С именем Вашингтона Ирвинга (1783-1859) связано начало развития американского романтизма. Младший сын состоятельного купца, он, как человек энергичный, занимался разнообразной деятельностью: был журналистом, редактором, издателем, юристом, дипломатом, адъютантом губернатора, представителем торговой фирмы. Ирвинг много путешествовал, объехал незаселенные области США.
Ирвинг родился в семье состоятельного нью-йоркского коммерсанта, изучал юриспруденцию, занимался журналистикой. В 1804 г. Ирвинг отправился в Европу, где познакомился с богатой многовековой европейской культурой, интерес к которой пробудился у Ирвинга очень рано, как результат детского чтения. В течение двух лет он побывал в Италии, Швейцарии, Англии, Голландии, Франции. Позднее в предисловии в книге «Брейсбридж-холл» он напишет: «Рассудок мой, зародившийся и взращенный в Новом Свете и все же воспитанный на литературе Старого, с детства был скован исторической и поэтической связью с определенными местами, нравами и обычаями Европы». Так формируется главная особенность всего творчества Ирвинга — сочетание элементов древней европейской и молодой национальной культуры.
Вернувшись домой, он вместе со своими ближайшими друзьями начал издавать серию юмористических и нравоучительных очерков, которые были включены в альманах под названием "Сальмагунди, или Причуды и мнения Ланселота Лэнгстаффа, эсквайра, и других"(слово "сальмагунди" означает «салат из рубленого мяса с добавлением различных примесей» и указывает на то, что содержание альманаха представляет собой пестрое сочетание юмористических очерков, зарисовок, анекдотов, шаржей и т. п.). Авторы ставили перед собой цель "наставлять молодых, улучшать старых, исправлять горожан, критиковать общепринятое". Остроумные пародии, шаржи, юморески, которые помещались в этом периодическом издании, пользовались огромной популярностью у читателей. Некоторые материалы альманаха носили политическую окраску и были направлены против политики тогдашнего президента США. Т. Джефферсона. Ирвинг и его друзья поддерживали партию федералистов, имевшую в Нью-Йорке крепкие позиции и выражавшую интересы крупных землевладельцев и торговцев. Основной тон альманаха — дух веселой непочтительности и насмешки над политическими нравами Америки, уже в ту пору весьма далекими от совершенства. Выпуски «Сальмаганди» (всего их было 20) пользовались успехом и широкой популярностью у читателей.
В 1809 г. Ирвинг затевает остроумную литературную мистификацию, предварившую публикацию его книги "История Нью-Йорка от сотворения мира до конца голландской династии". В вечерней нью-йоркской газете появилось сообщение, что разыскивается пожилой джентльмен по имени Дидрих Никербокер, насчет которого имеется подозрение, что он не совсем в своем уме. Вскоре последовало известие, что этого джентльмена видели путешествующим пешком. Выдуманный персонаж становился все более реальным, приобретал внешний облик, приметы, характер. Наконец, публикуется объявление, что в погашение неоплаченного гостиничного счета будет напечатана «весьма любопытная рукопись», принадлежащая перу таинственно исчезнувшего джентльмена. Так появилась «История Нью-Йорка». Словечко «никербокер» быстро стало нарицательным, до сих пор оно означает «коренной житель Нью-Йорка» и широко используется в названиях литературных журналов и ресторанов, отелей и торговых обществ и т. п.
По жанру «История Нью-Йорка» — комическая эпопея. Это рассказ о тех временах, когда Нью-Йорк назывался Новым Амстердамом и был мирным поселением голландских фермеров — любителей капусты и свежего бочкового пива. Ирвинг окружает патриархальное прошлое ореолом привлекательности, оно предстает милым, добрым, уютным. «Доброе старое голландское время» противопоставлено «вырождающемуся веку», как именует Никербокер буржуазную деловитую и прозаическую Америку. Эта симпатия к прошлому в «Истории Нью-Йорка» постоянно сочетается с мягкой иронией по отношению к нему. Комический эффект, как правило, возникает за счет нарочитой гиперболизации и пародийного снижения героического материала. Вот, например, описание великого побоища у форта Кристина между голландцами и шведами: «Земля задрожала, словно поражённая параличом; при виде столь жуткой картины деревья зашатались от ужаса и увяли; камни зарылись в землю, как кролики, и даже речка Кристина изменила направление и в смертельном испуге потекла вверх по горе». Никербокер обильно и с истовой серьезностью уснащает свое «научное» сочинение многочисленными ссылками и аллюзиями к древним авторам, античной истории и мифологии, что усиливает комизм повествования.
Но в «Истории Нью-Йорка» ощущается и сатирическое начало. Она направлена против буржуазной современности. Так, говоря о политической жизни Нового Амстердама, Ирвинг постоянно находит повод подчеркнуть черты сходства в прошлом и настоящем. Например, в изображении раздоров партии квадратноголовых и партии плоскозадых писатель создает сатиру на американскую двухпартийную систему — федералистов и демократов. Что же касается самого разделения на партии, то Никербокер поясняет, что без них люди не знали бы своего собственного мнения, т. е. того, что им надлежит думать по тому или иному поводу, и могли бы впасть в соблазн начать мыслить самостоятельно.
В «Истории Нью-Йорка» немало и прямых параллелей с реальными историческими событиями и политическими деятелями. Центральное место в ней занимают периоды правления трех голландских губернаторов. Читатели книги без труда узнали в этих комических персонажах трех президентов США: в Воутере Сомневающемся —Адамса, в Вильяме Упрямом —Джефферсона, а в Питере Твердоголовом — Мэдисона. Сатирическая аллегория — один из основных художественных приемов Ирвинга в этом произведении. По художественной манере, типу письма, общему мироощущению, ясному и логичному, «История Нью-Йорка» сохраняет черты просветительской литературы. Страницы этой книги Ирвинга заставляют вспомнить произведения Свифта, Филдинга, Стерна — создателей сатирической традиции английского Просвещения. В то же время образ самого повествователя — старого чудака и педанта Дидриха Никербокера — наделен некоторыми романтическими чертами. Несмотря на свою — в духе Просвещения — склонность к рассудительности и морализаторству, Никербокер — своеобразный беглец в прошлое, подернутое мягкой дымкой легенды и фантазии, от торгашества и спекулятивной горячки зарождающегося американского капитализма. Этот романтический мотив «ухода», намеченный уже в раннем творчестве Ирвинга, разовьется в последующих его произведениях и пройдет через все искусство американского романтизма. опубликовал свою сатирическую книгу.
"История Нью-Йорка" - политико-сатирический памфлет. В нем речь идет не только о прошлом крупнейшего американского города, но и высмеиваются современные Ирвингу социальные и политические пороки.
Нетрудно уловить в этой своеобразной комической эпопее американского писателя несомненное влияние Рабле.
В этом произведении ставится важная проблема возникновения и развития буржуазной цивилизации, которой предшествовала страшная эксплуатация и гибель коренных жителей континента - индейцев, о которых сам автор пишет: "Индейцы день ото дня удивительно совершенствуются... Они научились пить ром, торговать. Обучились обманывать, лгать, сквернословить, играть в азартные игры, драться, хватать друг друга за горло, короче говоря, превзошли во всех отношениях оригинал, запечатленный в их старших христианских братьях".
Исследователи творчества Вашингтона Ирвинга отмечают, что его сатирическая "История Нью-Йорка" предвосхищала тот жанр, к которому в русской литературе принадлежали впоследствии "История села Горюхина" Пушкина и "История одного города" Салтыкова-Щедрина.
В 1820 г. под псевдонимом Джеффри Крейна Ирвинг издал сборник "Книга эскизов", в котором блестяще выступил в новом для него жанре новеллы. Этот литературный жанр, создателем которого в Америке стал Ирвинг, принес ему огромный успех и международное признание.
В этой книге Ирвинг сумел сочетать серьезное и шутливое, трагическое и комическое, фантастику и реальность. Здесь нарисованы картины старой Англии и одновременно отражены яркие сцены американской жизни. К последним следует отнести его знаменитую новеллу "Рип ван Винкль", написанную с присущими автору иронией и юмором.
Второй сборник Ирвинга под названием "Брейсбридж Холл" (1822) рассказывает о праздничных увеселениях, происходивших в английской усадьбе сквайра Брейсбриджа, описанных с большим остроумием.
Затем последовали "Рассказы путешественника" (1824) и "Альгамбра" (1832). В них нашли отражение впечатления автора от пребывания в европейских странах, а также переработанные им легенды, предания, древние сказания разных народов. Наиболее известные рассказы этих сборников — «Жених-призрак», «Легенда о Сонной Лощине», «Загадочный корабль», «Дьявол и Том Уокер» и, конечно, открывающий практически все антологии американского рассказа знаменитый «Рип Ван Винкль».
В них Ирвинг использует «бродячие» сюжеты европейский литературы, известные еще с античных времен или средневековья и неоднократно обработанные писателями различных стран и эпох. В этих рассказах фигурируют гномы, призраки, привидения, даже сам дьявол, уносящий скрягу Уокера. Но весь этот традиционный материал переосмысливается, ему придается специфический национальный колорит (так, даже гномы в «Рипе Ван Винкле» пьют из бочонка голландскую водку, с азартом играют в кегли и т. п.). Здесь хорошо видна роль Ирвинга как посредника между двумя разделенными океаном культурами: он вводит в обиход литературы США наиболее распространенные атрибуты европейского романтизма и тут же придает им национальный характер. Это достигается введением ярких бытовых деталей, слегка ироническим тоном повествования, остроумным пародированием «крайностей» романтической эстетики, взаимопроникновением и взаимными переходами реального в волшебное, сказочного в бытовое, серьезного в комическое.
Главный герой «Рипа Ван Винкля» — обитатель деревушки голландских поселенцев у отрогов Каатскильских гор, неподалеку от Нового Амстердама. Главная черта Рипа — «непреодолимое отвращение к производительному труду». Зато он готов целыми днями слоняться по лесу или сидеть с удочкой. Ему крепко достается от его сварливой супруги, но легкий и беспечный нрав позволяют ему терпеливо сносить эти нападки. Но вот однажды Рип отправился в лес и повстречался там с гномами, а те угостили его напитком, надо полагать, волшебным, но по вкусу — отменной голландской водкой. Рип сначала хлебнул несколько раз, а потом прихлебывал, пока не заснул. Когда же он проснулся, все кругом изменилось. Собака его не откликалась на зов, ствол дробовика был изъеден ржавчиной, на месте недавнего ручейка шумел бурный поток. Рип, однако, решил, что это проделки подшутивших над ним гномов, и отправился домой. Но уже подходя к деревне, он почуял что-то неладное. Навстречу попадались незнакомые люди в одежде непривычного покроя, которые глазели на него с изумлением. Только тут Рип заметил, что у него выросла борода длиной в целый фут. Наконец, добравшись до деревни, он обнаружил, что его дом заброшен и заколочен. Рип зашагал к привычному приюту — кабачку, но на его месте оказалась гостиница «Союз», возле которой развевался странный флаг с изображением звезд и полос. Вместо портрета короля Георга III на вывеске красовался портрет незнакомого Рипу малого в треугольной шляпе, под которым было написано «Генерал Вашингтон». Поглазеть на длиннобородого пришельца в старомодном платье сбежался народ, и тут-то и выяснилось, что Рип проспал двадцать лет. За это время отгремела война за независимость, возникло новое государство, жена Рипа умерла, зато у него родился внук, одним словом, произошло множество событий. Но все это прошло мимо Рипа, он совсем не изменился после волшебного сна и вернулся к своим прежним привычкам и занятиям. Однако не только и не столько Рип является объектом авторской иронии. Его возвращение дает возможность сравнить «старые» и «новые» времена. И выясняется, что. все перемены — едва ли к лучшему: «...изменился сам характер людей. Вместо былой невозмутимости и сонного спокойствия во всем проступали деловитость, напористость, суетливость... Тощий желчного вида субъект, карманы которого были битком набиты какими-то объявлениями, шумно разглагольствовал о гражданских правах, о выборах...» Когда Рип вошел в кабачок, этот оратор «в мгновение ока очутился возле Рипа и, отведя его в сторону, спросил, за кого он будет голосовать». По сравнению со всей этой суетой, мышиной возней, мелким политиканством и стяжательством «новых американцев» Рип и его лениво-безмятежное отношение к жизни выглядят привлекательнее. Постепенно образ Рипа Ван Викля стал восприниматься как фольклорный образ, олицетворяющий патриархальную Америку докапиталистической поры.
В 1826 г. Ирвинг получает дипломатическое назначение в Испанию. Испанский период оказался для писателя и счастливым, и плодотворным. Ему поручают перевод документов, связанных с путешествием Христофора Колумба. На их основе Ирвинг публикует трехтомное сочинение «Жизнь Христофора Колумба» (1828), в котором великий мореплаватель предстает романтическим мечтателем. Ирвинга влечет также уникальная исчезнувшая культура арабо-мусульманской Испании, полная драматических событий эпоха завоевания Испании маврами и Реконкиста — освобождение Испании от арабского владычества в VIII—XV столетиях. Интерес к Испании побудил Ирвинга написать от лица доминиканского монаха Антонио Агапиды «Хронику завоевания Гранады» (1829) — полубеллетристическую, полунаучную историю арабо-испанских войн. Ирвинг идеализирует мавританское рыцарство, последнего правителя Гранады Боабдила и жалеет об исчезновении изысканной и красочной культуры мусульманской Испании. Он противопоставляет ее суровому аскетизму. и фанатизму европейского средневекового феодализма.
Работа над «Хроникой» привела Ирвинга в знаменитый замок Альгамбра, где он провел три месяца. Чудеса этого «мусульманского рая» вдохновили его на произведение под этим же названием. Написанная в том же свободном жанрово-композиционном ключе, что и «Книга эскизов» и «Брейсбридж-холл», «Альгамбра» (1832) содержит рассказ о впечатлениях самого автора, бытовые зарисовки, описания памятников архитектуры и, главное,— пересказы и обработки Ирвингом арабских и арабо-испанских легенд и сказок. Однако сказочно-авантюрная фабула для Ирвинга — не самое главное. Традиционные сюжеты и образы арабских легенд стилизованы и представлены в подчеркнуто условном, иронично-игривом ключе. В повествовании Ирвинга романтическая приподнятость и трогательная сентиментальность сливаются с лукавой усмешкой, веселым розыгрышем. Комический эффект достигается за счет столкновения двух планов: волшебно-романтического и бытового. Арабо-мусульманские мотивы сохраняются и в последующем творчестве Ирвинга, на склоне лет он напишет беллетризированную биографию основателя ислама — «Магомет и его преемники».
В 1829 г. Ирвинг переезжает в Лондон, а в 1832 г. возвращается на родину. Вероятно, чувствуя, что длительный отрыв от национальной почвы может пагубно сказаться на его творчестве, на контакте с читателем, писатель почти сразу же вместе со старым другом Полдингом отправляется в длительное путешествие по западным районам Америки. Ирвинг словно бы заново знакомится со своей страной, ее проблемами и достижениями, которые были наиболее отчетливо видны именно на Западе. На материале жизни фронтира в 30-е годы им были написаны«Поездка в прерию» (1833), «Астория» (1836), «Приключения капитана Боннвиля» (1837). К теме Запада Ирвинг обращался уже в своих новеллах. Рассказ «Дольф Хейлигер» из сборника «Брейсбридж-холл» задает тон трактовке темы фронтира во всем творчестве писателя. Главный герой, юноша по имени Дольф Хейлигер, из старого голландского поселка попадает в широкий открытый мир западных лесов. Перед ним распахиваются необъятные дали, чудесные земли, голубые горы. Его наставник, старый фронтирсмен, учит юношу «настоящей жизни». Когда Ирвинг начинает описывать их жизнь на фронтире, тон его повествования становится восторженным. И в 30-е годы для Ирвинга Запад — прежде всего «область романтики». Свобода, живописная природа, красочные приключения — вот что характерно для жизни на фронтире. В отношении Ирвинга к проблемам фронтира много от взгляда наблюдательного, но благодушного туриста. Сохраняется, однако, романтический мотив противопоставления «естественной жизни» на фонтире мещанской ограниченности буржуазного общества. Поэтому с таким восторгом немолодой уже писатель окунается в живописную романтику фронтира.
Нередко восхищение Ирвинга красочной экзотикой фронтира выглядит наивным, а знание жизни американского Запада — поверхностным. Это касается, в частности, индейской темы в его произведениях 30-х годов. Писателя привлекает в индейцах яркая оригинальность их обычаев, вольный образ жизни. Он дает живые наброски индейцев «с натуры», показывая, что в повседневной обстановке им свойственны и юмор, и жизнерадостность. Сравнивая свободную жизнь индейцев и положение человека в цивилизованном обществе, где он опутан сетью всевозможных правил, норм и условностей, Ирвинг без колебаний отдает предпочтение первой. Писатель достаточно зорок, чтобы увидеть: подлинная причина индейских войн — насилие со стороны белых поселенцев, спровоцировавших защитные действия индейцев. В «Астории» описывается следующий эпизод: один из проводников экспедиции без всякого повода выстрелил в группу воинов индейского племени на противоположном берегу Миссури. Случайно выстрел достиг цели. Индейцы отомстили за это бессмысленное убийство, и в результате последовали новые кровавые жертвы. Поведение капитана Боннвиля —романтического героя в изображении Ирвинга — свидетельствует о возможности достижения согласия между двумя расами. На честность и дружелюбие капитана индейцы отвечают тем же. Однако Ирвинг далеко не последователен. Его возмущение быстро сменяется вялым сожалением по поводу того, что судьба коренных обитателей материка оказалась столь трагичной. Ирвинг повторяет псевдонаучные аргументы о том, что вымирание индейских племен — естественный процесс, протекавший й до появления белого человека. У него не вызывает сомнений справедливость притязаний белых американцев на безраздельное владение материком. Компромиссность взглядов Ирвинга в 30-е годы особенно ярко проявилась в произведении «Астория» в изображении деятельности Д.Д. Астора — «мехового короля», создавшего компанию по торговле мехами на северо-западе Америки и нажившего на этом миллионы. В истории пионеров пушной торговли и финансовой деятельности крупного «рыцаря наживы» Ирвинг пытался усмотреть романтическое начало, представить их двигателями прогресса и цивилизации. «Астория» была встречена отрицательными откликами демократических кругов США.
Последние годы своей жизни Ирвинг проводит в своем поместье Саннисайд (Солнечная Сторона) неподалеку от Нью-Йорка. Он по-прежнему пользуется непререкаемым авторитетом в литературном мире и занимается написанием подробной биографии первого президента США Джорджа Вашингтона.
Ирвинг написал также книгу о жизни и творчестве английского писателя XVIII в. Оливера Голдсмита, романом которого "Векфильдский священник" он увлекался еще в юности.
Трудно переоценить значение творчества первого американского романтика Вашингтона Ирвинга, проявившего свой блистательный талант в самых разнообразных жанрах, основоположника американской новеллы, комической и сатирической эпопеи. Ирвинг был первым классиком литературы Нового Света, выполнившим роль посредника между европейской и американской культурами. Его талант высоко ценил Вальтер Скотт, который писал, что книги Ирвинга хранятся не только на его книжных полках, но и в его мыслях и сердце. Им интересовались Байрон и Диккенс. Большой интерес проявляли к творчеству американского писателя А. С. Пушкин и Н. В. Гоголь.
Вашингтон Ирвинг был первым писателем США, завоевавшим международное признание. Творчество Ирвинга высоко ценили В. Скотт, Д.Г. Байрон, У.М. Теккерей, И.В. Гете и др. Известно было оно и в России. Первые переводы рассказов Ирвинга на русский язык появились еще в 1825 г. Один из сюжетов книги новелл В. Ирвинга «Альгамбра» лег в основу «Сказки о золотом петушке» А.С. Пушкина.