Фото: staryy.ru
Гигантская роль Пушкина как реформатора, по существу создателя, русского литературного языка, известна всем. Нити, тянущиеся от пушкинской прозы к творчеству Толстого, Тургенева, Достоевского, прослежены в достаточной степени.
"Повести Белкина" остаются и в наши нелёгкие дни шедевром новеллистического мастерства.
"Повести" созданы были в знаменитую "болдинскую осень" 1830 г. В письме к Плетнёву 9 декабря 1830 г. Пушкин сообщал:
"Скажу тебе (за тайну), что я в Болдине писал, как давно уже не писал. Вот что я привёз ещё: две последние главы Онегина - 8-ую, 9-ую, совсем готовые к печати. Повесть, писанную октавами (стихов 400), которую выдадим anonime. Несколько драматических сцен или маленьких трагедий, именно: Скупой рыцарь, Моцарт и Сальери, Пир во время чумы и Дон-Жуан. Сверх того написал около 30 мелких стихотворений. Хорошо? Ещё не всё (весьма секретно, для тебя единого), написал я прозою 5 повестей, от которых Баратынский ржёт и бьётся - и которые напечатаем также anonime. Под моим именем нельзя будет, ибо Булгарин заругает".
В действительности этот невероятный по своему обилию список ещё богаче: в те же три осенних месяца Пушкиным были написаны 10-я глава "Онегина" (тогда же сожженная), "История села Горюхина", целый ряд статей, законченных и неотделанных, предназначавшихся для "Литературной газеты".
Однако ещё в большей степени, чем исключительная продуктивность Пушкина в "болдинскую осень", поражала исследователей разнохарактерность произведений этого периода, одновременность создания вещей, резко отличных друг от друга по своему стилю, тематическому содержанию, эмоциональной окраске.
В самом деле, если сопоставить два наиболее значительных болдинских цикла - "Маленькие трагедии" и "Повести Белкина", то с разительной ясностью выступит их противоположность: высокая и трагическая патетика "Скупого рыцаря", "Моцарта и Сальери" и лукавая незатейливость "смиренной прозы" Ивана Петровича Белкина; обобщённый колорит рыцарского средневековья, Западная Европа XVI -XVIII вв., с одной стороны, и прозаические подробности современной поэту уездной помещичьей России - с другой.
Но между этими разнохарактерными произведениями существуют связи и, некоторое единство. Об этом говорилось неоднократно в литературе о Пушкине. Так, например, указывалось на пародийное сходство приглашения мертвецов на новоселье в "Гробовщике" с аналогичной ситуацией в "Каменном госте"; отмечалась своеобразная перекличка образов и отдельных сюжетных положений "Выстрела", "Метели", "Барышни-крестьянки" и "Евгения Онегина", "Моцарта и Сальери", "Домика в Коломне".
Попутно выяснился и ряд параллелей из произведений других писателей для "Повестей Белкина", как русских, указанных самим Пушкиным (Жуковский, Марлинский, Погорельский), так и иностранных (Вальтер Скотт, Гюго, Монтолье, Мариво). И наличие этих связей (не только для "Повестей", но и для других произведений) факт ещё более важный, так как позволяет уяснить место этих произведений в общей эволюции пушкинского творчества.
Пушкин в ряде своих произведений отправляется от образов или сюжетных схем, уже зафиксированных в мировой литературе, но своеобразно их перерабатывает и перетолковывает. Похоже, будто какой-то пафос "переиначивания" настойчиво движет им.
Большинство написанных в Болдине вещей внутренне полемично. Иногда эта полемичность обнажена и пародийно заострена - такова пародийная направленность "Домика в Коломне" - против высокой поэмы о ратных подвигах или пародирование в "Истории села Горюхина" историографии Карамзина - Полевого. Иногда полемическая основа затушёвана, и тогда перед нами своего рода художественное соревнование, оригинальное раскрытие поэтом образов мировой литературы - например, скупого и Дон-Жуана в "маленьких трагедиях".
Вместе с тем эта полемичность глубоко содержательна, идейно обоснована: реализм, реалистическое мировоззрение - вот та почва, стоя на которой, поэт, достигший высшего расцвета своих творческих сил, производит пересмотр канонов и традиций мировой литературы.
Так, в "маленьких трагедиях", восставая против моралистической дидактики классицизма, против одноцветности и схематизма его драматургических образов, Пушкин гениально разрешает проблему развёртывания реалистического характера во всей его "шекспировской" глубине и разносторонности.
В том же русле движутся и "Повести Белкина". Только в отличие от "маленьких трагедий" Пушкин здесь отталкивается не от "классических", а преимущественно от романтических и сентименталистских штампов. В центре внимания "Повестей" становится не психологическая многогранность героя, как в "маленьких трагедиях", а вопросы быта, реальной среды, в которой происходит действие.
"Повестями Белкина" Пушкин впервые с такой силой и яркостью утвердил в русской художественной прозе права повседневной действительности.
В этом отношении особо важную роль играет личность Белкина, охарактеризованная в предисловии "От издателя". Обрамление повестей предисловиями и послесловиями, рисующими образ фиктивного автора-рассказчика, -популярный приём в беллетристике 20-х - 30-х годов, ведущий своё происхождение от Вальтер Скотта. Но пушкинское предисловие - не просто дань вальтерскоттовской традиции, а органически необходимая составная часть всего цикла.
Непосредственно Белкин никак не связан с последующими новеллами, назначение этого образа не в том, чтобы наложить печать немудрящей личности Ивана Петровича на каждый из рассказов (Пушкин даже предусмотрительно отводит авторство Белкина, лишь записавшего слышанные им истории), а в том, чтобы определить общую тональность всего сборника повестей, подчеркнуть его житейски-реалистическую окрашенность.
Простодушный дворянский недоросль, деревенскому дьячку обязанный "охотой к чтению и занятиям по части русской словесности", важен, как наглядное воплощение обыденной горюхинской действительности, как своего рода символ бытовой прозаической стихии, окутывающей дальнейшее повествование.
И внутри каждой повести развёртывается борьба между этой бытовой реалистической правдой и романтической ложью, заключённой в эпиграфе или лукаво подсказанной необычным и загадочно-таинственным с первого взгляда сюжетом.
Так, в "Метели" эпиграф из "Светланы" Жуковского ведёт читателя в круг мистико-фантастических ассоциаций. Но вся эта романтическая балладная чертовщина рассеивается перед лицом трезвой действительности: таинственное ночное приключение в церкви оказывается простой гусарской проказой и весь запутанный клубок событий распутывается весёлой свадьбой.
В "Гробовщике" философический пафос державинского эпиграфа и мрачная фантастика в духе Гофмана разрушаются комическим завершением сюжета и сгущённо-бытовым образом Адриана Прохорова с его профессиональными гробовщическими заботами, торговыми расчётами и т. п.
В "Барышне-крестьянке" разоблачается поза романтического героя: байроническая разочарованность краснощёкого и жизнерадостного Алексея Берестова - всего лишь кокетливая маска, предназначенная для покорения уездных барышень.
Кроме того здесь пародируется схема сентиментальной повести типа Карамзина или Августа Лафонтена: идеализированная крестьянка на самом деле оказывается барышней Лизой Муромской.
И наконец в "Станционном смотрителе" сентиментально-слащавая ложь немецких картинок о блудном сыне опровергается житейской трагедией самого смотрителя и его "блудной" дочери.
Своё сжатое и динамически развёртывающееся повествование Пушкин даёт на фоне скупо, но отчётливо очерченной бытовой среды. В "Выстреле" перед нами встают сцены из армейско-трактирного быта. ""Метель" и "Барышня-крестьянка" овеяны атмосферой помещичьей усадьбы. "Гробовщик" и "Станционный смотритель" раскрывают перед читателем картины жизни мелкого чиновничества и ремесленного люда.
Таким образом в "Повестях Белкина" Пушкин раздвинул тематические границы художественной прозы, введя в круг героев "мелких людей" (станционный смотритель), и вместе с тем утвердил основной принцип реалистического искусства: единство изображения героя и социальной среды. Образ героя получает свою социальную характеристику, конкретизируется, облечённый в плоть и кровь реальных общественных отношений.
"Станционный смотритель", в частности, своей подчёркнутой социальной проблематикой открыл новую и чрезвычайно важную страницу в истории русской литературы: пушкинская тема бедного и униженного человека, подхваченная Гоголем и затем Достоевским, стала центральной темой всей "натуральной школы" 40-х - 50-х годов.
В "Повестях Белкина" Пушкин, как и в других своих прозаических произведениях, решал ещё и другую огромной исторической важности задачу - задачу создания языка художественной прозы. Ещё в 1822 г. он сформулировал свои требования, предъявляемые к прозаической речи:
"Точность и краткость, вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей - без них блестящие выражения ни к чему не служат".
В применении к художественной литературе это означало не только отказ от "обветшалых украшений", не только стремление к лапидарной сжатости и выразительности, но и борьбу за реалистическую ясность языка, за точное соответствие слова-выражения изображаемому предмету. Как раз этим и характеризуется язык "Повестей".
Именно это восхищало в Пушкине Льва Толстого. В письме к Голохвостову в 1874 г. он писал: "Давно ли вы перечитывали прозу Пушкина? Сделайте мне дружбу, прочтите сначала все "Повести Белкина". Их надо изучать и изучать каждому писателю"! И Толстой действительно изучал прозаические произведения Пушкина, неизменно восхищаясь его языком:
"Этот его удивительный язык, который он так смело и свободно поворачивает, куда ему угодно, и всегда попадает в самую точку. Чувство красоты развито у него до высшей степени".
В прозе сентименталистов и романтиков авторская речь, лирически приподнятая и вычурная, окрашивала всё повествование. Пушкин отказывается от этого непрестанного авторского стилистического "вмешательства". Авторское "я" в его рассказах почти сведено на-нет. Оно максимально приближено к изображаемому герою или явлению, в результате чего и достигается исключительная реалистичность повествования.
Одним из замечательных свойств произведений Пушкина является их чрезвычайная доступность. Обаяние пушкинской прозы покоряет самых различных читателей, в том числе и детей. Часто недооценивается поразительное, почти безошибочное чутьё, с которым распознают маленькие читатели чистое золото пушкинского слова.
И в "Повестях Белкина" детей прежде всего привлечёт предельная ясность и прозрачность пушкинского языка, сжатость и выпуклость его описаний, блестящий лаконизм бытовых зарисовок и характеристик.
С другой стороны, детское восприятие живо оценит и непревзойдённое мастерство Пушкина-рассказчика, уменье на нескольких страничках развернуть сложный и интригующий сюжет, с тем чтобы привести его к эффектной и неожиданной развязке.
Таким образом "Повести Белкина" по праву занимают на детской книжной полке одно из первых мест: и как увлекательное чтение, и как источник познавательного обогащения, и как замечательное средство эстетического воспитания подрастающего поколения.