Это было редкое в наших краях очень жаркое лето, когда температура воздуха била все мыслимые и немыслимые рекорды и асфальт натурально плавился от жары. В выходные не хотелось выходить из дома, даже на пляж. Но моя подруга Ирка потащила-таки меня в свой день рождения в столицу. Зачем едем, не сказала.
— Погуляем, — таинственно произнесла она. — Сто лет уже нигде не были...
— Ириш, может, не стоит? Ну, очень душно, жарко... Шампанское и дома можно выпить. Ты что, культурную программу наметила? В музей пойдем? — я все еще надеялась уговорить ее остаться.
— Нет, давай собирайся, ленивая баба, и оденься поприличней. Юбку найди длинную и косынку захвати, — торопила она меня, допивая чай на кухне. — Я себе в подарок придумала эту поездку. Заодно и твою жизнь нужно менять, а то так и просидишь до пенсии в девках.
— Да далась тебе моя жизнь, — ворчала я, собирая сумку. — Может, я как раз и хочу спокойно дожить до старости. Без мужиков. Лучше завести пару кошек.
— Угу, верю, — засовывала подруга в рот последний кусок бутерброда. — И мужик тебе не нужен, и дети не нужны...
Она всегда все разговоры сводила к воспитанию во мне желания завести семью. Замечу: сама она обыкновенная разведенка. Пьяницу мужа, отца своей дочки, она выгнала еще пару лет назад. Но мне расписывала счастье замужества, как будто имела идеальный брак. А мне — вот честно! — совсем не хотелось искать мужика, я не мучилась от одиночества и не комплексовала по поводу своих 37 лет. Да, я не была замужем. И что? Мужчины у меня, конечно, были. Ни один из них не вызвал у меня желания «умереть с ним в один день», да, правду сказать, и предложения никто не делал. У этих мужчин обычно уже были жены для домашнего счастья, а встречи со мной имели характер культурного (назовем это так) досуга, что меня до поры до времени вполне устраивало.
— Только не ври, что холодными ночами, когда твои любовники спят в семейных гнездах, у тебя не бывает истерик по поводу «Ах, где ты, мой единственный?!», — не сдавалась Ирка.
— Не бывает!
— Не верю! Врешь ты все!
— Ну и не верь. Мне все равно! Надоела! Скажи лучше, куда едем-то? — разозлилась я.
— К Матроне Московской. Слыхала про такую?
— Ну да, что-то слышала, — поморщилась я. — Это где-то на «Пролетарской». Или на «Таганской». Заведующая наша месяц назад к Матроне ездила. Рассказывала девицам, но я особо не прислушивалась.
— А вот и зря, что не прислушивалась, — назидательно сказала подруга.
Ирка славилась у нас своими православными чудачествами. Например, паломничествами в монастыри. В прошлом году, например, она ездила в женский монастырь в Серпухове, чем-то там помогала им... А за год до того две недели прожила в Троице-Сергиевой лавре. Я, каюсь, посмеивалась над подругой. И уж точно не мечтала тащиться по жаре в Москву, чтобы, отстояв там очередь, лобызать чьи-то мощи... Настроение у меня упало. Не отказала я ей лишь потому, что это был день ее рождения.
Дорога была ужасной: полчаса в переполненном автобусе, потом 3 часа в электричке, потом метро, в котором дышать совсем нечем... К воротам монастыря я подошла полуживая. А надо было еще стоять пару часов на солнцепеке. Я почти теряла сознание, хорошо еще воды Ирка купила на вокзале. Ну, вот уже и вход в храм. Что мне делать, когда мы подойдем к мощам, я понятия не имела.
— Проси Матрону о самом сокровенном, — шепнула мне Ирка. — С мелочами не лезь!
— Без тебя знаю, — зашипела на нее я.
Ирка взбесила меня: сначала притащила за тридевять земель, а потом еще при всех стала поучать. Как будто я собиралась клянчить у Матроны повышения зарплаты или еще какую-нибудь ерунду! Господи, да я вообще не верила тогда в эти чудеса... Ну, раз уж так все сложилось, раз я здесь, конечно, мне хотелось бы... что бы я ни говорила, какая ж женщина не мечтает о любви! Что, так и сказать: «Дай мне, Матронушка, любовь на всю жизнь?» После Ирки, которая что-то долго шептала, неистово крестясь, я приблизилась к раке.
«Матронушка, родненькая, — вдруг заплакала я. — Пошли мне любимого на всю жизнь! Не могу я больше одна. Волком выть хочется! Детишек хочу! Семью хочу! Помоги! Пожалуйста! Очень плохо мне... Никто не знает, как мне плохо! Хотя ты, конечно, знаешь. Помоги, Матронушка...»
Много чего еще сказала я святой Матроне, утирая градом покатившиеся слезы, пока сзади уже не начали подпирать такие же страждущие, как и я. Ирка молчала, когда мы вышли из храма. Я заметила, что она украдкой поглядывала на меня, но я не произнесла, ни слова. Вечером, добравшись наконец до дома, мы выпили холодного шампанского. Почти в полной тишине, правда, просто совсем не хотелось болтать. Ирка позвонила домой, предупредила мать, чтобы та укладывала спать внучку. «Заночую у Ларки, не злись. Ну, все же день рождения у меня!» — орала она в трубку, видимо отвечая на упреки матери. Я, если честно, и не приглашала ее у меня ночевать, просто какое-то у нас с ней было настроение: не хотелось никого видеть, да и устали мы ужасно!
Утром я проводила подругу, потом собралась и двинула к остановке. На работу мне нужно было ехать на маршрутке.
— Девушка, она идет в центр? — раздалось за моей спиной.
— А-а? Да-а, — я оглянулась, чтобы узнать, кому принадлежал этот бархатный голос.
Встретившись с ним глазами, я расплылась в улыбке. Он был рыжий-рыжий. В трогательных веснушках, белозубый, очень высокий и очень заросший — бородатый. Наверное, год не брился. Хотя, может, и больше. Не знаю, за сколько такая борода вырасти может. Она у него была если не как у Маркса, то уж как у Энгельса точно. Если честно, я бородатых мужиков всегда побаивалась. Мне казалось, что в их растительности на лице обитает что-то мелкое, противное, копошащееся. Нет, не блохи, конечно, и не гниды, но все равно неприятное и пугающее. Можете смеяться, но вот такой комплекс. Еще я всегда думала: «Как они едят? Кашу или суп, например, или яичницу». Я-то вечно уделываюсь, а у них, наверное, половина рациона в бороде остается. Мой однокурсник, Толя Боровиковский, обладатель смоляной бороды, как у Барабаса из «Золотого ключика», утверждал, что никогда не берет к бутылке закуску — обходится найденным в зарослях на физиономии. Я всякий раз этот процесс представляла, и мне делалось дурно.
Может, с тех времен и осталась легкая подозрительность в отношении бородатых. Впрочем, у незнакомца борода была на вид очень даже чистая и мягкая. Да, я сразу поняла, что она мягкая. Мне даже захотелось ее потрогать. Я невольно потянулась к ней рукой, но тут, же одернула себя. По счастью, молодой человек не понял моего жеста.
Когда я вышла у своей аптеки (я не сказала: я провизор), он последовал за мной. Я почти не удивилась. Он долго ходил по залу, потом купил у меня поливитамины и застенчиво спросил, когда я заканчиваю? Смешно, но спустя 8 часов он ждал меня у входа. Мы погуляли по городу. Перекусили в самом модном нашем заведении — кафе «Манилов». Потом он проводил меня домой. Ни звука про «может, выпьем кофе» или «может, я зайду»... Как приличный человек, он простился со мной у подъезда. И если честно, я почти готова была пригласить его зайти, несмотря на поздний час... Но не решилась. Как-то неловко стало... А я, признаться, уже и забыла, что такое неловкость.
Ирке тем вечером я не звонила, не хотелось мне рассказывать о новом знакомом. Да и что рассказывать? Может, мы больше не встретимся!
— Лариса? Добрый день, это Кирилл... — когда в трубке прозвучал его мягкий баритон, у меня забилось сердце. — Ничего, что я позвонил в рабочее время? Может, вечером опять увидимся? Я зайду за вами в восемь, да?
Он зашел. А через день уехал к себе в Вологду. Но звонил каждый вечер. И приехал снова в октябре. А перед Новым годом мы поженились. И живем уже 7 лет. Может, кто-то скажет, что это не срок... Но мне кажется, это почти вечность. Спасибо тебе, Матронушка!