Существуют предрассудки тем более устойчивые, чем меньше разумных оснований можно привести в их оправдание. К их числу относится убеждение, будто авантюрный жанр есть "низкий" жанр, лежащий за пределами "большой" литературы.
В силу этих предрассудков автору "Острова сокровищ" Р. Л. Стивенсону отводилось весьма скромное место, где-то на литературных задворках, между развлекательной беллетристикой и "книгами для детей". Когда ко всему этому присоединился неуёмный пыл ревнителей идеологической выдержанности в детской литературе, для "Острова сокровищ" наступили совсем плохие времена.
Разумеется, экзамена на "идеологическую выдержанность" Стивенсон не выдержит. И добродушный простак сквайр Трелони, и строгий блюститель законов королевской Англии доктор Ливси отнюдь не разоблачены в своей классовой сущности, а наоборот, представлены в весьма симпатичном свете. А юный герой повести Джим Хокинс при случае произносит благочестивую сентенцию о бессмертии души человеческой вполне в духе того, как его "учили в церкви".
Но, вопреки всевозможным редакторским и критическим рогаткам, "Остров сокровищ", давно завоевавший славу классического произведения юношеской литературы, пробил дорогу вначале к советскому читателю, а затем и к читателю нашего олигархического капиталистического строя.
Сила "Острова сокровищ" - в занимательности исключительно увлекательного повествования.
С того момента, как читатель, раскрыв книгу, очутился на берегу угрюмой бухты, окутанной седыми туманами, в скромном деревенском трактире с пышным названием "Адмирал Бенбоу", он подпадает под власть стивенсоновского рассказа.
Перенесённый в чудесный и незабываемый мир парусных шхун и фрегатов, дальних и опасных плаваний, пиратских песен и пленительной экзотики морских терминов, он будет вместе с героями романа жадно всматриваться в суровые очертания таинственного "острова сокровищ", с подлинным волнением будет переживать все сложные перипетии борьбы между смелым юнгой Джимом Хокинсом и "одноногим дьяволом" - пиратом и корабельным поваром Джоном Сильвером.
Стивенсон - замечательный мастер сложной интриги, превосходно владеющий всеми тайнами авантюрной сюжетной конструкции.
Он умеет слегка приподнять завесу событий, позволив читателю предугадать ловушки, ожидающие героев романа. Затем неожиданным поворотом действия в следующей главе Стивенсон путает все карты, чтоб вновь завязать неразрешимый узел интриги, пока, наконец, не подведёт к благодатной развязке.
Но не только в этой авантюрной занимательности обаяние и ценность "Острова сокровищ". В своих поздних вещах Стивенсон достигал не меньшего сюжетного мастерства. Такие произведения, как "Новые арабские ночи" или "Странная история доктора Джекиля и мистера Хайда", пожалуй, превосходят даже "Остров сокровищ" эффектной неожиданностью сюжетных ходов и напряжением загадочности, окутывающей действие.
Тем не менее лучшим произведением Стивенсона остаётся "Остров сокровищ". Ибо значение романа не в самих сюжетных хитросплетениях, а в той атмосфере подвига и борьбы, в том неотразимом влечении к дальним странствиям, опасностям и приключениям, которое придаёт такой бодрый и жизнеутверждающий тон книге, несмотря на все её кровавые угрозы.
"...Я не буду вполне счастлив, пока ветер не раздует наших парусов!" В открытое море! К чёрту сокровища! Море, а не сокровища, кружит мне голову,"- восклицает сквайр Джон Трелони.
Эти слова могли бы быть эпиграфом ко всему роману.
Романтика моря, отваги и мужества - вот чем проникнута и чем пленяет книга Стивенсона.
Разумеется, действительность изображена в "Острове сокровищ" условно и подчас искажённо . Можно очень много и убедительно говорить о том, что сущность пиратства отнюдь не сводится к пьянству, алчности и кровожадности разбойничьей шайки, что исторически пиратство явилось своеобразной формой борьбы торгового капитала эпохи первоначального накопления за овладение колониями и т. д. и т. п.
Но "Остров сокровищ" - не исторический роман, и Стивенсон - не реалист, стремящийся к правдивому изображению общественной жизни. Он - романтик, резко противопоставляющий своё творчество традициям английского реалистического социального романа диккенсовского типа. И то чувство героического, с которым связан романтический пафос Стивенсона, сообщает "Острову сокровищ" бесспорную и положительную воспитательную силу.
Валерий Брюсов, кстати сказать, очень ценивший Стивенсона, уже в конце своей жизни писал:
"Ах! Припомнить до жалостиТе страницы книжонок,
Ту неправду, что измала
Жгла огнём неустанным,
Ту, что волю в нас вызвала, -
В жизни стать капитаном!"
Эти слова сказаны по поводу романов Марриэта, но они с тем же правом могут быть отнесены к "Острову сокровищ".
Романтическая "неправда" Стивенсона воспитывает волю "в жизни стать капитаном", и в этом основная ценность книги. Современный подросток пройдёт мимо следов плоской буржуазной морали, кое-где проскальзывающей в романе, но увлечёт его бесстрашие, неукротимая энергия, ловкость и изобретательность в трудной борьбе, отличающие мальчика Хокинса и ряд других персонажей произведения.
Страницы романа вызовут в сознании читателя воспоминания об уже не романтически-вымышленных, а вполне реальных героях нашей страны, о мужественных и отважных покорителях Арктики, завоевателях воздуха и космоса, героических бойцах-пограничниках, воинах Афганистана и Чечни и т. д.
"Остров сокровищ" не обладал бы такой покоряющей и заинтересовывающей силой, если бы Стивенсон не был настоящим художником. Основной порок дешёвой детективно-авантюрной беллетристики (которая, впрочем, не хуже и не лучше литературной дешевки и во всяком ином жанре) - это абсолютная бессодержательность героев произведения, играющих роль условных марионеток, расставленных по соответствующим местам хитро задуманного сюжета.
В героях Стивенсона, понятно, нельзя искать особой психологической глубины, но всё же это характеры, живые люди, обладающие индивидуально очерченной и запоминающейся физиономией. С тонкой иронией написан образ "знаменитого болтуна", недалёкого, но добродушного и храброго Трелони.
Так же выразительны суровый и дисциплинированный капитан Смоллетт, доктор Ливси с его судейским педантизмом, безукоризненной честностью и человечностью; почти скульптурно отчётлив образ одноногого пирата Джона Сильвера, построенный на сложном сочетании жестокости, цинизма и внушающей невольное уважение силой неутомимой энергии, смелости, образ волевого и умного человека, умеющего подчинять себе людей и обстоятельства.
Основное достоинство произведения Стивенсона не только в этой психологической живописи, но также и в замечательном, мастерском описании вещей и природы.
Пейзажи в его книге лаконичны и немногословны. Одним штрихом он умеет создать картину, цельное впечатление. Вскользь брошенное замечание о седом инее на прибрежных камнях или о луче месяца, посеребрившем верхушку мачты и вздувшийся парус, - и перед читателем осязательно встает вся картина.
Той же уверенностью, точностью и поистине живописной красочностью отличаются и многочисленные "натюрмортные" штрихи. Вместе с тем эти детали превосходно использованы Стивенсоном для воспроизведения "местного колорита" действия.
Беглое описание: "пропитанная дёгтем косичка торчала под воротом его засаленного синего кафтана", упоминание о медной подзорной трубе или о золочёной карете члена парламента, а то и просто перечень содержимого капитанского сундука - и читатель переносится в атмосферу старой Англии со всем её бытовым своеобразием.
Наконец, следует отметить незаурядное стилистическое мастерство Стивенсона. Блестящий диалог, индивидуализированный, подвижный и свободный, умелое и тактичное использование матросско-пиратского жаргона, лапидарная выразительность повествовательной и описательной речи - всё это высоко поднимает эстетическую ценность романа.