, конечно, было выражением романтического неприятия буржуазно-юнкерского пути Германии, уходом от современности, но в то же время эта апелляция к героическому национальному прошлому, к богатейшим сокровищам фольклора явилась и откликом на новую волну национального подъема, связанного с революционными событиями 1848 г. 

Работа над тетралогией, длившаяся более 20 лет (от ее замысла, формировавшегося в канун революции, до ее завершения уже в пору Германской империи), не могла не отразить и изменения общественных позиций самого Вагнера, разочаровавшегося в возможностях революции, шедшего порой на компромиссы, что, в частности, сказалось в тетралогии в противоборстве светлого оптимистического начала с мотивами безысходности и трагического пессимизма. При этом, однако, антибуржуазный протест, идеалы гуманизма оставались в ней неизменными. Заколдованное золото и охраняющие его в мрачных глубинах Рейна коварные и злобные карлики нибелунги, придавшие этому Золоту силу денег, воплощают злое стяжательское начало, под власть которого попадают и боги — обитатели облачного чертога Валгаллы. Но ни золоту, ни нибелунгам не подвластен смертный человек Зигфрид — носитель светлого гуманистического начала, лучших нравственных качеств, позволяющих ему совершить немало подвигов в борьбе против сил зла. Сами боги и их глава Вотан хотят, жертвуя своим бессмертием, обрести человеческие права на свободу выбора, на любовь. Так гибнет Валгалла. Но гибнет и Зигфрид, сраженный происками тех людей, которые связаны с силами зла. 

Сочетанием сходных противоречивых начал отмечены и такие выдающиеся творения Вагнера, как музыкальные драмы «Тристан и Изольда» (1859), и в особенности «Парцифаль» (1882), где материал древнего мифа о волшебной чаше Грааля (мотив, уже прозвучавший в «Лоэнгрине»), интерпретируемый в духе христианских догм и абстрактных философских доктрин, в сущности, начисто вытесняет связи с реальной действительностью. В то же время хронологически находящаяся между «Тристаном» и «Парцифалем» реалистическая в своей основе опера «Нюрнбергские мейстерзингеры» (1862) воспроизводит конкретно-исторический мир бюргеров и ремесленников Нюрнберга XV в., среди которых выступает яркая фигура сапожника Ганса Сакса. Вагнер, несомненно, явление уникальное и, как драматург, и в особенности как оперный композитор по масштабности, по силе своего дарования, по оригинальности его. Отзвуки эстетических концепций Вагнера нетрудно уловить у Брехта, Сартра, в музыке Чайковского, Рихарда Штрауса.