Серых будней не было. Сплошной праздник, утомительный. Маруся и Толян жили на одном дыхании. Прежде он не был весельчаком, и казался меланхоликом. Предчувствия – аналитические выкладки ума. Думать Маруся не разучилась. Она почти замкнулась на семье, редко звонила даже подругам. Ее никто не искал. Она не трогала новый телефон, который им наконец-то поставили. Ничто не будет прежним. Даже коллеги не знали, что произошло. Медовое полугодие. Моложавое цветение Маруси, подростковое поведение объяснили гормональными играми, пока безобидными.
Затем был холод операционного стола: отступающий страх, безразличие и удивленное возвращение в обновленный мир. Она вернулась. Она жива! Второе рождение и шаги в иной реальности. Незнакомой. Она стала робкой и беспрепятственно сдала бразды правления семейством. Она себя не узнавала, ни в зеркале, ни в настороженных взглядах.
Игнат пришел жить к ним, ничего не поясняя. Ее радовала дружба мальчиков. Более гармоничного брака Маруся представить не могла. Толян выдавал лучше компьютера энциклопедические справки по любому вопросу, что сын перестал его проверять, лукавить, а доверился воспитанию. Игнат его слышал и слушал. Более того, он ему поверил больше, чем ей – матери, всегда ускользающей, улетающей, почти недоступной в своих скитаниях. В этом возрасте у мальчиков столько вопросов неразрешимых, столько неоткрытых Америк, что без доброжелательного руководства, незаметного для воспитанника, невозможно справиться с влиянием улицы, дурных газетенок, пошлейших музыкальных передач. Она забывала о болях, признавая свою безграмотность в мире классической музыки, о которой они спорили в ночи. Таблетки и наркозы отбили память на имена. «Мяуся» знала, что знает, но назвать поэта или симфонию уже не сможет. Мальчики долго смеялись, пока она пыталась объяснить, что же ей поставить, что душа просит. Напеть – не получалось. Она полагалась только на зрительную память.
- Успокойся, дорогая, – все, что ей следовало знать. Она была согласна с этим и успокаивалась, пробуя на твердость новый шаг и сияя.
- Успокойся, дорогая. Морской пехотинец, хоть и старый, все выдержит, – она слышала все годы с ним.
Это хорошая ключевая фраза. Ее можно рекомендовать для погашения семейных конфликтов. Жаль, что она не практикует. Толян, позеленевший в затяжном разводе, воспрянул духом и светился. Высок, вальяжен, везуч. Перемогая боль, Мяуся подогревала ужин, но он вновь задерживался. Она подолгу размышляла о том, что перестала быть собой, словно кошка с обрубленным хвостом, зализывающая раны. Есть дом. Ребенку с нами интересно. Мальчик растет думающим, вежливым. Даже подростковый возраст его не коснулся. Стайки девочек кружат, но это идет не далее игры в баскетбол на школьном дворе.
- Я уже поела, – ответила Маруся вечером. Толян церемонно вручил букетик фиалок. Он сам прибрал за собой посуду, спросил о хозяйственных мелочах. Следовало попросить денег на курсы для сына, на поборы в школе, просто так – на мороженое, коту на корм. Ясный взгляд придавал сил.
Впервые не было свободных денег, и ей приходилось «попрошайничать», словно она была в Праге на содержании. Она любовалась им, пуская дым в лицо некурящего крсавца-мужа. Ни тени недовольства! Невозмутимость воспринималась – как уверенность в исцелении. Ей могли чего-то не сказать, а мужу говорят правду. Значит, ей предстоит выжить, если он спокоен. Каждый вечер он радовал ее изысканными штучками. Маруся не забыла свои принципы, думала о своем зависимом положении, вела себя осмотрительно, исполняла неукоснительно неприятные процедуры, памятуя уход Валюшки. Инстинктивно срабатывало охранительное торможение. Поэтому она приучила себя не ждать его, а ужинать по расписанию больного человека, чем очень удивила Толяна.
- Есть надомная работа на телефоне. Если тебе станет скучно.
- Я согласна, – без запинки обрадовалась Маруся.
- Смотри, чтобы не в ущерб здоровью, – засомневался Толян.
В ущерб здоровью были: перебитый сон, поздний ужин, презентации, где следовало быть блистательной супругой, и ей приходилось колоть обезболивающие, чтобы протанцевать, улыбаться, держать осанку в вечернем платье. Конечно, ей следовало отлежаться пару месяцев в санатории, затем курорт, но вряд ли тогда скоропалительный брак окреп, и сформировалась банальная семья. Они рисовали себе, как мирно и ласково они скоротают старость где-нибудь на берегу моря, в небольшом домике, где никого не будет на сто верст вокруг.
- Работа сдельная? Нагрузку я сама выбираю?
- Нагрузку я определяю. Это мои партнеры, которые не проболтаются, что жена генерального работает.
- У многих работают.
- У своих мужей – как партнеры.
- Я не буду уставать. Я дома больше устаю от соседских разговоров.
- Ладно. Попробуешь только. Не более трех часов в день, четыре дня в неделю. Это просто обзвон с домашнего телефона – по базе данных. Ерунда для тебя.
Наличные все равно таяли по дороге домой. Маруся проконсультировалась с Феей-экономкой Милли, сопоставила бюджеты. Подруги шокировали друг друга горестями, но было не до мелочей. Только старые друзья могли бы сокрушаться о разрушительной катастрофе на родных лицах, но, самое примечательное, что общая молодость – как вуаль – скрывает наслоенные временем дефекты внешности. Ни в одном браке не было недоверия в деньгах, и тут получалась не очень красивая картинка.
- Ты выглядишь нищенкой, – заметила Милли, почерневшая лицом и мыслями после двойных похорон. – Извини, но это именно так.
- Ладно-ладно, а то я подумала, что разучилась считать. Ты сама, давай-ка, выбирайся из чернухи. Кроме тебя – тебе помочь некому. Хватит. Больше года прошло. Не выходишь сама, устрою в клинику неврозов. Здесь будет рядом. Понимаешь, тебе это надо очень!
- Кому прошло. Кому-то все еще длится.
- Это надо пережить. Клиника поможет. Надо детей поднимать.
- А я что делаю?! Я переживаю. Процесс, оказывается, весьма длительный. Советовать нам, докторам, очень просто, а выполнять невыносимо больно.
- Я познала животную боль. Но душевная боль нестерпимей, и я с тобою, но это ничего не изменит, если ты сама не начнешь отсекать от себя воспоминание за воспоминанием. Забывать.
- Не сомневаюсь. К этому все шло. Допрыгалась и вновь на работу. Семеро по лавкам, да?
- Не надо так… Я дома задыхаюсь. Мне тесно. Не скучно, но нет простора для полета. Впрочем, со мною всегда так. Три года и приелось.
- Ревнуешь его?
- Никогда и в голову не приходило.
- В чем тогда дело? Ты мне не веришь? Мало попало, значит. После такого не живут, а ты через полгода на работу.
- Неудобно как-то. Сыну надо все больше и больше.
- Неудобно его сиротой оставить. Остальное законно. Он кормилец и пусть не забывает об этом! Тебе рано дергаться на волю. Ты еще год-другой вылеживайся, адаптируйся к окружающей среде, поездкам в метро, к машине. Почему он работает с Васером? Что за извращение? Он увел любовницу и продолжает с ним быть в одной упряжке?! Как это понимать, дорогая моя?
- Они друзья по университету. Васька серый кардинал, Толян – генеральный.
- Врешь! Себе врешь! Нету дружбы у мужиков, если баба встряла меж них. Они теперь враги кровные. Да, что я тебе твержу. Это твоя же излюбленная тема.
- Странное что-то. Или мы идем на презентацию или Васька. Никогда не пересекались, хотя круг один, лица и сплетни все о тех же. Мне о нем докладывают бывшие жены общих друзей и, вероятно, наоборот. Спрашиваю Толяна, деликатно молчит.
- Ты не здорова и боишься остаться одна. Это пройдет, и ты знаешь сроки, которые следует беречься. Не выходи на работу. Не сравнивай себя со мной. Меня это отвлекает. А тебя твой идеальный муж тебя обманывает. Тьфу на постель, он в деньгах тебя обсчитывает!
- Ты не провидец. Мне не в чем его подозревать. Я бы почувствовала.
- Да… Только не в деньгах. Он экономит на твоем здоровье, дорогая. Будь требовательной. Начни сейчас откладывать на черный день. Послушайся меня, Марусечка. Видишь, как все разом рухнуло у меня. То сразу двое помощников, то никого, а выросли нешуточные расходы. Пожалей себя, Марусенок, ты же умная девочка, училась не зря.
- Дорогая фея-экономка, поясни мне примерный бюджет твоей семьи и сколько требуется на троих.
- Ситуация очень некрасивая, Марусечка. Три моих семьи можно содержать на те суммы, которые он тебе называет. Он врет. Нагло. Ты чувствуешь и сама не хочешь верить, что все ложь. Поменяла бы давно и квартиру и мужа за такие деньги, не вылезая с курортов.
- Ни в одном браке не было недоверия в такой ерунде – как деньги.
- Маруся, деньги – не ерунда! Иногда это выживание, а не баловство, как у тебя. Тебе лгут в мелочах. Деньги – грязь? Так ведь? Ты вся в этом лозунге.
- Пожалуй… Они ведь сами притекают ко мне. Я, даже в детстве, не просила денег. Они были в кухонном ящике, где лежали всякие побрякушки.
- Идем дальше по твоей же системе. Если тебя обманывают в мелочах, значит что-то неладно. Что?
- Не пойму… Что неладного может быть меж нас? Просто идиллия.
- Ты выглядишь нищенкой. Вот это и неладно.
- Если муж не вкладывает денег в дом, он планирует будущее без обузы. Сейчас новые законы. Или он готов сразу заплатить полную стоимость квартиры? Одно из двух. Горько видеть, что он просто коротает время с тобой.
- У дверей реанимации?
- А ты его там видела?
- Смеешься. Я себя сверху видела. Все, что запомнилось. И боль…
- Это было не так долго и не так страшно. Это прошло. А началось нищенство, от которого даже я убежала, а мне каждая копейка доставалась каторжным трудом. Почему ты не выяснила, почему твой сын сбежал оттуда? Что там происходит? Там твои вещи, мебель. Все куплено, начиная со стен, твоим папой. Кому, спрашивается, ты все подарила и согласилась на рай в коммуналке? Я ломовая лошадь, а ты все порхаешь бабочкой.
- Приземлила, так приземлила.
- Я никогда не оскорбила тебя ложью. Ибо я твой друг и твой доктор. И ты вычислишь его. Проанализируешь, посчитаешь, вспомнишь некоторые законы, что если в одном месте убывает, то где-то это оседает, для чьей-то пользы. Явно, не твоей.
- Почему так?
- Да, вот так. И не иначе.
Она испугалась скоротечности жизни. Но не было повода или недомогания... Смерть, столь нетерпеливо изучаемая муторными посещениями морга и констатации факта смерти, сотни раз исписанные черновики, чтобы уже не ошибиться, выписывая само свидетельство. Самая противная практика в их жизни. Пора сдаваться Милли без боя. Она поняла, что-то с сердцем неладно, и дается время свыше предотвратить неизбежное. Она послушалась внутреннего голоса: стала учиться контролировать дозы алкоголя, затем научилась хитрить, подменяя бокалы с водкой на просто воду.
Вечер поздний. Небо сплошь белое. Началась гроза. Потоки воды с ветром. Воют авто сигнализации. Кот озирается на Марусю. Ураган. Шел чемпионат мира по футболу: трансляции до двух-трех часов ночи, а проспать на работу непозволительная роскошь. Разбудил кошмар, конечно. Вся Москва была завалена обломками крыш, свилеватыми деревьями, вырванными с корневищами. Распиливают и вывозят искореженные машины, расчищая проезд в первый день выставки на Красной Пресне. Павильоны опрокинуты. Рекламные щиты вдоль дорог, стоявшие на четырех стальных рельсах, были вырваны и сплетены вместе с деревьями. Но выставка была открыта и длилась, привычно, неделю.
Выход в свет обнаружил, что ей уже нечего одеть, кроме эротического дорогостоящего белья. Она перебрала кипрскую коллекцию. Фирменные вещи не старились, но она высохла. Это было поправимо. Худо было с ногами. Высокие каблуки стали неудобны, напоминая о недавней операции. Но приятная усталость от тысячного общения на выставке с представителями заводов и компаний оживили ее неистребимую привычку флиртовать. Новые знакомые не знали былой красоты, они восторгались ею как фотомоделью. Никто не проходит мимо стенда и волей-неволей, соблюдая деловой этикет, берется за рекламу продукции, задает вопросы. А убеждать клиента – как больного – ее учили еще в институте. Все мило и прибыльно для фирмы. В шуме и гаме очередной выставки она почувствовала взгляд из далекого будущего.
- «Ретроспектива будущего», - фраза из сна. Побыла домашней курицей и хватит! Но страх смерти… Откуда?
- От лишнего выпитого, – лаконично заметил Толян.
Маруся, анализируя туманное финансовое положение, заметила, оказывается, он мог быть жестким. Пьяная Мяуся – неплохая роль, чтобы выведать откровенное отношение к себе. Трезвый человек рассчитывает на забывчивость выпившего. Было как-то неприятно, что муж продолжает работать с бывшим ее любовником. Неприятно.
- Это мой друг! – Возмутился вежливо Толян.
- Друг? – изумилась Маруся. – Какой он тебе друг? Ты его непримиримый враг - кровник, он воспитан на Кавказе, если себе не врать.
- Я не вру. Он мне друг.
- Значит, все слова. Пустозвонство, прожектерство.
- Не путай, пожалуйста.
- Я ничего не перепутала. Ты увел у друга любимую женщину, следовательно, ты его кровный враг. Ты умный мальчик и знаешь, что ты предал, якобы, дружбу. Не утверждай, что Васька меня не любил. Мне это лучше знать.
- Что ты еще знаешь? Бабы всегда говорят о том, чего просто знать не могут.
- Я надеюсь, что ты, все-таки, меня любишь. Ты как-то сверх идеален. Но…
- Ты мне не веришь?
- Хочу верить, милый. Очень хочу, но…
- Ладно. Я все понял. Я думал уже. Расквитаюсь с делами, найду место, уйду. Примерно полгода понадобится. Я не собираюсь снижать уровень нашей жизни. И надо квартиру покупать. Мне тоже надоела коммуналка, и сосед-алкаш совсем опустился.
- Он опустился, мне убирать. Он интересен в небольших дозах, если есть время. Он говорит, что ты просто пользуешься мною в паузе. О чем это он?
- Не слишком ли затяжная пауза? Уже три года. Тебе не следует нервничать, не волнуйся, дорогая, все будет просто великолепно.