Свалка

Свалка — это кладбище вещей. Сюда уходит в последний путь то, что уже стало ненужным.

— Доброе утро, валенок. Как ночь прошла? — крякнул ботинок.

— Да нормально прошла, новый мусор не привозили и нас пока им не завалили. Можно хоть на солнышке ещё погреться, да на белый свет посмотреть, — рассуждал валенок. — Конечно, одному тоскливо!  Вы же знаете, дорогой ботинок, мою половинку? На прошлой неделе её завалили новыми постояльцами. Теперь уж она точно никогда не увидит ни неба, ни солнышка, ни звёзд... не услышит карканье ворон.

—Да-да, знаю, уважаемый валенок, и понимаю вас очень и очень хорошо. Я ведь тоже потерял свою половинку, когда нас выгружали. Я постоянно по привычке поворачиваюсь к ней, чтобы поспорить, а рядом — пустота. И эта пустота холоднее любого зимнего ветра.

 Когда мы были вместе, вечно спорили, кто из нас удобнее, на кого хозяин больше наступает, и кто из нас меньше промокает. А теперь, когда её нет рядом я тоскую. Если бы мне её вернули, я бы больше никогда не спорил, а просто лежал бы рядом, любовался ею и вспоминал нашу жизнь.

— Это вы хорошо и романтично сказали. Сразу видно, что вы из культурной среды: даже тут, на свалке, чувствуется ваш гуталиновый аромат.

— Да, наш хозяин был культурным человеком, он за нами хорошо ухаживал: мыл, чистил, до сих пор помню кисловатый запах ваксы и бархатистый блеск, в котором отражалось лицо хозяина. Мы гордо вышагивали по улице, и на нас смотрели с почётом. Другая обувь нам завидовала.             Бывало, едем в транспорте, — а многие не то, что не начищены, они и не мыты годами. И, признаюсь, пахнут хуже, чем иная куча здесь, на свалке. Многим было стыдно за хозяев, а некоторые до того раздолбаны, что им уже всё равно. Нам, видимо, от их зависти доставалось. Наступит такой раздолбай — и всю красоту испортит. Но хозяин про нас всегда помнил: возьмёт салфетку, протрёт нас, да ещё и замечание сделает — «Невежи!»

— Да, повезло вам, ботинок!

— Конечно, повезло. Мы долго вместе жили, но время никого не щадит — ни нас, ни хозяина. Мы-то ещё могли бы послужить, но хозяин наш... он состарился, и ушёл. Его на кладбище увезли, а нас — сюда. Но мы на него не в обиде. Мы прожили с ним хорошую, чистую и долгую жизнь. А ваша жизнь, валенок, какой была?

—  Моя жизнь? — задумался Валенок. — Долгая. Не пёстрая. Первого хозяина — деда — я помню, как сейчас. Носил он меня до последнего, до самой своей старости. А потом пришёл его сын, забрал меня в город. Носил, правда, нечасто — сапоги яловые больше ко двору пришлись. Но уж если зима выдавалась лютой, со снегом, да морозом, мы всегда были его первыми помощниками.                                                                                                            Но потом и он ушёл. Его сын пристроил нас в гараже — так и лежали мы годами, забытые всеми. Пока не явился правнук. Он-то про нас и вспомнил: вычистил, на солнце прожарил, от моли лавандой обложил… И снова стал надевать, когда в гараже возился. Потом и вовсе на дачу увезли. Жили мы там привольно, вот только на ноги нас ставили всё реже — разве что в самую стужу. Ну а потом дачу продали. Мы — обратно в гараж, в тот самый, на долгие годы. А этой осенью… видно, окончательно решили, что хлам. Вот моль и принялась за нас. Теперь у меня под пяткой дыра насквозь, а у моей пары… у неё и носка-то почти не осталось. Так и оказались мы здесь.

— Ну что ж, вы и впрямь долгожитель.

—  Долгожитель, это верно. Только вот вы, Ботинок, хоть и прожили меньше, но сколько всего на своём веку повидали! А моя-то жизнь? Деревня, дача, гаражи… Разве это культурная жизнь? Теперь моя шерсть свалялась в колтуны, в которых навсегда застряли пылинки всех деревенских дорог и городских гаражей. О нас, как о вас, никто не заботился. А хотелось бы, поверьте. Моль да мыши — неприятная, я вам скажу, компания.  

Вот так они каждый день друг другу рассказывали о своей прошлой жизни и радовались каждому дню, что могут смотреть на солнышко, тучи, звёзды и луну.

Как-то под вечер приехал очередной мусоровоз и привёз новый груз и чуть не завалил их.  Рядом с валенком и ботинком упала пара элегантных белых туфель, скреплённых ремешком

— Зачем же так грубо? Вы нам весь лак испортите! Мы не привыкли к такому обращению!

— Привыкайте, — пробурчал валенок.

— Что значит «привыкайте»? — возмутились в один голос две туфельки. — Вы вообще кто такой? Вы что, коврик что ли?

— Нет, я не коврик, я — валенок!

— Валенок? А это что? Кто? Для чего?

— Меня носят... вернее, носили, в морозы.

— Так вы что, тоже обувь?  Снисходительно в один голос пропели туфельки.

— Да, — отозвался валенок, и в его голосе послышалась обида.

 — Никогда о таких, как вы, не слышали! — запищали туфельки. — Вы какой-то... неотёсанный! Неприлизанный!

 — Ну, а я таких франтов отродясь не видывал, — пробурчал валенок. — А это наш сосед, Ботинок. Он городской, — представил валенок, пытаясь смягчить ситуацию.

 — Здравствуйте, — вежливо кивнул Ботинок.

Вы что, из прошлого века? — фыркнула одна туфелька.

— Или с другой планеты? — подхватила вторая.

— Планета общая, — вздохнул Ботинок. — А вот век... Возможно. Мы не модные, зато практичные.

— А вы где вообще уместны? — вступил Валенок. — Каблук, подошва, ремешок... В дождь нельзя, в холод — тоже. Для чего вы вообще?

— Мы для красоты! — загордились туфельки. — Нас в машинах возят!

— И всё? — не понял Валенок.

— Как это «всё»? Мы можем блеснуть в ресторане! Или в театре! А здесь... здесь даже пахнет некрасиво!

— Привыкнете, — заворочал Валенок.

— Никогда! Нас ищут! Нас выбросили по ошибке!

— Все мы так думали поначалу, — мягко сказал Ботинок. — Пока не поняли, что главное — что тебя ещё не закопали.

— ЗАКОПАЛИ?!

— Бывает, — хмуро подтвердил Валенок.

— Это беспредел! Мы почти новые! Хозяйка надела нас всего пять раз!

— Хорошо, что вас ремешком скрепили, — попытался подбодрить их Валенок. — Так есть шанс, что ещё послужите. А мы с Ботинком свои пары растеряли...

— Здесь люди иногда подбирают что поинтереснее, — добавил Ботинок. — Вы красивые, чистые ... и малоношеные для такой обуви.

— Для какой «такой» обуви? — насторожились Туфельки.

— Для бесполезной, — прямо сказал Валенок. — Но я старомоден. Могу ошибаться.

— Лучше бы молчали! — прошипели Туфельки.

Диалог прекратился, а по мусорному полю ходили люди, ковыряли палками и, иногда нагибаясь, что-то брали и клали в мешки.
Проходя мимо лежащих рядом валенка, ботинка и туфельки, человек женского пола, но не очень похожий на него внешне подобрал белые туфельки, раскрыл почти беззубый рот, улыбнулся и радостно крикнул человеку мужского пола:

— Смотри, какая прелесть! Может, они мне подойдут, я перед тобой вечером покрасуюсь!

Человек мужского пола посмотрел на человека женского пола, потом на туфельки и грубо, но справедливо сказал:

— Где ты тут в них ходить собралась? На свалке? Их на босу ногу надо носить, а у тебя три носка для утепления. Да и размер посмотри: это 36-й, а у тебя и без носков 41-й, растоптанный. Так что, богема из тебя, помойная, не выйдет.
Лицо мужского пола засмеялось, вернее, заржало, беззубым ртом.

— Вот, лучше посмотри, какой хороший и практичный ботинок. Но он один. Брось ты эту гламурную хрень и ищи второй ботинок, они нам обоим подойдут. В них и тепло, и не сыро.
Расстроенная еще не совсем старая женщина с неохотой бросила туфли, пнула их ногой и пошла искать второй ботинок.
Потратив минут десять и ничего не найдя, они пошли дальше.

А через час приехал бульдозер и сравнял наваленные кучи мусора, погребя под ними и валенок, и ботинок, и красивые, но непрактичные туфельки.

Прошел день, и новый грузовик вывалил новую кучу человеческого мусора. Среди этого мусора были вполне приличные кроссовки.

13.11.24. Москва.