– Да потому, что вы мне на живот наступили!
– Дед… Я ж не специально. Я просто слезал с
полки и…
– Вот именно, что специально. И я вам не
дед, – возмущался Александр Григорьевич.
Это был невысокий, худой мужчина в очках.
Его голову покрывал редкий седой волос. Лицо было усеяно морщинками. Александру
Григорьевичу было всего пятьдесят, но все давали ему больше.
– Да зачем мне на тебя наступать? –
защищался высокий крупный мужчина в тельняшке, на две головы выше своего
собеседника. Они стояли в проходе движущегося плацкартного вагона и таращились
друг на друга: Александр Григорьевич – с ненавистью, мужчина – с плохо
скрываемой насмешкой. Скандалящих пыталась разнять низенькая полноватая
проводница. Точнее, не разнять, а не дать Александру Григорьевичу наброситься
на обидчика. Не сказать, что она беспокоилась за мужчину в тельняшке, она
переживала за то, что он сделает с Александром Григорьевичем в ответ. Хотя,
признаться, и сама втайне мечтала разделаться с этим старикашкой, который, по
его же словам, никаким старикашкой не был. И даже видела сегодня ночью об этом
сон.
– Затем, что вчера я попросил вас убавить
звук на телефоне и…
– Да-да. И одеть наушники, – закатывая глаза, дополнил верзила.
– Надеть, – поправил его Александр Григорьевич. – А еще я пожаловался на вас проводнице за то, что вы распивали спиртные
напитки. И выбросил в помойку остатки вашей вонючей рыбы.
– Так это ты сделал? Я ж ее не доел еще.
– Да! И сделаю так еще раз!.. В случае чего!
– угрожающе поднял Александр Григорьевич длинный, худой указательный палец. – И
остальные пассажиры мне только спасибо за это скажут.
Скандалист обвел глазами людей, которым не
посчастливилось быть его попутчиками. Никто из них не выказывал особого
интереса к происходящему. Даже наоборот – все отводили глаза, не желая
принимать хоть какое-то участие в происходящем. Два дня назад, когда Александр
Григорьевич закатил первый скандал – раздражительно пнул валяющиеся в проходе
тапочки, чем сильно рассердил их владельца – многие с интересом следили за
начавшейся склокой. Но затем этот неспокойный пассажир принялся устраивать
ссоры чуть ли не каждый час: с женщиной, которая громко говорила по телефону; с
бабушкой, чей четырехлетний внук постоянно бегал по вагону; с парнем и
девушкой, которые слишком откровенно проявляли свои чувства; с мужчиной,
который пролил бульон из упаковки супа быстрого приготовления в опасной
близости от Александра Григорьевича. И скоро эта нескончаемая череда разборок
всем надоела, как надоедает смотреть блокбастер, в котором слишком много
погонь, драк и перестрелок.
– Вы не понимаете, с кем связались! –
продолжал голосить скандалист. Периодически у него изо рта вылетали
микроскопические капельки слюны, большинство из которых не долетало до
оппонента, а оседали на форме проводницы. – Я знаменитый ученый. Уважаемый
человек.
– И что же ты изобрел, ученый? – насмешливо
фыркнул здоровяк. Не было никаких сомнений, что десять минут назад он
действительно специально наступил на живот своего соседа снизу.
Александр Григорьевич уже было открыл рот,
чтобы ответить хаму в тельняшке, но тут же осекся и замолчал.
– Я не имею права об этом распространяться,
– буркнул он.
– Ясно дело. По-любому что-то очень важное и
секретное, – покачал головой мужчина. Со стороны донеслись несколько смешков.
Ученый, как он сам себя назвал, сжал зубы,
понял, что уже сболтнул лишнего и значительно сбавил интенсивность нападок. Но
все же вынудил мужчину принести вялые извинения – похоже, тому и самому все это
уже наскучило. Александр Григорьевич вернулся на свою полку абсолютно
недовольный исходом – изначально он требовал, чтобы мужчину в тельняшке
переселили в другой конец поезда. Но так как хам отправился в вагон-ресторан и
пообещал не появляться здесь до того момента, когда Александр Григорьевич
сойдет с поезда – а случиться это долгожданное для всех событие должно было уже
через какие-то три часа, – ученый все же принял судьбу и постарался
успокоиться.
Он ехал в Новосибирск. И действительно был
знаменитым деятелем
науки. В своих узких кругах. Но, так как он трудился
в государственном институте над секретным проектом, эти круги были ну уж очень
узкими. И распространяться о своей работе ему было не положено. Хотя и очень
хотелось. Он с радостью бы выложил всем этим хамам и безграмотным недоумкам о
том прорывном открытии, которое совершил год назад. Открытии, которое, без
преувеличения, можно было назвать одним из важнейших в истории человечества. И
Александр Григорьевич его так и называл, часто, громко, без стеснений, не
всегда в тему разговора, чем вызывал неодобрительные взгляды коллег. Совершенно
не факт, что кто-то из присутствующих – Александр Григорьевич обвел своих
попутчиков глазами – понял бы хоть что-нибудь из его объяснений, но, по крайней
мере, ученый бы выговорился.
Мимо прошел один из пассажиров и почесал
задницу. Громко, с хрустом. Прямо рядом с лицом ученого.
Александр Григорьевич сдвинул брови так,
что, казалось, мог сломать ими переносицу, и, неодобрительно вздохнув,
отодвинулся подальше от прохода поближе к столу. Чем он заслужил это? Почему
его определили в плацкартный вагон? Неужели не было ни одного билета в купе? На
верхнее место. Он бы завалился на свою полку с книгой и не слезал бы оттуда всю
дорогу. Разве что сходить в туалет. Ни он бы никого не беспокоил, ни его. А
самолет? Неужто у такого крупного и важного института, как их, не нашлось
лишней пары тысяч рублей на билет? Он бы с радостью вложил свои деньги, но так
делать не положено – любая командировка должна оплачиваться из бюджета, таков
устав и правила. А правила он чтил свято.
Александр Григорьевич не раз задавал себе
все эти вопросы. И не только себе. Узнав о поездке в поезде, он тут же
накинулся с претензиями на кураторов исследования. Ему объясняли, что все деньги ушли на
организацию эксперимента, что они и так выбились из сметы… Но делали они это с
каким-то хитрым прищуром. Александр Григорьевич знал – его в институте не
любили (и это чувство было взаимным). И всегда пользовались любой возможностью
хоть как-то ему насолить. Но разве из-за этого должен страдать эксперимент?
Ведь, чем раньше он приедет на полигон, тем лучше будет для общего дела.
Неужели они этого не понимают?
Вопрос был риторическим. Ученый был уверен,
что «они этого не понимают». Его вообще всегда и везде окружали одни идиоты.
Почему сейчас должно быть по-другому?
Когда поезд наконец-то въехал в Новосибирск
и за окном начали мелькать первые окраинные постройки, Александр Григорьевич,
кряхтя, вытащил из-под полки свой тяжелый дорожный чемодан и поспешил быть в
тамбуре первым, пихнув по пути локтем какую-то тетку с двумя огромными баулами
– так он желал наконец-то покинуть эту консервную банку, набитую низшими
представителями рода человеческого.
Но, очутившись на платформе, он понял, что
торопился зря – водитель, который должен был его забрать с вокзала, перепутал
время и теперь задерживался на час. И этим людям он доверил свое открытие.
Александр Григорьевич, конечно же, немного
кривил душой. Открытие он совершил не в одиночку. Ему помогала целая команда
коллег. А наибольшую лепту, по масштабу сопоставимую с заслугами самого
Александра Григорьевича, внес профессор Карпинский – талантливый ученый,
которому было всего 35 лет. Всего 35 лет! Сам Александр Григорьевич в этом
возрасте был только доктором наук. Ученый, конечно же, завидовал своему
молодому коллеге. Но, при этом, признавал его талант. Карпинский был
единственным человеком во всем институте, с которым Александру Григорьевичу
было о чем поговорить, и что обсудить. Хоть его и раздражало поведение этого
юнца – Павел Антонович слишком часто улыбался, слишком много времени тратил на
общение, в том числе с представительницами противоположного пола, слишком
охотно шутил и вообще был не самым серьезным человеком. Александру Григорьевичу
он напоминал Моцарта – человека, на которого
гениальность упала с неба. Эх, почему он не стоял в том месте, куда эта самая
гениальность так неосторожно свалилась? Сам Александр Григорьевич всего добился
исключительно упорством.
Но не стоит думать, что Александр
Григорьевич всегда только брюзжал, хмурился и выказывал недовольство. Когда год
назад их с Карпинским расчеты подтвердили, что создание портала в параллельную
вселенную возможно – причем, из доступных здесь и сейчас материалов, с
использованием приемлемого количества энергии – он был вне себя от радости.
Александр Григорьевич в тот момент даже позволил себе улыбнуться. Помнится, у
ученого сразу же заболело лицо – наверное, атрофировались мышцы, отвечающие за
улыбку –, а Карпинский насторожился и даже, кажется, немного испугался: не
инсульт ли у коллеги? Но факт остается фактом: на позитивные эмоции он тоже был
способен.
С того момента работа пошла быстро. Недалеко
от Новосибирска выделили место под полигон для эксперимента. Очень скоро там
было возведено все необходимое: жилые корпуса, административные блоки,
проведены коммуникации и, самое главное, была построена лаборатория с
оборудованием для создания портала.
Первый запуск прошел месяц назад. И, конечно
же, ничего не сработало – инженеры что-то напутали и соединили не те провода.
Александр Григорьевич больше удивился бы, если бы первый запуск оказался
успешным. Но нет, человеческий фактор такого бы не допустил. Только через
несколько дней (а на то, чтобы перепаять пару проводков, у них ушло несколько
дней) оборудование заработало как надо, и портал все же был создан.
Стоит сказать, что страшное, надоедливое
чудовище, у которого на лбу было написано «человеческий фактор», было давним
соперником Александра Григорьевича. Оно на протяжении всей карьеры вставляло
ему палки в колеса, действуя руками лаборантов, которые случайно стирали важные
данные с компьютера или доски, руками начальства, которое сокращало
финансирование важных исследований и выделяло средства на бесполезные, руками
коллег, которые допускали детские ошибки в чрезвычайно важных расчетах и еще
многих-многих других. Александр Григорьевич уже начинал думать, что в борьбе с
этим зверем ему не победить… Но вот он придумал портал.
Да, на это открытие он возлагал очень
большие надежды. Он был уверен – в том бесконечном множестве вселенных есть
миры, где живут люди, не совершающие каждый день глупых и чудовищных промахов.
Люди, которые используют свои мозги на сто процентов и не тратят времени на
глупости. Люди, для которых слово «ответственность» что-то значит. Люди, в
компании которых он, наконец-то, почувствует себя своим, дома. Александр
Григорьевич мечтал переселиться в один из этих миров насовсем.
Первая группа отправилась через портал три
недели назад. Она состояла из двух военных, одного лингвиста на случай, если
люди по ту сторону будут говорить на отличном от привычных нам языке, и одного
ученого-физика. Александр Григорьевич сразу подал заявку на включение его в
группу. Но ему отказали. Официальная версия – он слишком ценный сотрудник и
нужен в институте. А Карпинский, значит, не ценный? Ведь его утвердили в группу
сразу. Но у Павла Антоновича, конечно же, была пара преимуществ, по сравнению с
коллегой – он был общительным молодым человеком. Общительность должна была ему
помочь в коммуникациях с партнерами по группе. А молодость была прекрасным
подспорьем при нагрузках. Так что, выбор в пользу этого юнца был логичен. А
логику Александр Григорьевич уважал. И поэтому даже почти не протестовал.
Нет, он не отказался от своей мечты. Он
отложил ее реализацию. До подходящего момента.
Группа за месяц совершила двадцать вылазок в
параллельные вселенные. Каждый раз – в новую. Но никаких данных от них в
институте получено еще не было. Ни циферки, ни строчки отчета. Специалисты на
полигоне объясняли эту «информационную жадность» тем, что данные пока еще
копятся. Но это объяснение было, по меньшей мере, странным.
Еще одна странность заключалась в недавнем
происшествии с Карпинским – в конце месяца молодой профессор внезапно выбыл из
эксперимента. Объяснялось это пищевым отравлением. Но что-то здесь не вязалось.
Каждую порцию еды для группы специалисты проверяли по нескольку раз. И чем
только ее не обрабатывали. Каков шанс, что Карпинскому досталось что-то
несвежее? Может, какая-то инфекция? Но члены группы жили в герметичном блоке, и
перед первой вылазкой выдержали двухнедельный карантин, так что вероятность
что-то подцепить у них была практически нулевая. Может у Павла Антоновича была
какая-то хроническая предрасположенность? Какой-нибудь гастрит, который
обострился от избытка впечатлений? Возможно. Александр Григорьевич не был с ним
настолько хорошо знаком, чтобы обсуждать болячки.
В любом случае, случившееся сыграло ему на
руку. Карпинский сам посоветовал включить в группу для следующей вылазки
Александра Григорьевича. Как великодушно с его стороны – возможно, именно из-за
этого его все так любят. Великодушно и абсолютно глупо. Парень лично отдал ему
лавровый венец победителя. А уж он-то его из рук не выпустит.
Александр Григорьевич краем глаза заметил
движение и вышел из раздумий: наконец-то появился водитель – молодой человек
лет двадцати пяти. С большими наивными глазами посредственности. Парень
назвался Максимом и протянул руку. Ученый не представился в ответ и
проигнорировал дружелюбный жест. Да и всю остальную дорогу – сначала до машины,
а потом в машине до полигона – он не проронил ни слова. Хотя Максим несколько
раз и пытался завести беседу. Безрезультатно. Александр Григорьевич только
морщился и недовольно кряхтел, клонясь в сторону на резких поворотах и
подпрыгивая на колдобинах. И лишь изредка с заднего сиденья косился на парня.
Удивительно, как этот человек за рулем был похож на его сына. Такой же румянец,
такая же широкая улыбка.
С сыном ученый тоже уже давно не
разговаривал. С того момента, как узнал, что вместо Физтеха тот решил поступать
на журналистику в какую-то гуманитарную халупу. На журналистику! С его-то
талантом к математике. С его генами. Абсолютно глупое и идиотское решение.
Правильно все-таки говорят про детей гениев, на которых отдыхает природа. Сам
себя Александр Григорьевич мог назвать гением лишь с натяжкой. Скорее очень
способным и чрезвычайно работоспособным профессионалом. Но, несмотря на это,
природа его потомство тоже не пощадила.
Спустя час пути они наконец-то пересекли КПП
и въехали на территорию полигона. У Александра Григорьевича екнуло его сухое
холодное сердце – мечта скоро сбудется.
*
* *
Две недели карантина пролетели как год. Если
бы Александру Григорьевичу пришлось отбывать карантин в
одиночку, он бы этому только порадовался. Четырнадцать дней в тишине, покое,
наедине со своими мыслями и работой – звучит, как отпуск, которого у него
никогда не было. Но ученому навязали еще трех человек: двоих военных и одного
лингвиста. Дело в том, что предыдущую группу отправили отдыхать вместе с
Карпинским. Они славно поработали (с этим тезисом Александр Григорьевич готов
был поспорить) и заслужили перезагрузку. К тому же оборудование для создания
портала тоже требовало наладки. Поэтому вокруг ученого было решено собрать
новую группу, с таким же составом специалистов.
И Александр Григорьевич снова почувствовал
себя в плацкартном вагоне. С той лишь разницей, что людей вокруг было меньше, а
пространства больше. С лингвистом Татьяной – невысокой, хрупкой девушкой
тридцати лет – ученый еще мог хоть как-то контактировать: все-таки человек с
высшим образованием, если пять лет в гуманитарном вузе можно считать
образованием. Но вот с двумя бравыми, мускулистыми ребятами Иваном и Михаилом
отношения не заладились сразу же. Шумные, фамильярные, неусидчивые, тупые, как
нейросеть – они напоминали Александру Григорьевичу, скорее, обученных
разговаривать обезьян, нежели людей. В герметичном блоке, в котором они все
отбывали карантин, у каждого была своя комната, но даже это не спасало ученого
от назойливости этих прямоходящих существ, мимикрирующих под разумных. Каждый
раз, когда он покидал свое убежище с целью сходить в туалет, помыться,
приготовить себе еду, высказать по радиосвязи какую-нибудь претензию
администраторам и персоналу, которые обслуживали блок, он натыкался на результаты
тупоумия навязанных ему приматов: незакрытый тюбик зубной пасты в ванной,
мокрое полотенце на полу, грязная микроволновка, немытая посуда, громкие
разговоры и смех, музыка, оставленный включенным телевизор и запахи, запахи,
запахи. После занятий спортом они воняли потом, после душа – гелями и
шампунями. Александр Григорьевич был уверен, что несколько раз уловил запах –
неслыханное дело! – кишечных газов. В эту же игру включалась и Татьяна.
Очевидно, по ее мнению, эти два человекоподобных существа были сексуально
привлекательными, и, чтобы обратить их внимание на себя, она обильно поливала
себя духами, которые невесть зачем приволокла на научный эксперимент.
Александр Григорьевич все эти две недели
одновременно и ждал дня, когда группа наконец пересечет портал, и опасался его.
Как же он будет краснеть во время контакта с представителями цивилизации
параллельной вселенной. Ведь представителями вселенной, в которой не повезло
родиться самому Александру Григорьевичу, будут вот эти трое. Он уже дал себе
зарок, что не позволит сказать и слова ни военным, ни Татьяне. Говорить будет
только он. В противном случае их пинками затолкают обратно в портал и прикажут
«здесь больше не появляться». Ученый был в этом уверен.
Но его терпение было вознаграждено. Момент
истины все же настал.
Четверка представителей Земли-0 в защитных
скафандрах была готова отправиться в экспедицию. Земля-0 – термин, который
придумал сам Александр Григорьевич. Он прижился, и его теперь охотно
использовали и в документации, и при простом общении. Но никто не догадывался
об истинном смысле, который ученый вложил в него – ноль символизировал не
только начало отсчета, но и ценность той реальности, в которой существовал
Александр Григорьевич. По его устойчивому мнению, ценность нулевую.
Группа, готовая к действию, стояла перед
аркой, между опорами которой завораживающим голубоватым цветом сиял портал.
Первым двинулся броневик на больших колесах. За рулем находился Иван. Или
Михаил. Ученый не особо хорошо их различал. Следом пошли Александр Григорьевич,
Татьяна и
Михаил… Или Иван.
Ноги подкашивались. Сердце билось о грудную
клетку с внутренней стороны. Последний раз Александр Григорьевич себя так
чувствовал, когда во сне ему вручали Нобелевскую премию.
Еще один шаг. Свет. Мерцание. Небольшое
сопротивление, как от потока воздуха. Александр Григорьевич инстинктивно
зажмурился. Еще немного продвинулся вперед. Открыл глаза и увидел перед собой
ее – Землю параллельной вселенной.
Но радость, которая зародилась у него в
груди и уже готовилась вырваться наружу через горло в виде восторженного крика, в
мгновение угасла. Он ожидал увидеть завораживающий пейзаж города будущего,
которым в мире с более развитой цивилизацией должен быть Новосибирск. Но увидел
лишь руины: полуразрушенные дома, разбитые дороги и полное отсутствие движения.
Полигон для эксперимента специально было
решено построить недалеко от крупного населенного пункта. Чтобы не затягивать
контакт с представителями другой реальности. Но на горизонте никаких
представителей не было и в помине.
Александр Григорьевич повернулся и
растерянно посмотрел на стоящую рядом Татьяну. Через защитное стекло шлема было
видно, что она сложила брови домиком и поджала губы, как бы сопереживая
ученому. Казалось, она ожидала увидеть что-то подобное. Была готова к этому. И,
теперь, как более опытный товарищ, поддерживала мужчину.
Связи с Землей-0 не было, поэтому все ждали
указаний от руководителя группы. Александр Григорьевич крякнул, прочистил горло
и приказал двигаться в сторону города. Ученый, Татьяна и второй военный
погрузились в броневик и отправились в путь по старой, потрескавшейся
асфальтированной дороге.
Пассажиров трясло. Каждую секунду Александра
Григорьевича посещали все новые тревожные вопросы. Что здесь произошло? Почему
они до сих пор никого не встретили? Техногенная катастрофа? А может город
просто по какой-то причине забросили? И чуть дальше они наткнутся на чудо
градостроительной науки?
Броневик резко затормозил. Ученый недовольно
и вопросительно посмотрел на водителя.
– Придется объехать, – произнес Иван-Михаил
и кивнул вперед.
Перед ними был странный вал, растянувшийся
далеко вправо и влево. Александр Григорьевич вылез из броневика, прошел
несколько десятков метров, осторожно взобрался на насыпь, покрытую странной
оплавившейся коркой, и растерянно уставился перед собой. Впереди был огромный,
диаметром примерно в километр, кратер. Идеально круглой формы.
– Астероид? – донесся голос Татьяны из
динамика шлема. Александр Григорьевич обернулся, девушка стояла чуть позади
него и тоже осматривалась.
– Взрыв, – уверенно произнес
руководитель группы. Он был физиком – знал, что говорил.
Двигаться к городу уже не было смысла –
военные сделали замеры: при таком уровне радиации выжить там не смог бы никто.
Да и самой группе, несмотря на скафандры, долго здесь оставаться не
рекомендовалось.
Александр Григорьевич отдал первому
военному, кажется, Ивану, указание поймать какую-нибудь радиопередачу, а
второму, кажется Михаилу, – поднять в воздух дрон. Сам же продолжил осматривать
последствия взрыва, который, кажется, произошел уже лет десять назад.
В голову полезли новые вопросы. Война?
Случайность? Разовый инцидент? Что-то затянувшееся и продолжительное? Ответов
пока не было. Вокруг вообще ничего не было. Ни зелени, ни каких-либо признаков
жизни. Только воронка, голая земля, асфальт и руины на горизонте.
Александра Григорьевича позвали обратно.
Никаких радиосигналов поймать не удалось – планета будто вымерла. Второй
военный, глядя на монитор у себя в руках, произнес загадочное: «Еще один».
Ученый склонился над экраном и увидел то, что ему показала камера, размещенная
на дроне – второй кратер. В нескольких километрах от города.
– Наверное, били по военным целям. В город
ни разу не упало, – со знанием дела предположил один из вояк.
Что ж… У них на родной Земле-0 человечество
тоже несколько раз было на грани ядерной катастрофы. Но людям хватило здравого
смысла избежать апокалипсиса. Очевидно, у здешней цивилизации с мозгами
обстояло чуть хуже. Значит, сами виноваты. Естественный отбор в действии.
Александр Григорьевич еле заметно пожал
плечами и отдал приказ возвращаться. Первый блин комом, как говорится. Он
никогда не был особо везучим человеком. Не повезло и в этот раз – из всего
множества вселенных, ему сразу же досталась та самая, в которой планету некогда
населяли еще большие дегенераты, нежели в его родной реальности.
Но завтра все будет по-другому. Завтра он
обретет свой новый дом.
*
* *
Александр Григорьевич лежал на кровати и
таращился в потолок. Под глазами темнели круги. Последние ночи он либо
не спал вообще, либо спал плохо. Привычное недовольное выражение лица сменилось
на растерянное.
Теперь уже он сам забывал закрывать тюбик
зубной пасты, мыть посуду и выключать свет в туалете. Не сказать, что он был
задумчив. Было общее состояние потерянности. Как у любого человека, который
надеялся на одно (не просто ждал этого – был уверен в том, что он это получит),
а досталось ему в итоге совершенно другое. Это даже не было обидой. Скорее его
поглощало непонимание.
Впервые в жизни он что-то не понимал.
Ученый повернулся на бок и поджал коленки к
груди. Раньше это положение всегда спасало от бессонницы. Но не сейчас. Теперь
просто поменялась картинка перед глазами – до этого он таращился на потолок,
теперь же на стол с ноутбуком, который он, кажется, забыл выключить.
По ощущениям, было часов шесть утра. Еще
целый час до подъема. Примерно шестьдесят долгих мучительных минут наедине с
пустотой внутри.
С момента той первой экспедиции прошло сорок
три дня. И состоялось сорок три новых вылазки. И результат каждой мало чем
отличался от первоначального – каждый раз группа Александра Григорьевича
попадала во вселенную, в которой человечества уже не существовало. Везде
ученого ждали лишь следы былой жизнедеятельности человека. И, конечно же, следы
катастрофы, которая этого человека с лица той или иной Земли стерла. Ядерная
война, эпидемия, климатический катаклизм (который тоже, очевидно, произошел не
без участия людей), снова эпидемия, снова ядерная война. Несколько раз группа
попадала во вселенные, в которых, кажется, о человечестве и не слышали. И это
были самые красивые, самые живописные, утопающие в зелени Земли. Военные и
Татьяна высказывали мнение, что именно там бы они мечтали остаться. Но ученый,
в отличие от них, искал нечто другое. Его не интересовали девственные миры. Он
желал вселенных, где торжествовал разум. Но таковые ему не попадались. И с
каждым разом он входил в портал все неспешнее. Вчера он вообще сослался на боль
в ногах и пожелал остаться в блоке. И не прогадал. Усеченная группа,
вернувшись, сообщила, что результат вылазки оказался уже привычным – очередная
цивилизация сгинула с лица Земли.
Смартфон, лежащий на столе, завибрировал и
издал характерный звук – кто-то прислал Александру Григорьевичу сообщение. Кто
бы это мог быть? Какой-то самоубийца? Все знали, что по пустякам ученого
беспокоить нельзя. Тем более таким ранним утром. Когда по графику, ему еще
полагалось спать. Или мошенники?
В былые времена он бы проигнорировал сигнал,
а по пробуждении перезвонил бы по номеру и устроил бы несчастному получасовую
вербальную взбучку. Но в этот раз Александр Григорьевич все же поднялся с
кровати, подошел к столу, надел очки и уставился на экран. Брови дернулись
вверх. «Можно с вами поговорить?» – гласило сообщение. Прислал его
Карпинский.
Неужели оклемался наконец-то? Долгое же у
него было отравление. Ученый не видел Павла Антоновича с того момента, когда
тот несколько месяцев назад покинул стены института, чтобы лететь в
Новосибирск. За все те дни, которые сам Александр Григорьевич провел на
полигоне, молодой профессор так ни разу и не навестил его. Хотя, очевидно,
всегда находился где-то рядом. А теперь вдруг сам вышел на связь.
Ученый в ответном сообщении написал, что с
радостью пообщается с коллегой и даже не заикнулся насчет несвоевременности
этой их переписки. Карпинский выказал удивительную нетерпеливость и предложил
поговорить прямо сейчас, в специальном отсеке. Александр Григорьевич удивленно
опустил уголки губ, и послал утвердительное: «Хорошо». В конце концов, не
возвращаться же обратно в постель.
Через несколько минут ученый уже входил в
конференц-зал – по сути, небольшую комнату со стеклянной стеной, у которой
стояли три стула и стол. Александр Григорьевич уселся перед микрофоном и стал
ждать. Скоро в помещении за стеклом показался какой-то старик. Сутулый и
сгорбленный, он медленно проследовал к своему столу. Александр Григорьевич
нахмурился и уже собрался с негодованием интересоваться, где Павел Антонович –
встреча у ученого должна была состояться с ним. Но тут же замер. Этот, как
показалось Александру Григорьевичу, старик и был Карпинским.
Молодого профессора было не узнать. Его лицо
осунулось, в глазах уже не было того блеска, который раньше действовал
обворожительно на любого собеседника, а спина, до этого всегда прямая, теперь
сгибалась под каким-то невидимым грузом.
Коллеги некоторое время смотрели друг на
друга молча. Говорить не хотелось. Каждый понимал чувства другого.
Но диалог все же произошел. Карпинский
рассказал о том, как он побывал в тех пустынях, которые еще совсем недавно были
заселены людьми. Как в определенный момент понял, что больше не может войти в
портал. Как предложил заменить себя на Александра Григорьевича.
– Зачем же вы скрывали данные? Почему мне
ничего не сказали сразу? – спросил Александр Григорьевич.
– Не хотел вас расстраивать. Да и… Вдруг бы
вам повезло больше? – хмыкнул Карпинский. – К тому же… Вы имели право узнать
все сами.
Говорили еще долго и много. В основном,
ученые подбадривали друг друга: несмотря на нулевой результат, их открытие не
перестает быть великим; они обязательно найдут, как извлечь из этого пользу;
наверняка их исследования дадут толчок к новым прорывам и все в том же духе.
Когда беседа исчерпала себя и каждый
почувствовал, что пора прощаться, Александр Григорьевич поинтересовался, чем
дальше займется Карпинский? Молодой по паспорту, но жутко постаревший внутри
профессор пожал плечами и ответил, что пока не понимает.
– Знаете, Александр Григорьевич?.. Я же
чудовищно разочаровался в человечестве, – произнес он еле слышно. – И теперь не
знаю, как с этим жить дальше. А вы?
Александр Григорьевич на удивление самому
себе улыбнулся:
– А я – наоборот.
Карпинский посмотрел на него удивленно:
– Как это? Вы же понимаете, что найти теперь
Землю с уцелевшей цивилизацией практически невозможно? Мы бы такую уже нашли. А
значит, самоуничтожение для нашего вида – это тенденция.
– Понимаю, – ответил Александр Григорьевич
все с той же непривычной улыбкой на лице. – Но мы же с вами сейчас
разговариваем. Значит, мы еще живы. А следовательно, мы все на этой
нашей Земле-1 не так уж и безнадежны.
– Земле-0, – растерянно поправил коллегу
Карпинский.
Александр Григорьевич отрицательно покачал
головой:
– Я отзываю этот термин. Земля-1 подходит
куда лучше.
*
* *
Александр Григорьевич вышел на улицу.
Впервые за два месяца. Глубоко вдохнул свежий воздух и, прищурившись, посмотрел
на облака. Рядом с ним остановился автомобиль. Дверь открылась и из машины
вывалился Максим:
– Простите, пожалуйста, Александр
Григорьевич… За опоздание… Забыл заправиться… А когда вспомнил…
– Ничего, Максим. До поезда еще есть время,
– спокойно ответил Александр Григорьевич и пожал парню руку.
Молодой человек удивленными глазами
проследил, как ученый уселся в машину. Поведение Александра Григорьевича его
ошеломило настолько, что он не открывал рта следующие десять минут пути. Но все
же пришел в себя и решил завести разговор – для начала о погоде.
Но ученый его прервал. Не со зла. Просто
нужно было позвонить сыну.
КОНЕЦ