3.12. Тимей
Сегодня ждали новый тираж, а вечером собирались на шашлыки, чтобы с утра пойти на этюды. Антошка с Семеном разгрузили небольшую часть у Виолетты, остальное разойдется по списку. Тимей кинулся помогать ребятам, они долго отмывались от книжной пыли, смеялись. Антошка приятно удивил всех тем, что окончил институт, ждет назначения для работы в Китае, едет семьей. За обедом Тимей заметил группу крови, выбитую на запястье. Алису насторожил перехваченный взгляд. К сожалению, нельзя выманить на перекур человека после операции, она страшилась, что ее могут случайно задеть и панически боялась боли.
- Я буду покорен и нежен и не трону тебя до венца, - напевал Тимей слова из забытой песни, сидя у ног Алисы, упершись спиной в диван. Второй час он терзал гитару, но так и не вспомнил. Виолетта смеялась, она никогда не слышала такого романса и слов помнить не могла. Этими строками закончился роман, составленный Алькой по тетрадкам: желтой, серой, красной. Семен не ленился на всем зарабатывать деньги, помогая печатать и распространять. Сколько он не настаивал, авторы не разрешали использовать фотографии и картины. Мама делала неброские иллюстрации. Старомодная привычка избегать скандалов.
Аркадий заранее предупреждал жену, что будет нашествие, чтобы ее родственники не оказались незваными гостями. В ответ она съязвила, что Алиса ведет себя распутно, куда муж и дети смотрят.
- Богема, дорогая, нам не понять. Занимайся своим делом, завидовать нечему. У каждого свой крест. И ты терпи. Слава Богу, все живы-здоровы, все на своих ногах. Не голодаем. Что еще-то нужно? И на этом разговор окончен.
Аркадий с искренней радостью встречал гостей, обнимая и целуя каждого. Алису он придержал в своих объятиях, вполголоса они переговорили о своем. Он бережно вел ее под локотки к крыльцу, усаживал в кресло. Ей предстояло спать на первом этаже в его комнате, а ему на диване в кухне. Она избегала лестниц, берегла себя, хотя прошло достаточно времени. Вечером расположились в гостиной у камина, неспешная беседа, зарисовки, шаржи, смех. Хозяйка устала слушать чепуху, ушла спать. Ее нелепая тихая просьба к Алисе, не уводить у нее мужа, шокировала надменную гостью. Две бабки мужика не поделили. Смешно было говорить об этом, тем более, что она числилась в браке. Неужели Аркадий завел разговор о разводе? Она не чувствовала себя старухой, просто они с Аркадием не задумывались о годах, жили, как жилось и моглось. Ее сказочная улыбка не исчезла, глаза сияли. Никто не знал о причине, не мог и не должен был узнать.
Евсей с Ниночкой родили ей внука, затем второго. С Антоном, с Тимеем были прекрасные дружеские встречи. Все шло своим чередом. Виолетту седина не портила, она, работая с молодежью, одевалась, как они, только со вкусом. Она же соблазнила ее на короткие стрижки, которые лишь подчеркнули красивую посадку головы, природную хрупкость, врожденную величественную осанку Альки. Ей все еще оглядывались вслед.
Тимей все мурлыкал под гитару, начиная с Визбора, закончил Окуджавой. Он не пытался скрывать от них увлечения молоденькими поклонницами, смеясь, что все они будут ждать его смерти и несметного богатства, о котором пишут в интернете. Дочек он приучил поддерживать корректные отношения, не забывать, что следует звонить первыми своенравному отцу. Он тоже стал дедом, но путал внуков, иногда навещая и одаряя согласованными необходимыми подарками. Действительно, он дорого продал похабную коллекцию. Купил отцу Валентину дом в деревне, куда его определили священником, внедорожник. С благоговением ездил к нему причащаться. Без этого Валька не допускал его смотреть написанные иконы.
- Ученик перерос своего учителя, - радовался Тимка, рассказывая о простой семейной жизни, где дети с малых лет знают имена святых на иконах.
Была уже глубокая ночь. Аркадий клевал-клевал носом и ушел спать. Алька с Витой были совами, Тимею было уютно. Они уже никуда не торопились. Тимей начал издалека, что дед Аркадий гордился бы своим внуком, добившимся дипломатического статуса. Виолетта поняла, что ожидаются разборки прошлого, сбежала от них.
- Аль, не ври уже. У парня первая группа крови, как у меня. Антон – мой сын, я очень рад этому, хоть наша с тобой жизнь не сложилась.
- У меня тоже первая, у мужа тоже первая. Что скажешь? Зачем ворошить прошлое? Что тебе втемяшилось? У тебя трое детей, роди себе еще от молодой женщины, успеешь выучить и на ноги поставить. Какие наши годы!
- Аль, ну не в этом дело. Я был женат и был иногда суров с тобой, ты правильно все решила. Ты права, я не заслужил такого подарка судьбы. Но он так похож на нашу породу, что мне нужна правда. Есть же еще экспертизы, можно же уточнить.
- Не смей вмешиваться в мою семью, не зли меня, Тим. Раз в жизни подумай не только о себе, а о том, что случится с другими. С меня достаточно того, что Евсей простил мне роман с тобой. И это не в переходном возрасте вылилось, уже у детей кризис среднего возраста, не у нас! Разлад с Антоном начался с его подачи, а, впрочем, такой расклад всем на пользу. Мы с тобой волки, волки-одиночки. Нам все лишние – лишь бы писалось, творилось. У нас соавторство, полный идиотизм портить союз родственных душ. Был бы у нас тогда этот дом, то мы погрязли бы в чувственности, забыв о работе. Ты полагаешь, что я бы не ревновала тебя, как твоя покойная?! Ревновала до безумия. Мы не нуждаемся друг в друге, а нуждаемся в земном притяжении, чтобы не улетучиться из этого мира. Что тебе даст тебе тест ДНК?
- Я оставлю сыну наследство!
- А такое скандальное наследие ему нужно?! Он любит родителей, он не нищий. Разве прощают предательство? Разве я себе позволила, словом обмолвится в романах о бедняжке? Нет и нет! Каково это детям иметь знаменитых родителей? Не подумал, что им будет стыдно за наше сумасбродство?
- Стыдно? Домашним стыдно, что папа знаменит? Чушь!
- Да-да, стыдно. Нас никогда нет для них. Мы жестокие эгоисты в их восприятии. Мы, действительно, жестоки, нам лучше не попадаться под руку. А знаешь, что напечь пирожков – уже искусство. Быть женщиной – тоже искусство. Я пробовала печь блины, варить варенье, получилось. Но я не делаю из этого культ, как бабы, из занятий хозяйством. Мы слишком многогранны, талантливы. Мы можем, но не хотим заниматься повседневностью.
- Наша повседневность в творениях. Не умаляй себя. Я не враг тебе.
Алиса в запале схватилась за сигарету, курила, рассуждала уже в спокойном тоне, размахивая крыльями. На шум спустилась Виолетта.
- Горбатого могила правит, - вздохнула она, отняв сигарету у Альки. – Что делим? Славу?
- Я доказываю ему, что надо щадить родственников, а он думает, что правы только мы - белые вороны.
- Белым воронам, оказывается, тоже нужна стая.
- Трудно жить в непонимании. И в слепом преклонении тошно жить. Надо жить в единомыслии, говорит Валька, – вздохнул Тимей, стирая пот с лица.
Он забрал сигареты, ушел, посвистев собаке. Девчонки разошлись спать.
Утро у хозяев дачи началось с рассветом. Едва жена ушла на грядки, Аркадий заглянул к Алисе, расцеловал ее, кофе она не хотела, а страшно хотела спать. Она дразнила его, откинув покрывало.
- Иди ко мне!
- Ну, ты и бесстыжая, завтра приеду, только жди!
Он ушел на цыпочках, никто еще не просыпался в доме. Она расплылась в улыбке, проверил – успокоился. Ревнует. Ей снилась река с рыбешкой, текущая под окном, только мелкая. За утренним кофе она улыбалась, вспомнив сон. Впереди счастливая жизнь, только мало ее осталось! Об этом стоит написать.
На этюдах, словно черная кошка пробежала между ней и Тимеем. Он усердно менял листы, раскидывая акварели на просушку. Повернулся к ней, прицелился, сделал несколько набросков карандашом, потом и вовсе не дал ей работать. Усадил на коврик, она оперлась на руки, откинулась, подставив лицо солнцу. Следующий сюжет, скорее портрет, он писал акварелью, сидя на раскладном стульчике. Сменив лист бумаги, приказал: «Включи Маху!» Она склонила голову на плечо, левой рукой обняла колено, пристально впилась в его глаза, затем представила его нагим, рассмеялась. Тимей разозлился, начал заново. Аля уже без шуток смотрела ему в глаза, представляя красавца Аркадия.
- Вот, получилось. Глаза гитаны, что я и хотел запечатлеть в акварели. Спасибо за сотрудничество, - и он замурлыкал: «Я буду покорен и нежен, я не трону тебя до венца».
- Тим, я трижды бабка, - хохотала Алька. – Это ты мастер!
- Профи, - откликнулся он, подобрев.
- Тим, это греческая песня, она звучала во всех кафешках, а мы смогли перевести смутный смысл по словарю. «Я буду покорен и нежен и не трону тебя до венца, но оделась высокая волна белой фатой – бурунами и украла искателя жемчуга - жениха». Я так и не нашла рифмы к первой строке нашего романса. Прости. После каждого куплета стоял хохот намекавший, что «искатель жемчуга тронул девушку на берегу, и одежды смыла белая волна». Вижу, вспомнил! Тим, ты все еще хочешь потешить гордыню сознанием Альфа-самца?
- Ты очень жестокая, Аля, - он ушел поникший.
Подошла Виолетта, спросила: «Чего он добивался от тебя? Любви и ласки за просто так?»
- Все хотят любви и ласки просто так, за то, что они есть на свете.
Девчонки зря ждали его. Пришлось самим собирать разбросанные вещи, тащить этюдники. Тимей уехал к отцу Валентину, не прощаясь. После обеда Аркадий отвез барышень в Москву и честно вернулся к жене. И дело не в любви или браке, просто он человек долга. Алиса похлопала дверцей холодильника, но там ничего не прибавилось. Лучше бы ей остаться у Виолетты на ужин. Собственно, ничего не изменилось в образе жизни. Руки немножко в краске, голова немножко в своих мыслях, брюшко немножко впроголодь, немножко досадно, что сюжет исчерпан, немножко странно, что никого она не ждет завтра, ибо наигралась, немножко забавно, что бренные заботы однажды закончатся, если, конечно, не приснится новая тема.