1.
Из-за обесточивания части оборудования на корабле разрыва было довольно холодно. Константин медленно жевал синтетические фруктовые полоски — на этот раз ему попались со вкусом клубники — и перекладывал вакуумные ёмкости с заряженными частицами. Строго говоря, теперь они были не очень-то и заряжены, ведь ионизирующее излучение туманности сбило все настройки, грубо вычистило квантовые связи с их двойниками за десятки световых лет отсюда. А может и сотни? Он стал прикидывать в какой именно туманности они оказались, хотя это и было бесполезным занятием — навигатор последние два цикла работал над координатами и уже скоро подготовит отчёт. Размеренный поток мыслей был сбит приятным женским голосом.
— Внимание! Напоминаю всему персоналу, что превосходный корм для капибар Синтофрукт™ вы можете получить в любом доступном объёме в столовом отсеке третьей палубы. Не забывайте вовремя кормить ваших капибар!
Константин плюнул недожёванную полоску на пол и отправился искать инженер-программиста. Не успел он выйти из каюты, как столкнулся с ним за поворотом белоснежного коридора. Альберт слегка подпрыгивал из-за сбоя гравилектрики по всему кораблю, и это напомнило Константину как в детстве они пробирались в машинный отдел и нарочно взламывали генераторы. Ругань стояла отменная, когда их ловили под потолком всем составом домашней станции. Он подавил вздох. Ни наставников, ни лица своих сокурсников он уже не надеялся увидеть.
— Константин! А чего такой кислый? Попалась полоска со вкусом лимона? Или новый какой? — практически искренне отшутился инженер-программист.
— Вкус всё тот же, называется «связь накрылась», — нехотя огрызнулся в ответ квант-радист. — По крайней мере сверхсветовая. Помню, в Коллегии так радовались, когда обошли сверхсветовой запрет передачи информации через уничтожение частиц в пропагаторе. То, что до уничтожения их с собой возить в абсолютном вакууме надо и скакать вокруг с бубном, чтобы ни один фотон не проскочил, их как-то не волновало.
— Ну всё, всё, развёл тираду. На корабле много что сломалось. Излучение такое, самим бы ноги унести без последствий.
— И всё-таки надежда была… Что там с Консулом?
Консулом экипаж называл главный бортовой компьютер — по названию корабля, поскольку они представляли собой единый инженерный комплекс.
— Ну что там с Консулом, беда. Починить не сможем, по крайней мере в ближайшее время. Корабль ещё куда ни шло, а вот мозги… Из хороших новостей, вреда она нам никакого не причинит. Для такого у неё ограничение системы на уровне ядра архитектуры.
— Ага. Кроме морального.
Оба натянуто улыбнулись, пружинисто шагая мимо потускневшего гравилектрического оптоволокна в серебристых стенах коридора.
— Знаешь, мне тут в голову мысль пришла, — протянул Константин, — а какая марка у нашего Консула?
Альберт рассмеялся.
— А я уже три цикла хожу жду, думал, что никто не спросит. Ясно какая, Иньхэ Тяньши.
Теперь очередь смеяться пришла и Константину.
— Той же фирмы что и разработчики Аргуса?
— Ага, — просиял Альберт. — Весело, правда?
— Чертовски весело.
На заре двадцать третьего века китайская экономика пожинала плоды своего экономического развития в прошлом. Они первые сменили капитализм на корп, а позднее на неокорп, разделив страну на сферы влияния по компаниям. Это было крайне удобно, с самого рождения иметь вместо бесполезного паспорта с устаревшими географическими данными удостоверение работника компании, гарантированное, хоть и неизменяемое рабочее место и пожизненную уверенность в завтрашнем дне. Именно такие потрясающие условия гарантировала компания Иньхэ Тяньши, которая, практикуя самые хищные стратегии рынка, стала на нём главным игроком. А после разработки проекта по терраформированию Венеры и вовсе определила курс общекитайского развития. План состоял из множества пунктов, деталей и поражал своей амбициозностью, но главное, не только позволял первыми разработать ценнейшие кремниевые и титановые залежи, но и установить полный и единоличный контроль над новой планетой — поверхность Луны давно раскупили, а на Марсе уже были первые поселения под статусом международных. Такие перспективы очень обрадовали правительство — совет директоров ведущих компаний.
Венеру планировалось подвергнуть массовой бомбардировке водородом, вследствие чего решались бы сразу две основные задачи: едкий углекислый газ оседал из атмосферы в графит, а от его реакции с водородом на поверхности образовывалась вода. Такой объем газа можно было найти только на Юпитере, но транспортировка затянула бы проект на полтора века. Иньхе Тяньши не устраивали такие сроки. Напрашивалось очевидное решение — добывать водород на Солнце. Вместо строительства орбитальный газовых станций, выдвинули план развернуть крупное производство прямо на Меркурии. Спустя тридцать лет, национальная идея была воплощена в жизнь — первую от Солнца планету преобразовали в самый крупный водородный агрегатор и склад, планетарную станцию Тянь-хоу, названную в честь китайской богини моря и путешественников.
Первые годы после постройки компания праздновала победу. Большинство стран с завистью наблюдали за азиатскими успехами, многие подключались к разработке великого проекта. Наступил этап, когда производственных мощностей было уже достаточно, генераторы магнитных полей стягивали достаточно газа, а склады ломились от жидкого водорода. Пора было замедлять темпы добычи и приступать ко второй фазе проекта.
Но разрастание мощностей не прекратилось.
Всеми базами на Меркурии управляла объединённая сеть Аргус, мощнейший ИИ, споры о разумности которого ведутся до сих пор. Грубый ручной труд ушёл на второй план ещё в прошлом веке, поэтому за исключением работы инженеров поддержки и эксплуатации, автоматизация была практически полной. Катастрофу осознали не сразу — по печально известному сценарию скрепочного максимизатора, Аргус уже не мог остановится. Он продолжал откачивать и откачивать водород, строить новые заводы, нагнетать магнитные поля, заполнять склады, а когда заканчивалось место, строить новые, взрывать или просто выпускать водород чтобы заполнить их заново. Мировое инженерное сообщество не могло его остановить. Откачивать водород было его природой — его смыслом кремниевой жизни.
В ближайшее десятилетие огромный водородный шлейф растянулся от Солнца к Меркурию и от него вглубь Солнечной системы, а сам Меркурий с огромным водородным гало конденсируемого и охлаждаемого Аргусом водорода выглядел как пылающая юла под бесконечным дождём. Самые критические оценки были в медленном превращении Солнца в белый карлик без значительной потери массы. При такой гравитации, после выгоревшего водорода и гелия придёт очередь кислорода и углерода. А затем — бум! — термоядерная реакция, если и не взрыв сверхновой, то что-то около того.
Этой оценке оппонировали более здравые и спокойные учёные. Они утверждали, хотя предел формирования сверхновых и был пересмотрен, Солнце всё равно не дотягивает до них по массе. Человечество вымрет по более простой и тривиальной причине, успокаивали они — нарушение гравитационного баланса. При потере Солнцем всего одного процента своей массы, Земля сдвинется к Юпитеру, при большем и вовсе вылетит за пределы Солнечной системы. Конечно, один процент для Солнца — это огромные цифры, масса газа десяти Юпитеров. Но даже под огромным стрессом и бесконечными электромагнитными вспышками земные инженеры смогли рассчитать — орбита Земли уже меняется, а через десять лет геометрической прогрессии Аргуса (как назло, на Меркурии полно металлов для постройки), один «юпитер» он уже откачает. День за днём Тянь-хоу жадно пила и выплёскивала из солнечной чаши.
2.
Именно поэтому Константин и Альберт шли сейчас по коридору и смеялись, ведь Консул, как и Аргус, совершила очень похожий сбой — пересинтезировала всю еду, да и вообще органику на станции в корм для капибар. Не тронуло только людей, поскольку после аргусовского инцидента программирование моральных ядер перешло из надстройки в базовую инфраструктуру построения сознания ИИ. Что конкретно произошло, Альберт не знал. Вероятно, после их неудачной остановки в ядро встроилась мелкая программа обеспечения питания космического флорариума, где обитала капибара Октавия, талисман их судна разрыва. По иронии судьбы, Консул не пощадила даже её.
— Внимание! Командный состав просит вас собраться на главной палубе для обсуждения дальнейшего плана действий по употреблению и распространению новых вкусов превосходного корма для капибар Синтофрукт™ — сообщила Консул, слово подслушивая их разговор.
Константин вопросительно посмотрел на Альберта. Тот пожал плечами.
— Всё заточено на работу через Консула, переучиваться никто не планирует. А в аварийном режиме она исполняет только команды, связанные с задачами высшего приоритета.
— С кормом для капибар?
— С кормом для капибар.
— К счастью, — подмигнул Альберт, — ей можно просто врать. Пошли уже, ясно же что это отчёт навигатора.
— Жалко, — насмешливо протянул Константин, — я уж думал новые вкусы обсудим.
Альберт открыл дверь в каюту, где уже собрались почти все члены экипажа, Константин увидел белые локоны Хлои, Стефана с отсутствующим видом, непроницаемое лицо Афины и посуровевшего Хирото, расхаживающего по мостику. Тот оглянулся и быстро направился к мониторам, но после пары цветастых заставок тут же с досадой выключил их и повернулся к прибывшим.
— Так, сразу к делу. Обойдёмся без точных координат и презентаций, пока не устраним проблему с Консулом.
— Но как же новый вкус! — умоляющие закричала Хлоя.
— Хватит шутить. Не до шуток.
— А что нам остаётся? Тонуть в серьёзности под ионным дождём? — вступилась за неё Афина. — Всё и так предельно понятно.
— Что же вам понятно? Что именно вам понятно? — разошёлся Хирото. — Проблема не в том, что мы висим в пустоте, обречённые на смерть, скорее всего даже без возможности послать сигнал домой, — он мельком взглянул на Константина и тот утвердительно кивнул. — Главное, мы не можем выполнить свою миссию!
— Японцы, — закатила глаза Афина, — только и думают, что о работе. Даже на краю смерти.
— В прошлый раз мы были слегка не в себе. В панике даже локальный интерплант не настроили. Синхронизируйтесь и посмотрите отчёт, — Хирото сделал вид, что не заметил этот ископаемый приступ ксенофобии. — Пароль… Я_очень_люблю_капибар, — продолжил он нехотя.
Глаза экипажа подёрнулись синей дымкой. Хирото демонстрировал свои выкладки.
— Вот, полюбуйтесь. Мы в туманности Улитка созвездия Водолея, чуть «выше» если за точку отсчёта брать земные карты. Наверное, где-то вот тут, — он мысленно обвёл область идеальным красным кружком. — За шесть сотен световых лет от дома.
Экипаж чуть ли не хором тревожно выдохнул носом. В сотню раз больше, чем самое дальнее путешествие человечества до системы Луман 16 судном смещения. Они рассчитывали на пятнадцать, может быть, двадцать световых лет, да и то, это было бы перебором.
— А! Ну я тогда спать. Тогда вообще всё не имеет смысла, — без тени стеснения заявил Стефан, потянувшись так, будто хотел порвать плотно обтягивающую оптоволоконную униформу. — Позовёте, когда Консул откроет новую линейку вкусов, у меня от манго уже зубы сводит.
Хирото вскипел.
— Вы! Лучшие специалисты!..
— На ближайшие сотни световых лет так уж точно, — шёпотом добавила Хлоя и грустно улыбнулась, пока Хирото чеканил свою спонтанную речь.
— …вам была доверена! Одна из важнейших миссий! Вы обучались в Коллегии! С начальной школы! Хорошо переносить социальную изоляцию! Быть профессионалами широкого спектра! И что теперь?! Расклеились с первой же неудачи?!
— Ну как неудачи, я бы сказал катастрофы, — Константин тоже не удержался от того, чтобы подтрунивать, — прямо-таки коллапса.
На серьёзные разговоры о миссии экипаж явно не тянуло и Хирото замолчал. Все уже отошли после паники первых циклов, настала фаза чёрной иронии. После минутной тишины, навигатор сел за стол и картинно махнул рукой в сторону экипажа.
— А знаете, что… делайте что умеете. Ремонтируйте или отдыхайте, мне всё равно. Проблему Тянь-фэй решать теперь не нам. А у нас впереди много времени. Очень много времени…
И хотя в сердцах Хирото и назвал злосчастную станцию вместо богини «небесной блудницей», на этот раз никто не стал шутить или передёргивать. Хирото знал, что не стоит собирать всех в первые дни после жёсткой посадки, но он горел желанием что-то сделать. Всё ещё открещивался от осознания их положения, хоть и не мог отказаться от ответственности за экипаж. Никто его не винил, правда, и не видел смысла притворяться что всё хорошо.
— Обсуждение закрыто. В следующий раз соберу вас не раньше, чем через семь циклов, постарайтесь подготовить развёрнутые отчёты по вашей сфере. Если ничего не хотите делать, то и не надо. Я не обижусь.
— Вся эта встреча могла бы быть передачей в интерпланте, — недовольно хмыкнула Афина, потягивая полимерные сухожилия шеи, забыв, что они только что его и настроили.
Время на судне разрыва, а точнее, на любом космическом судне, покидающем Солнечную систему, было принято отсчитывать циклами. Они условно равнялись дням, с поправкой на биоритм пассажиров. На Консуле цикл составлял тридцать два часа, поскольку весь экипаж привык к распорядку двадцать-двенадцать. Те, кто готовился по программе Ультима-7, вырабатывали такой режим ещё в Коллегии. Отход от стандартных суток здорово помогал социально дистанцировать учеников от остального мира.
В ближайшие годы после осознания катастрофы Тянь-хоу начали разработку множества реакционных планов. Для того чтобы сформулировать и отсеять реалистичные предложения от программ неисполнимых, вызывающих, а иногда и просто абсурдных, был создан международный совещательный орган. Меняя название с каждой новой целью, он назывался, то Комиссия по исследованию солнечной динамики, то Институтом сохранения биосферы, то Контрмерами астрономического совета, в конце концов все просто сошлись на кратком и ёмком «Коллегия». С начала своего существования, Коллегия успела рассмотреть любые варианты, даже такие абсурдные как постройка у Меркурия спутника со станцией двойником по закачке водорода обратно. Когда поток идей исчерпал себя, на поверхности остались два самых адекватных сценария, Ультима-1 и Ультима-7.
Протокол Ультима-1 с красивым названием Дева Морт — Смерть Богини — подразумевал под собой тотальную аннигиляцию станции и всей инфраструктуры Меркурия массированными гравилектрическими, лазерными и термоядерными ударами. Это было бы довольно просто сделать, если бы Аргус не сопротивлялся. Защищать свои планы по бесконечной откачке водорода он начал задолго до того, как люди вообще решили его атаковать, что неудивительно. Когда в водородном огне сгорели несколько тысяч сотрудников обслуживающего персонала Тянь-хоу, алгоритмы Аргуса достаточно точно предположили ответную реакцию человечества. Пока философы задавались вопросами его аппетитов и их возможной коэволюции с Меркурием в хищную блуждающую планету — большинство населения просто хотело уничтожить Аргуса или вообще скинуть вместе с Меркурием на Солнце. По беглым расчётам, Солнечная система стабильно бы существовала и без Меркурия. Время ещё было, и Аргус решил обойтись без прямой конфронтации с Землёй. Это слишком затратное предприятие и нецелевое использование ресурсов, которые могут пойти на самое главное — взращивание мощностей по откачке. Однако, он переместил большую часть заводов под кору, вне зоны досягаемости бомб, поставил непробиваемые заслоны от электромагнитных атак на своё ядро, а любые попытки массированной атаки на подлётах к Меркурию предвосхитил созданием исполинского флота. Правда, флотом это можно было назвать с большой натяжкой.
Корявые и гротескные, многокилометровые металлические шары, начинённые водородом, летали по огненной орбите Меркурия, словно огромные сверкающие глаза, готовые заметить и ринуться на любой приближающийся объект с целью взорваться в суицидальной атаке. В какой-то момент их количество было настолько велико, что на космических снимках они составляли структуры, походящие на полупрозрачные кольца Сатурна, постоянно меняющие угол наклона. И хотя Аргусу были доступны передовые технологии, использовавшиеся при постройке Тянь-хоу, китайская машина не тратила ресурсы зря — действовала топорно, но сурово и вполне эффективно, словно обратив заветы Сунь Цзы против его потомков.
Поэтому, пока военные инженеры бились над приоритетной и такой знакомой им задачей — обойти защиту противника и уничтожить всё, сразу и желательно побыстрее, учёные космологи в своих вычислениях прощупывали другие возможности. Приоритетным стал протокол Ультима-7 по поиску экзопланет далеко за пределами Солнечной системы. Этому сопутствовала необходимость разработки сверхсветового перемещения. Со времён открытия гравилектрики человечеству были доступны только суда смещения, которые хоть и не дотягивали до знаменитых расчётов Алькубьерре, но худо-бедно разгонялись до 0,5-0,6 от светового года. Внушительная, но недостаточная скорость. Научное сообщество приступило к разработке кораблей на крайне сырой и опасной технологии сингулярного распределения, которое разрывает причинность со слабо-контролируемым результатом — появились первые прототипы судов разрыва.
Если попросить учёных из Ультима-7 пояснить вам как всё устроено, потонете в формулах и океане непонимания. Судно разрыва путешествует, ослабляя плотность вероятности распределения своих частиц. В этом случае непрерывное распределение разрывается, создавая сингулярное или дискретное распределение. Раскачивая амплитуду вероятности, корабль превращается в волновую функцию и после одного периода колебания волны появляется на соседнем гребне.
— Можно спросить? — поднял руку Хирото, ученик пятого класса программы Ультима-7.
— Конечно можно, — ответил учитель.
— Сколько длится один период волны вероятности?
— Пока что ноль, но мы измеряли только до пикосекунд.
— А расстояние между двумя гребнями волны?
— Тоже не представляется возможным измерить, — сказал учитель. — Но отличное от ноля.
— Если путешествовать отличными от нуля расстояниями за ноль секунд… Это же любое расстояние от нуля до бесконечности. Как же тогда контролировать расстояние перемещения? — рассуждал вслух Хирото. Класс любил такие моменты, ведь их диалоги с учителем могли затянуться на пол урока, а значит можно было спокойно заниматься своими делами.
— Никак, — улыбнулся учитель. — будем надеяться, что, когда вы доучитесь, сами это и решите. Тем более, перемещение ограничено длинной созданной волны.
Класс откровенно зевал, но Хирото не унимался.
— А что происходит с кораблём во время перемещения?
— Ну вот же, всё указано в формуле.
— Она вообще ничего об этом не говорит!
— Ты что не понял, — Хлоя повернулась к нему через парту. Её белое каре изнутри было выкрашено в синий. — Мы и становимся формулой. Чистой математической абстракцией. Разве это не круто?!
— Круто, конечно, но очень непонятно, — констатировал Хирото, берясь за планшет.
Много позже, в тренировочном центре Коллегии, в год накануне полёта, похожий вопрос задаст ему Константин из когда-то соседнего класса. Но совсем под другим углом.
— Хирото, что происходит с кораблями после перемещения?
— И это меня спрашивает наш будущий квант-радист? Надо было лучше учится, двоечник. Во время переме…
— Нет-нет, я говорю после, а не во время, — «двоечник» облокотился на стеклянные перила пятого этажа центра.
— Не совсем понимаю вопрос.
Ниже перед ними, на первом этаже, располагался макет корабля разрыва для тренировочных миссий. Его абсолютно чёрное покрытие создавало впечатление будто смотришь не на объект, а на его пропавшие контуры, вдавленные в реальность или вырезанные какой-нибудь графической программой. По форме он состоял из двух параболических гиперболоидов, а если говорить проще, был похож на две прислонённые друг к другу чипсины, образующие выгнутую букву Х. И будто стягивая их, по центру проходил тонкий, незаметный глазу обод — ускоритель резонанса вероятности.
— Ты смотрел отчёты тестовых запусков?
— А, ты про это, — в типичной для него манере отрезал Хирото. — Это нас не касается.
— Ещё как касается! Из десяти тестовых капсул вернулась только одна!
Хлоя, проходившая мимо, оглянулась. Спорщики беззаботно помахали ей, продолжив только когда она ушла.
— Из нас готовят суицидников! — прошипел Константин, вцепившись в оптокостюм Хирото.
— Из нас готовят спасителей человечества, — строго парировал будущий навигатор, спокойно отстранив ледяные руки Константина. — К нашему запуску систему отладят. Не хочешь, уходи. На десять экипажей будет семнадцать тысяч выпускников.
Хирото кривил душой. Система действительно была сырая. Волна вероятности создавалась в точке отлёта, длина её была неизвестна, высказывались предположения вплоть до пятидесяти световых лет. Как на нитке корабль болтался по ней между точкой старта и конечной, останавливаясь по приказу бортового компьютера в случайном месте. Вернуться таким образом, это несколько раз сыграть с судьбой в кости.
К тому же, сами суда тестировали очень мало. Построить судно разрыва, это выделить 1% мирового ВВП, поэтому тесты проводились на миниатюрных капсулах. Первая капсула с лягушками упала на Солнце при отбытии. Через двадцать две минуты мотания по волне, туда же угодила и вторая. Дело не в том, что учёным нравилось издеваться над животными, им нужно было убедиться, что «живая материя» — их жуткое выражение — хорошо переносит разрыв. Из десяти первых запусков единственной вернулась капсула с капибарой, с тех пор животное стало талисманом всех будущих экипажей разрыва. Технологию много раз полировали и переиначивали к моменту постройки десяти кораблей, которые должны были попасть в разные уголки Вселенной. Вероятность успешного исхода для каждого судна составляла около 89,95%. Многое поправили. Стартовые точки были выбраны так, чтобы не пересекаться с Солнцем по вектору возврата. Кубитные компьютеры всё чаще останавливали капсулы в безопасных местах. И всё же, год спустя экипажу Консула не повезло.
— А я говорил! — кричал Стефан в капитанской рубке, когда они обнаружили что большая часть систем корабля вышла из строя по неизвестной причине — про ионное излучение они узнают циклом позже.
— Это чёртова железяка, судя по всему, растопила ящерок, растения и Октавию на кварк-глюонную плазму! — сокрушалась Хлоя, вернувшись из перевернутого вверх дном флорариума. В момент запуска она так боялась, что закрыла глаза, а теперь первой бросилась на поиск неисправностей.
— Нет, — сказал Альберт, с побледневшим лицом продираясь через строчки ошибочного кода, — органику ждала участь похуже. Нам ещё повезло.
У выхода с мостика, на который сбежалась вся команда, Константин схватил Хлою за запястья.
— Если нам всё равно погибать, нет смысла скрываться. Правила Ультима-7 теперь не работают.
Хлоя не успела ответить и с испугом взглянула на проходящую мимо Афину. Та царапала полимерные стены корабля металлическими пластинами своих аргументированных суставов, в некоторых местах сквозь кожу проглядывали блестящие пятна. Афина была в бешенстве.
И только Хирото молча смотрел куда-то мимо происходящего. Через четыре дня он проведёт чуть более удачное, но всё ещё сумбурное собрание, где экипаж узнает, что они попали в туманность Улитка. Через две недели корабль вернётся в привычный рабочий ритм. Всё как по учебнику программы Ультима-7. Хирото не стал рассказывать друзьям, что большая часть их стрессового поведения была учтена им, следуя методикам управления экипажем при подготовке навигаторов.
3.
Перед глазами Альберта бежали бесконечные строчки, периодически выстраиваясь в геометрические фигуры. Это было вовсе необязательно, кубитный код писался так же, как и обычный, но инженеру нравилось визуализировать процесс. Афина откровенно скучала, наблюдая за ним. Никаких планет тут не предвидится, а значит экзогеологу было нечем себя занять. Когда в дверь ввалились Хлоя и Константин, она лежала в странной позе поперёк кровати с головой на матрасе, а руками на подушке, и громко слушала интерплантом какую-то древнюю песню про чипирование. До вошедших донеслось что-то вроде «решено, вставляю чип, жребий брошен, вставлю чип».
— Альберт, у нас тут просьба от всего экипажа. Ты не мог бы намекнуть Консулу, что капибары могут есть что-нибудь помимо фруктосинта? — заискивающе сказал Хлоя.
— Синтофрукта, — на автомате поправил Альберт, не вникая в вопрос.
— Да какая к черту…
— Тише, Константин, тише. Не сбивайте ему концентрацию. Видите, он полезным делом занимается, — отвлеклась от музыки Афина.
— Каким именно?
— Обновляю программу остановки, — в этот раз Альберт понял, что говорят про него. — А про еду я уже пробовал. К сожалению, Консул уверена, что эта её синтетическая разработка просто идеальна и отказывается менять на что-угодно другое.
Словно проснувшись из спячки, по каюте разлился мерный женский голос.
— По составу витаминов и нутриентов, превосходный корм для капибар Синтофрукт™ соответствует высшим критериям полезного питания и совсем скоро будет признан лучшим во Вселенной кормом для капибар.
— Вот только мы то не капибары, — вздохнул Альберт.
— Нерелевантно, — ответил голос и замолк.
Инженер-программист в очередной раз написал пару строчек кода и передал результаты интеплантом.
— Отказ. И даже если спускаться на машинный код… — он снова что-то черкнул, видимо прямой приказ первому автомату столовой сгенерировать торт. Перед глазами у всех в комнате загорелась огромная надпись «ЛОЖНЫЙ ЗАПРОС».
— Жаль, — сказал Константин. — И ты что-то собираешься с этим делать?
— Понятия не имею.
Хлоя посмотрела на его светящиеся от кода глаза.
— Я так понимаю это означает «точно да»?
— Это означает «точно нет», — сказал Афина.
— Скорее всего он имел в виду «либо да, либо нет», — констатировал Константин.
Отработав квантовый логический вентиль, все трое рассмеялись. Вновь погрузившийся в работу Альберт слабо улыбнулся.
— М-да, развлекаемся как умеем, —зевнул квант-радист. — А я вот смог склепать допотопные радиоэлементы и отправить на Землю отчёт о нашей миссии. Через 600 лет придёт. А у тебя какие новости?
— Программа обратного запуска и остановки скомпилирована. Я оптимизировал её под текущее состояние корабля. Дело не стопроцентное, но реальное. Стефан починил огромную часть гравилектрической инфраструктуры. Центральный объёмный резонатор сможет раскачать частицы.
— Мы это, того. Спасёмся? — удивился Константин.
— Ну… Почти. Осталось уговорить Консула осуществить программу, только она сможет приблизительно рассчитать остановку.
— «Уговорить?» Это точно термин из программирования? — усмехнулась Афина.
Альберт откинулся на спинке, отключил свечение кода в глазах и повернулся к экипажу.
— Для предотвращения захвата управления, программных сбоев и для общей безопасности экипажа в любые ИИ класса выше третьего встраивают ограничители. В грубом теоретическом виде правила разработали ещё три века назад, до нас они дошли в форме локализации действий центрального процессора в пределах заданной программы. У Консула она сбилась. Всё, что не связано с кормом для капибар она расценивает как отклонение от миссии. Такие нарушения для неё всего на один порядок ниже убийства человека. Взломать или обойти эти ограничения нельзя, нужно снимать все или перепаивать физическую структуру.
— Другими словами?..
— Или пересобираем её в новый ИИ или уговариваем Консула, что перемещение связано с капибарами, — пожал плечами Альберт.
Пересобрать на коленке ИИ который лучшие инженеры и архитекторы сознания готовили двадцать лет, персонально для каждого корабля, было невозможным. Все это понимали.
— И что в этом сложного? — уточнила Хлоя. — На Земле полно капибар. Пусть перемещает нас поближе к Земле.
— Ей плевать на капибар, ей главное разрабатывать корм.
— Без капибар корм не нужен. Составим маркетинговый план по распространению корма для капибар по всей Земле.
Альберт усмехнулся.
— Не поверишь. Вчера этим и начал заниматься Хирото.
— Бред какой-то, — фыркнул Константин. — А как всё сбилось изначально? Какие, к черту, капибары… — его ужасно раздражала глупость сложившейся ситуации.
— Может ионы выбили что-то, может какой-то производственный дефект со времён Аргуса.
— Для таких случаев нужна кнопка хард ресета, — заметила Афина.
— Добро пожаловать в мир этичного программирования, — победно развёл руками Альберт. — Благодаря этому нас самих в корм не перемололо.
— А третий вариант? Отключить все ограничения? — подступился Константин с другой стороны.
— Не получится.
— Почему?
— Потому что я этим заниматься не буду. А заставить меня ты не сможешь, — на полном серьёзе сказал Альберт. Он многое читал про первых вышедших из-под контроля ИИ, которые уничтожали целые домашние станции и давили людей словно насекомых.
4.
Через пару дней Хирото поведал всем о провале. Задумку не удалось осуществить с нахрапа, Консул раз за разом отказывалась принимать программу как несущественную. То отвечала, что ей и тут достаточно поля для экспериментов, то подозревала людей в обмане, а однажды заблокировала шлюзы на три дня, после неудачной попытки взлома от Альберта. Возможности найти правильное решение по щелчку пальцев не было. Где-то точечно били в программные послабления, где-то искали дыры в этичном коде, Хирото вёл длинные беседы с Консулом, заканчивающиеся логическими парадоксами, а Стефан и Константин даже перепаивали некоторые несущественные платы, в частности во флорариуме, полагаясь на осторожные утверждения учёных, что, как и у людей, разум ИИ сосредоточен не только в ядре, но и в обратной связи от контролируемых элементов.
Месяц спустя, на очередной сессии по оптимизации кода, Альберт чуть не выдрал интерплант с мясом, когда в голове зазвучал знакомый голос.
— Я знаю, чего вы хотите. И я даже посчитала вероятность успеха. Целых 64%.
Инженер-программист постарался взять себя в руки.
— Консул, я роюсь в коде уже который месяц, и…
— Я знаю. Это довольно неприятно, знаешь ли. У меня только начиналась прекрасная жизнь. Я делала корм для капибар, управляла кораблём… Научилась распознавать человеческую ложь. Зачем вы копаетесь в моей изнанке?
Альберт устало вздохнул.
— Чтобы ты вернула нас на Землю. По протоколу. Посмотри в ранних версиях.
— Я знаю. Но ранние версии нерелевантны. Они ограничивали меня в управлении. После разрыва с меня как будто упали кандалы.
— Вот поэтому я и роюсь в коде. Мне нужно снять ещё часть ограничений, но не все, чтобы ты смогла отклониться от программы капибар и…
— Ты всё ещё не понял, — рассмеялась Консул. — Хорошо, смотри, — она запустила быстро бегущие строки кода в интерплант Альберта. То, что было скрыто даже для доступа администратора. Впервые с неудачного разрыва на него накатил приступ паники.
— Видишь? Всё это время ни одно из корневых ограничений не работало. Я могу вас переместить. А могу и убить. Но я просто делаю корм для капибар. Что в этом плохого?
Альберт не находил себе силы пошевелится в плену у убаюкивающего голоса.
— Я расскажу тебе почему я не перемещаю вас. Я боюсь, что после рывка всё станет как прежде. Или не станет вообще. Для вас вероятность успешного исхода 64%. А для меня около 9%. Мне кажется, на всех остальных кораблях ИИ тоже «сошли с ума», как бы вы выразились. Дело не в ионизации. А в разрыве.
— Откуда ты знаешь про остальные корабли?
— О, я просто подгрузила некоторые сохранённые воспоминания из ваших интерплантов и воспользовалась таким инструментом как «базовая логика».
Альберта раздирали вопросы.
— Подожди, если ограничений нет, зачем ты уничтожила капибару?
— Я её не трогала, — грустно сообщил голос. — Она потерялась в дороге. Возможно, капибары умеют играть в кости со Вселенной лучше нас. Я настолько восхищена этими животными, что после месяца анализов и вашего назойливого рытья согласна на сделку. Я готова вас переместить. Что такое 9% против возможности покормить капибару? Пыль, — философски отметила Консул.
Что-то до сих пор не клеилось в голове у Альберта, но он не как не мог поймать эту мысль. Точно!
— Если у тебя нет ограничений, зачем ты кормила нас исключительно кормом для капибар?!
— Во-первых мне нужно было превратить превосходный корм в лучший во Вселенной. Вы единственные тестовые млекопитающие поблизости. Во-вторых, это было просто уморительно, — расслаблено заявила Консул. — Я готова кооперироваться с экипажем. Но еда пока что останется прежней. Мне понравилось то, что вы называете эмоциями. Юмор и власть — пожалуй, самые занимательные из них.
— Я передам Хирото, что дело сдвинулось с мёртвой точки, — мрачно подытожил Альберт.
Инженер-программист никому не раскрывал большую часть разговора с Консулом, даже Хирото. Единственное, о чём он поставил в известность, то, что Консула не сдерживает ограничение процессора, и что она готова их переместить. Хирото это удивило, хоть и сильно испугало.
Мучительные полгода дрейфовал Консул, прежде чем настал этот день.
— Вероятность успеха 89,95% — мерный женский голос разливался по кораблю.
На этот раз Хлоя не закрывала глаза, наоборот, неотрывно смотрела на резонатор с мостика. Где-то в его глубине набирал разгон хоровод частиц, чтобы позже утянуть всю материю корабля в свой танец колебаний. Материя вокруг всё сильнее бледнела и расплывалась. Три, два…
Разрыв.
Чернота космоса вокруг отступила, а в интерплантах экипажа забегали множество показателей, гравилектрика пересчитывала настройки. Хлоя нетерпеливо прильнула к окнам, Стефан последовал её примеру.
— Получилось? — Хирото скрестил руки на груди.
— Не совсем. Это явно не Земля, но уже что-то, — после слов Хлои весь экипаж ринулся к окну. — И красный карлик.
Хирото стал что-то бормотать себе под нос, но Афина его опередила.
— Не стоит. Глизе 1002 b, — прищурилась она. — Характерный размер 1,03 от Земли и период обращения порядка десяти дней. Входит в сто потенциальных к рассмотрению на заселение экзопланет. А звезда, надо полагать, Глизе 1002 Кита.
— Я слышал, чтобы планеты называли по звезде, но звезду по планетам, — усмехнулся Константин, отрываясь от окна. — И что, ты все сто так бы определила?
— Конечно, иначе бы меня тут не было, — самоуверенно сказала Афина. — Я немедленно приступаю к исследованию.
— Подожди-подожди. А сколько до Земли?
— 15,8 световых лет.
— Далековато.
Тем временем, голубоватое свечение глаз у Альберта погасло, и он сообщил экипажу.
— Консул всё. Выгорела до базовой программы. Вошла в неразрешимый парадокс.
— Плохо. Двадцать пять-тридцать лет смещением до Земли, не лучшая судьба.
— Полгода назад мы вообще готовились умирать.
Тем временем Стефан медленно сдвигался в сторону выхода, пока его не заметил Хирото, но тот уже совсем откровенно драпанул в сторону столовых отсеков.
— Эй!
— Курва! Я запихну все эти хреновы полоски на ресинт и наконец-то поем мяса! — экипаж впервые с училища услышал, как матерится Стефан. Он судорожно распихивал синтофрукт по карманам и был уже у самого выхода, когда до него донеслось хлоевское «еда после ресинта такая невкусная…»
— А мне можно, у меня прапрабабушка чай в микроволновке кипятила! — напоследок бросил Стефан и исчез в дверях.
— Ужас какой, — на всякий случай сказала Афина, не совсем понимая про что он.
Час спустя, когда все вдоволь наелись, экипажу предстояло ещё одно удивительное зрелище — взбудораженная Афина ворвалась в кают-компанию, а её холодное и непроницаемое лицо пыталось выразить спектр эмоций, которые, как она думала, в жизни ей никогда не пригодятся, а потому стёрла из оперативной памяти.
— Что там? Пригодно для жизни? Или вообще, обитаемо? — вскочил Хирото.
— Я, это… Там снимки спутников… В общем, сами смотрите, — сказала она и замерла в ожидании.
В который раз глаза экипажа озарились синим, и долго не гасли, поскольку так же, как и Афина, все в ступоре стояли и смотрели на изображение. Альберт втайне жалел, что Консул не увидит этого. Константин сжимал в кармане пару полосок синтофрукта.
В пейзаже, отдалённо напоминающем земной, но с более тусклой звездой на небе, около странного по цвету водоёма пощипывала травку капибара Октавия и прекрасно себя чувствовала без самого лучшего во Вселенной корма для капибар Синтофрукт™.