Трое на сундук хаоса
На дне Мирового океана, там, где кораллы сплетаются в мёртвые города, а плоские рыбы шепчутся о кораблях, поглощенных пучиной, лежал Тот Самый Ящик. Деревянный, скованный ржавыми стальными обручами, с замком размером с человечью голову — он хранил не пиратское золото, а нечто куда страшнее: существ, которых люди изгнали в глубины, чтобы забыть. Шли века. Ящик обрастал илом, ракушками и лживыми легендами — мол, внутри спит сам Кракен, или сокровища Атлантиды… Пока однажды не явились они: аквалангисты. Те, что искали сокровища, но нашли конец. Не просто было им вытащить такое огромное «сокровище», которое сам Бог велел спрятать и никогда не трогать. Но люди решили иначе, не понимали они, что творили. Когда ящик оторвался от дна, все часы на борту застыли на 3:15. Мурены, обычно любопытные до безумия, в панике прятались в щелях. А вода... вода внезапно стала вязкой, как будто океан не хотел отпускать свою добычу. Приложив максимум усилий, трое смельчаков-искателей приключений таки вытащили ящик на поверхность. Двое парней и одна отчаянная девушка, у которой были свои претензии к океану, ну, об этом позже. Они дружили вот уже 5 лет, познакомившись при найме на работу, а потом приобрели свой корабль. Ну, точнее ржавую посудину под названием «Славная Мэри». Чем она славилась, не знал никто.
Том, Фрэнк и Наташа—дружная команда, объединенная одной целью поиска приключений и обогащения. Том — бывалый водолаз с татуировкой русалки на плече, она меняла выражение лица в зависимости от настроения. Фрэнк — болтливый механик с вечной сигаретой в зубах и трехдневной щетиной. Наташа — хрупкая на вид блондинка с россыпью веснушек на лице, но с волей стали, дочь пропавшего океанографа. «Чёртова глубина!» — в унисон сказали Том и Фрэнк. Вздохнув с облегчением, троица, расплывшись в улыбке и предвкушая распаковку «подарочка», схватилась за ломы. Раз-два-взяли, но не тут-то было, «ларчик не открывался просто». Наташа начала нервничать, уж очень ей хотелось жемчужину для украшения для себя, любимой.
— Ребята, ну, что вы в самом деле? Вы все силы на дне растеряли? Неужели вам нужна девчонка для этой работы?! —раззадоривала парней Наташа.
— Эй, красотка, а не хочешь ли ты посмотреть этот замшелый замок. Там что-то написано. А то, пока откроем его и ты плесенью покроешься. —ответил Фрэнк.
— Наташа, твой выход, жемчужинка сама себя не откапает среди древнего хлама, —подколол девушку Том.
Наташа замерла, ее пальцы судорожно сжали лом. Губы сами собой шептали латинские слова, будто кто-то диктовал их из глубины памяти:
— Si quis aperuerit, maledictus in aeternum...
— Чего бормочешь? — Фрэнк нервно засмеялся, но сигарета в его зубах вдруг рассыпалась в пепел.
Кожа Наташи приобрела мертвенно-синий оттенок, словно ее лицо на секунду стало водой. В глазах отражались не двое друзей, а что-то иное — темное, шевелящееся в глубине ящика.
Том отпрянул: русалка на его плече вдруг закрыла глаза руками.
«Если кто откроет, проклят вовеки» —заикаясь и почти теряя сознание, прохрипела девушка со стальным характером. У всех есть слабые места, свое было и у Наташи: 15 лет назад во время экспедиции по изучению морского дна затонул батискаф с её отцом-океанографом. В тот роковой день он обещал дочке добыть розовую жемчужину, и эта мысль глубоко укоренилась в её голове. Океан стал для Наташи и притяжением, и проклятьем одновременно.
Моряки были суеверны, но наши друзья над этим посмеивались, считая глупым пережитком прошлого. Но тихий ужас медленно подкрался и к крепким мужчинам. Холодный пот невольно стекал по спине. Но жажда наживы была сильнее страха.
Сигаретный пепел распластался по палубе «Славной Мэри» и явил собой ту же фразу, что была на замке. Этого никто не ожидал, даже болтливый Фрэнк не нашел, что сказать.
— Будь я трижды проклят! — Том решил взять лом и завершить начатое вопреки происходящей мистике и тому, что надвигался шторм, хотя еще 5 минут назад был полный штиль. Если бы он всерьез отнёсся к своим словам, но увы.
Его русалка на плече должна была служить своеобразным оберегом, наколотым по настоянию друга-бывалого моряка.
Сердца троих забились в ритме азбуки Морзе: тире-точка-тире…В воздухе запахло слизью и гнилью, как будто разложилась медуза вперемешку с тухлой рыбой.
Ящик из морских глубин с диким, как будто человеческим, предсмертным стоном вопреки всему открылся. На палубу хлынула мерзкая, черная жижа в огромном количестве, она залила ноги Наташи и Фрэнка, Том хитрым образом отскочил и остался чистым. Она наносила сильные ожоги, отрезвляющие и возвращающие в реальность. Осознание произошедшего было горьким и тревожным. Наташу одолела истерика: «Море нас не отпустит!!! Неет!»
— Оно не прощает ошибок, — грустно отозвался Том, свисая с мачты. Его силуэт колыхался на фоне туч, как тело повешенного пирата.
Внутри себя он начал молиться, хотя считал себя атеистом.
Фрэнк же поскользнулся на гадкой жиже, и его отнесло на корму посудины. Он громко застонал от боли и шока.
Из сундука донеслось громкое чавканье, хлюпанье, как будто гигантский осьминог выбирался наружу со всеми своими ногами и тремя сердцами. Тучи сгущались, поднялся жуткий ветер, все нагнетало, как кульминация в опере.
И нашей команде явилось первое чудище, много веков томившееся на дне морском: полурыба-полуженщина, на двух ногах, с чешуей, с посохом в руках. Её тело менялось с каждым шагом: кожа то покрывалась ракушками, как древний корабль, то становилась прозрачной, как медуза. Вместо глаз — жемчужины, но, когда она «смотрела» на Наташу, в них отражался её отец, задыхающийся в темноте. Посох был сделан из костей моряков, а на набалдашнике — тот самый замок с ящика, теперь раскалённый докрасна.
Жуткое зрелище, особенно когда рассчитываешь на сокровища. Рассекала оно по палубе, шипело, пресмыкалось, пугало, по сути—это существо сводило людей с ума. Звалось чудище Пруденс—в переводе с английского: «благоразумие». Согласно морской легенде, Пруденс когда-то была духом-хранителем, который предупреждал моряков не выходить в море в шторм и не брать древние сокровища. Но люди упорно игнорировали предупреждения, и Пруденс однажды озлобилась: начала вредить, сводить с ума, заманивать в ловушки. И именно её жертвой пал отец Наташи, Поль.Пруденс не просто шипела — она говорила голосом Наташиного отца, но только тогда, когда смотрела на девушку:
— «Ты хотела жемчужину, дочка? Держи…» — и из её рта сыпался чёрный песок, слипающийся в бусины с трещинами, как разбитые зрачки.
Фрэнк, уже сходя с ума, закричал:
— Да замолчи ты, тварь!
Но Пруденс повернулась к нему — и заговорила его собственным голосом, словно вытянула слова из будущего:
— «Помнишь, как говорил: “Лучше утонуть, чем вернуться с пустыми руками”? Ты прав…»
Татуировка Тома под влиянием Пруденс дико зачесалась, у него возникло желание просто содрать с себя кожу. Всем своим существом она гипнотизировала его. Русалка покрылась чешуей, а потом и все тело Тома. Он просто выл от ужаса. Как же пагубно было влияние морского чудовища.
Фрэнк подобрался к чудовищу сзади и прищемил его хвост крышкой сундука. Существо взвыло, но не от боли — от ярости. Отрубленная часть превратилась в розовую жемчужину, ту самую, что обещал отец. Наташа потянулась к ней…
Наташа, так вожделевшая эту жемчужину, уже потянулась, Фрэнк резко одернул её.
— Эй, Наташа, приди в себя! Нам надо спасаться! —истошно закричал Фрэнк.
Пальцы Наташи покрылись чешуей, когда она тянулась к жемчужине. «Она моя!» — хрипела она уже не своим голосом. Фрэнк, хватая ее за руку, почувствовал, как его ладонь прилипает к ее коже — будто трогал медузу."
Паруса «Славной Мэри» вдруг надулись черным дымом. Доски палубы застонали, обнажая ребра из человеческих костей — наконец-то корабль показал, чем он «славился».
Ящик затрясся с новой силой, и из черной жижи выползло нечто.
Это был Десепшн — морской дьявол, чье имя означало «Обман».
Огромная голова с тремя рядами зубов, каждый — острее ножа. Тело — на тонких, хрупких на вид ножках, но они впивались в палубу, как якорные крючья. Вместо рук — щупальца, покрытые присосками, каждая из которых шептала обманутые надежды. А на голове… шляпа из кораллов, утыканная шипами, будто корона лживого коряги.
Он не шипел, как Пруденс. Он смеялся.
— «Какие вы славные…» — его голос звучал, как скрип несмазанных шарниров. — «Особенно ты, Наташа. Твой отец так ждет тебя… вон там».
Щупальце указало за борт — в черную воду, где на мгновение мелькнуло лицо ее отца.
Фрэнк, все еще держащий Наташу за руку, почувствовал неладное.
— Не слушай его! Это…
Но голос Десепшна уже просочился в головы:
— «Том… Ты же не бросишь их? Ты же герой?»
Том, чья кожа уже наполовину покрылась чешуей, замер. Русалка на его плече заплакала кровавыми слезами.
А Пруденс тем временем подняла посох. Замок на набалдашнике раскрылся, как пасть.
— «Добро пожаловать на "Славную Мэри"…» — прошептали оба чудовища в унисон.
Адским хохотом разразился морской дьявол, он был поистине мерзок: заражал всех своим цинизмом. «Славная Мэри» вторила ему душещипательным скрипом кормы.
Щупальце Десепшна обвило лодыжку Фрэнка. «Смотри!» — зашипело существо. И Фрэнк УВИДЕЛ: палуба под ногами стала золотой. Настоящей. Той, о которой он мечтал. Его пальцы впились в слиток... который оказался костью из обнажившегося каркаса «Славной Мэри».
Где-то в тумане зазвенел колокол. Старый, как само море. Пруденс насторожилась. «Они идут», — прошептала она. Ящик на палубе снова приоткрылся — ровно настолько, чтобы из щели показался третий глаз...
Это был один из многих глаз Дискордии—существа, несущего раздор и сеющего семена зла. Третий глаз в щели ящика пульсировал, как отдельное существо. Его зрачок был вертикальным, как у акулы, а вместо века — сотни микроскопических щупалец, ощупывающих воздух. Когда он сфокусировался на Наташе, в его глубине вспыхнули силуэты — все предыдущие жертвы ящика, навеки запертые в его зрачке.
Колокол в тумане звенел все громче, но звук шел не снаружи — он пульсировал в их височных артериях, с каждым ударом все болезненнее. Том, чья кожа теперь почти полностью покрылась чешуей, первым осознал ужасную правду: это не колокол. Это билось сердце Дискордии, синхронизируясь с их собственными.
Жемчужина в руках Наташи потемнела, став черной как смоль. В ее искаженном отражении теперь виднелись четыре фигуры— четвертая, скелетообразная, обнимала Наташу костяными пальцами.
Папа? —прошептала Наташа, и в этот момент призрак отца резко дернул ее за плечи.
Фрэнк бросился к ней, но палуба под ногами внезапно превратилась в зыбучие золотые монеты. Он провалился по пояс, с ужасом понимая, что это не иллюзия—плоть его ног буквально превращалась в драгоценный металл.
"Славная Мэри" содрогалась в предсмертных конвульсиях. Доски палубы разошлись, обнажая истинную природу корабля—гигантский ребристый скелет, сросшийся с деревянным корпусом. Из щелей между костей сочилась черная жижа, образуя слова: "Добро пожаловать домой".
Пруденс подняла свой костяной посох, и замок на нем раскрылся, как пасть. Из глубины ящика выползли новые щупальца Дискордии, каждое с горящим глазом на конце. Они обвили мачты, превращая корабль в гигантскую ловушку.
Том, почти полностью потерявший человеческий облик, сделал последнюю отчаянную попытку. Его чешуйчатые руки схватили лом и со всей силы ударили по ящику.
Раздался звук, похожий на смех утопленника. Ящик распахнулся полностью, и команда увидела истинное содержимое —не монстров, а... себя. Свои собственные силуэты, бесконечно падающие в черную бездну.
В последний момент Наташа вырвалась и схватила жемчужину.
Я нашла тебя, папа! —закричала она.
Море вокруг "Славной Мэри" внезапно застыло. Затем гигантская волна накрыла корабль, но вместо воды это были тысячи скелетных рук. Когда они отступили, палуба была пуста—ни людей, ни чудовищ, ни ящика.
Когда туман рассеялся, на палубе не осталось ни ящика, ни тел. Только чёрная жемчужина — та самая, что так жаждала Наташа — качалась в луже морской воды. Если приглядеться, внутри неё что-то шевелилось.
А вдалеке, сквозь вой ветра, слышался скрип снастей — будто другой корабль, невидимый, медленно подплывал к «Славной Мэри».
И колокол звонил.
То ли в тумане.
То ли в голове.