Привет, Валера!

Все началось с того, что мой домик «унесло». Я умею брать ответственность на себя, поэтому смело могу сказать, что злой и хитрый волк тут абсолютно не при делах. Однако с какого-то перепугу, вдруг и внезапно все стало выглядеть совсем не так, как выглядело раньше. Вот дела.

Домик был хлипким. Поверьте. Всякие мечтания и ложные надежды и не могут быть надежным основанием. Короче, в один прекрасный момент я оказалась без желания ходить на работу и вообще взаимодействовать с окружающим миром. Как бы там сейчас сказали: «Ба! Да ты не в ресурсе». Вот такая загогулина, понимаете, получилась.

Редкие оставленные окружающие стали задавать мне странные вопросы, больше похожие на анкетки для определения клинического случая. Ну задайте себе эти вопросы, попробуйте. Вслух. Сядьте просто на стул в каком-нибудь незахламленном помещении и начните: «Кто ты? О чем ты мечтаешь? Кем ты хочешь быть? Что ты хочешь? Каковы твои достижения?». В общем, мне не помогло.

Кроме ощущения абсолютной безнадежности, меня накрыла собственная несостоятельность. В детстве я хотела быть космонавтом. Меня прельщали безлюдные просторы непонятных галактик и надежда на «ты не один». Космос выбрал не меня по разным стечениям обстоятельств, зато без людей я смогла оказаться по собственному желанию. И оказалась.

Вопросы, а также житейская мудрость: «думай о хорошем - не думай о плохом» тоже как-то отвалились.

Я не переживала. Первые месяца три вообще все было хорошо. Подглядывала за пенсионерами, штурмующими полки в магазинах. Перенимала «тактику», так сказать. Искала товары по акциям. Квасила капусту. Ведрами. Обошла врачей. Позвонила пару раз в ЖКХ. Выкинула старый холодильник. Переклеила обои. Не выходила из комнаты. Много раз. Вспомнила И.Бродского, не ошиблась ни разу. И поняла: «жить в моменте меня категорически утомило».

Дальше было волевое решение. Я помыла голову, придумала причину и пошла к людям. С этими людьми я работала какое-то время. Надежным и любимым мной в своей предсказуемости. Ждут! Непременно ждут. Сам себя не успокоишь, никто ведь не успокоит, как говорится. Не ошиблась, хотя, возможно, у этих людей нашлось достаточно такта, чтобы сделать вид, что мне рады. Они тоже сделали вывод, что я «не в ресурсе», я даже подтянулась на стуле в этот момент. Это умные люди, к тому же они хорошо меня знают, поэтому обошлось без глупых вопросов для определения клинического случая. Догадались сами. Я знала, куда идти. Потом они дали мне совет по существу, так сказать. Идти к людям. Ну, наверное, им виднее, где-то есть эти исключительные люди, к которым можно прийти. А это просто не те люди. Бывает. Я даже не расстроилась ни разу, только всплакнула по пути домой. Но у меня теперь так часто бывает. Просто так. Хорошо, что больше нет суровых зим, а то бы сопли да слезы потом замаялась от лица отдирать.

Совет дан - совет принят! Я даже раздеваться не стала, пришла домой, включила комп. Запрос «где найти людей, к которым можно прийти» выдал мне ссылки на какие-то сайты знакомств и домовые чаты. Пришлось уточнить, что «вживую». Мне надо-то конкретно там пару-тройку человек, к которым я просто могу прийти. Очевидно ногами. Без вот этой всякой долгой и нудной «твоя моя не понимать» переписки. Фитнес-клубы, мастер-классы, однодневные туры уже были. Поэтому и этот запрос пришлось уточнить «где найти людей, к которым можно прийти вживую нетрадиционно». Вы что-нибудь слышали о каддл пати? Обнимательные встречи? Да ладно. Я тоже раньше не слышала. В каком-то помещении собираются 10-12 «теплых» человек. Им объясняют «теплые» правила, происходит знакомство, а потом много обнимашек, лимитированных по времени. Нет, я конечно люблю обниматься. Но не до такой же степени.

Это натолкнуло меня на мысль: «где найти людей, к которым можно прийти вживую и чтоб они обнимались с деревьями». Окей, яндекс — Мамониха, поселок в Пинежском округе нашей необъятной Архангельской области. Учитесь, грамотный запрос - это, считай, половина дела. Вижу цель – не вижу препятствий. Да и с деревьями я обниматься люблю. Ничего не подумайте. Просто они не убегают. И где вы видели деревья, которые обнимают, обнимают года так полтора, веточками там с листиками своими нашептывают, а потом такие «прости и пойми, ты, конечно, можешь иногда позвонить, но где найти на всех ресурсы». Теперь я все понимаю. Ресурсы - дело такое. В общем, я собралась в путешествие!

Не знаю, когда конкретно это началось. Возможно, в пандемию. Говорят, что привычка формируется за 21 день. Согласитесь, у нас было достаточно времени, чтобы сформировать новые устойчивые привычки. Например, заказывать еду. Сама по себе привычка весьма безобидна. Ну что такого, скажете вы, одно только удобство. Лежишь себе, кнопочки жмешь. Однако «от осинки не родятся апельсинки», нет, не то, «за деревьями леса не видно». О названии привычки пускай думают социологи или историки. Я скажу по-простому - «шарахаться от людей». Началось-то все, конечно, не в пандемию, но коронавирус легализовал и ускорил процесс социального отчуждения. Призыв И.Бродского «не выходить из комнаты, не совершать ошибку» вышел из среды интеллектуалов и прочно завладел умами и чаяниями масс. В общем, по какому-то фантастическому сценарию всех заперли, а обратно открыть забыли. По крайней мере официального призыва начать всем дружно общаться и оттачивать грани своей сложной и уникальной личности об острые углы окружающих я не слышала. Может, поэтому мы теперь столь неумеренно и неуместно категоричны?

Курьеры стали зарабатывать больше директоров заводов, каждый второй прошел какие-то курсы медиации. Экономисты кричали о разбалансированности экономики. Каждый, кто мог себе позволить психолога по моральным понятиям и финансовым причинам, завел два. Часть вернулась в церковь. Вошли в моду молчаливые публичные чтения. И никто не мог друг с другом договориться. Началась эпоха посредников.

Но мы ели. Я наяриваю за троих. Когда сидишь дома, становишься более подвержен синдрому вечно открытого холодильника. Подойдешь, откроешь дверцу, заглянешь в него, а он в тебя. Представляю свое лицо: сначала воодушевленное и заинтригованное, глаза выпячены, слюни подтекают, ну я утрирую, а потом разочарованное, уголки губ опущены, прям до пупка свисают. Вот умора. Понимаешь ведь умом-то своим, что холодильник не скатерть-самобранка, но почему-то проверяешь каждый час, это точно. С этим надо что-то делать. И мы делаем: заказываем еду, чтобы заполнить внутреннюю пустоту холодильника. И я тоже вкладываюсь в развитие новой профессии курьера. Уж если я не развиваюсь, то пусть развивается что-то другое. Приятно быть причиной чего-то. Успокаивает.

Перед путешествием нужно особенно подкрепиться. Поэтому я начала с традиционного ритуала: устроилась удобно на диване, зашла в приложение и начала выбирать еду. Спешить-то ведь, право, некуда. Традиционная корзина продуктов с наступлением эпохи доставки еды претерпела колоссальные изменения. Чтобы ее собрать, необходимо выполнить три условия: во-первых, уложиться в сумму, которая гарантирует бесплатность доставки; во-вторых, заказать то, что тяжело тащить самому; в-третьих, обеспечить минимальный набор продуктов для приготовления нескольких блюд. Как правило, это выглядит примерно так: яйца, хлеб, бедро курицы, картофель, лук, морковь, молоко, творог, рис или спагетти, пророщенные семена физалиса, королевские креветки в количестве трех штук и восемь килограммов сахара. Как квест, честное слово. Но я всегда укладываюсь.

Сама доставка теперь максимально клиентоцентрированная. О качестве продуктов заботится магазин или склад, а вот всякие плюшки придумывают в самом сервисе доставок. Говорят, сервис обзавелся недюженым штатом социологов, чтобы вовремя выявлять новые запросы клиентов. Наконец-то ребятки нашли работу. Пока обнаружено и введено в эксплуатацию пять функций: обычная; оставить продукты под дверью и позвонить; провести занимательную беседу на 20, 30 или 40 минут; выгулять домашнее животное; посмотреть вместе кино. Дополнительно всегда можно выбрать пол курьера, уровень его образования, цвет переноски (а то были случаи нервной аллергии на фиолетовый ящик), заказать праздничную доставку к какому-нибудь мероприятию с песнями, плясками и медведем. И поле «иное» для специальных заказов: кран подтекает, починить, например. Мне по душе вариант «оставить под дверью». Меньше взаимодействия. Я заказала и начала ждать.

Не знаю, как так получилось. Имя, может быть, сменить. Погоняло «Кактотакполучилось». Вот я стою перед дверью, вот я затаскиваю за ноги «труп, наверное» к себе в квартиру. В промежутке туман: возможно я слишком резко и сильно не вовремя распахнула свою железную дверь навстречу лбу курьера. Интересно, зачтут как аффект? Яйца опять же разбились. Как проверить? «Эй, Валера, ты жив?». Это мой дядя все время так снисходительно ко мне обращался, когда становилось понятно, что дело дрянь и исключительно по моей инициативе: «Эх, ты, Валера». Говорят, самый страшный страх умереть, но вы пробовали кого-нибудь убить? Вот это самый центр ужаса, воронка, тайфун, цунами, армаггедон, тюрьма, а сухари некому принести. Но я собралась. В конце концов я всегда собираюсь.

Парень оказался жив. Мы привели в порядок его немного набекрень нос, отмыли с лица последствия столкновения с дверью, расчесали соломенного цвета волосы. Получилось ничего так, красиво. Но это если внешне. С внутренним состоянием парня случилась беда еще большая, чем отсутствие ресурсов. Уж поверьте. Эти его испуганные, ничего не понимающие голубые глаза. Вся прошлая жизнь с ее морочащими и манящими воспоминаниями теперь уже Валеры осталась по ту сторону моей двери. Надеюсь, временно. Вот как правильно надо начинать новую жизнь. Хряп головой о железную поверхность, и ни тебе сожалений, ни обид.

Пока мы сгребали яичную скорлупу и липкие остатки яиц с пола, я рассказала Валере о людях, которые обнимают деревья, что к ним можно просто прийти, что они помогут разобраться мне с моими ресурсами. Он сказал, что пойдет со мной. Вариантов у него нет: телефон не разблокировать, голосовой набор паролей он не помнит; куда идти, он не знает, денег нет, и, может быть, эти люди помогут и ему.

Денег не было и у меня. Я же без работы. Но я почувствовала себя виноватой и обязанной, поэтому согласилась: «Пошли». На проводника у меня точно хватит, с едой разберемся. Гречка, соль в наличии. «Понесешь еду», - это я так люблю делегировать.

С тех пор как людей захлестнул деревнинг и избинг, появилось достаточно людей, предоставляющих услуги по доставке тебя до точки твоего отдыха. Вот их и назвали проводниками. В регионах с большой плотностью населения и маленькими расстояниями они не так востребованы, зато к нам приехали все, кто мог. Специальная федеральная организация аккредитует людей, оформляет допуски. Чтобы получить такой допуск, необходимо предоставить разработанный маршрут, а лучше несколько. И желательно иметь свой катерок, вездеход или что-нибудь в этом роде.

Маршруты классифицируются по уровню удобства, ну и по тому, насколько ты смел и беден. Обычно самые бедные оказываются самыми смелыми. Активно работу предоставляют и в рамках пробации. Эта такая государственная политика, направленная на поддержку бывших заключенных. Даже курсы специальные разработаны по актуальным темам: что съесть в лесу и не отравиться; как правильно взаимодействовать с диким медведем; 100 тем, которые можно обсудить с клиентом у костра; формирование и сплочение группы; решение конфликтов; определение сторон света по мхам; как побороть панику, если заблудился; чтение бумажных карт и прочее. У бывших заключенных личный транспорт встречается редко, но на высоте навыки выживания в любых условиях, поэтому стоят они недорого и до места доводят в 90% случаев. Надежно. Про 10% я стараюсь не думать. Это философский вопрос стакана. Либо он наполовину полон, либо наполовину пуст. Либо ты дойдешь, либо нет.

Добраться нам надо до поселка Мамониха, как раз там и проживают эти самые люди, обнимающие деревья. В общем, все не так уж и плохо. Самостоятельно мы сможем добраться до Карпогор. Послезавтра. А оттуда пешком 134 километра с проводником. За три дня управимся. Если в среднем за час человек проходит 4-5 километров, то подсчитать несложно. Учительница математики мной бы гордилась. Обменять еду можно будет в Верколе и Суре. Теперь так всегда делают, что-нибудь из магазинов обменивают на «живую» еду: свежий горошек, домашние закрутки, соленые бочковые огурчики. Те, кто принципиально не хочет жить в городах, переехали в пустующие деревни. Они там живут совсем натуральным хозяйством. Отказались от денег, едят продукты собственного производства. Говорят, даже коров держат, хоть в моде и растительное молоко. В комментариях в социальных сетях все пишут, что это миф. Не знаю, не видела, врать не буду.

Спросила у Валеры, видел ли он когда-нибудь живую корову. Ответил, что в ближайшие несколько часов его новой жизни видел только меня и если я не корова, то нет, не довелось. Что ж, справедливо. Мы купили билеты в общий вагон по маршруту «Архангельск — Карпогоры». Сварили макароны с зеленым горошком, захомячили и улеглись спать.

- Валера, ты спишь?

- Не.

- Как ты думаешь, мы увидим корову?

- А как она выглядит?

- Ну, такая большая и грустномордая. Ты че, Валера, даже этого не помнишь?

- Замечу, скажу тебе обязательно. Спи.

- Сам спи.

Я еще немного помечтала о встрече с людьми, к которым можно прийти. Ну так, чтоб был кто-то рядом. Чтоб ждали. Все же хорошую идейку мне подкинули. Грамотную. С этими мыслями я и заснула.

Лесинг вытеснил избинг или деревнинг (в ходу были оба варианта) довольно быстро. Ровно в тот момент, когда часть горожан решила стать деревенскими свободными жителями, оккупировала пустующие дома и, разумеется, принесла с собой привычку «шарахаться от людей». Один раз мне удалось совершить свой собственный деревнинг. Не знаю, что толкает остальных на такие экстремальные виды отдыха, но я тогда заколебалась. Возможно, очень многие очень сильно заколебались в тот момент. Может, эта общая заколебанность и расшатала этот мир.

Мы стали очень много работать. Моя бабушка работала сплавщиком леса, зарабатывала больше дедушки, воспитывала детей без какой-либо помощи. Я в ее возрасте не успевала поесть. Честное слово. Она тоже не успевала, я уверена. Но отсутствие возможности поесть в моем случае вызывало много вопросов. Я - дитя автоматической стиралки, посудомойки, персональных компьютеров, искусственного интеллекта наконец, одна, работающая по 10 — 12 часов в сутки, включая выходные за очень скромную зарплату. Мой девиз — некогда! Я получила два высших образования и два раза переучивалась. Честное слово, я думала - дело во мне.

Начались очень тихие замечания, типа, а не бредом ли мы все занимаемся, товарищи? С таким бурным технологическим развитием, который мы наблюдали в конце XX - начале XXI века, мы должны были работать от силы часика 4 в день, даже 4 дня в неделю. Поручить большую часть домашней работы персональным домашним помощникам и заниматься творчеством. Но нет, даже освободившееся время, положенное на домашние дела, мы отдали работе.

В деревне было хорошо. Деревнинг не был отдыхом. Это был процесс получения справедливого и видимого результата, напрямую зависящего от приложенных усилий. На время ты получал в распоряжение какую-нибудь избу без удобств с прилегающим участком, возможно даже с проживающим там деревенским человеком. Полол травку, носил воду, колол дрова - делал нормальные осмысленные вещи. В первый и последний мой опыт деревнинга я чуть дуба от страха не дала, когда подумала, что полностью ликвидировала свеклу. То есть баба Тамара, у которой я тогда жила, отправила меня на огород на прополку, а как свекла выглядит, не показала. Хорошо хоть ее можно было закопать обратно. Баб Тамара сказала тогда, мол, сделаем вид, что ее пересадили и все будет хорошо.

Потом много городских решили в деревне остаться. Хорошо, если не повернутые на экопитании или обрядовых праздниках солнцестояния, в таких случаях деревенским приходилось несладко. Других городских эти новообращенные деревенские жители тоже перестали пускать на порог. Избинг сошел на нет.

Городские повздыхали немного и стали ходить в лес. За осмысленным сбором трав или грибов. Траванулось и заблудилось тогда много людей. Вот тогда-то и появился лесинг. В отличие от стихийного деревнинга — чисто государственная задумка. Перемещение от точки до точки с обученными проводниками. Походные условия! Палатки! Чтоб люди просто так в лесу не торчали и всякое там непонятное в рот не пихали, лесным прогулкам придали цель. «Просто выбери две точки на карте и соверши захватывающее приключение в мир природы!» Собирать и есть в лесу ничего не разрешалось. Костер разводил проводник, набор продуктов подбирался под каждый маршрут индивидуально. В знак протеста появились лесные банды. Они собирали и ели в лесу все, до чего могли дотянуться, и иногда портили вещи туристов, поэтому проводникам выдали еще и оружие. Такая катавасия развернулась. Даже протесты были. В интернете в комментариях под официальными постами. Интересно, это может считаться современной формой протеста? Выступали за свободу выбора между самостоятельным хождением в лес и лежанием на диване; рассуждали о возможности возвращения в маркетплейсы новых желтых резиновых сапог и старых керзовых, кстати, тоже; защищали права ущемленных граждан, живущих исключительно лесными дарами, и прочее. Но лесинг остался.

Получить аккредитованного проводника можно было только через специальный центр Лесвласть - «Надежное сопровождение в мир дикой природы». Все как в нормальных структурах: заходишь, получаешь талончик, немного ждешь и попадаешь к оператору, менеджеру прогулок по лесу. Мы с Валерой так и сделали.

- Говорить будешь ты, - я сразу определила и закрепила наш функционал, а также потрафила немного своей социофобии.

Валера не возражал, аккуратно вытер подошву о коврик (профдеформация - не иначе) и потянул на себя дверь.

Центр располагался в здании краеведческого музея. Нас встретили красный, повидавший много ног ковер, чучело гагары, пустой гардероб и смотритель, протягивающий талончик с номером 4. На бейджике у него красовалась надпись «Заботник». Человек, заботящийся об окружающих. Заботники заменили искусственный интеллект, который вконец надоел всем своими вопросами и вот этим: «а уточните». Какой у вас вопрос? Уточните ваш вопрос. Выберите верный вариант из предложенных 5 вариантов ответов. К сожалению, вас не может принять этот менеджер. Могу ли я вам чем-нибудь еще помочь? Оцените наши услуги по десятибалльной шкале. Ага. Надоело. Люди нервничали, пинали терминалы с установленными программами. Где-то там наверху решили отмотать все назад. Очеловечить взаимодействие. Вернуть кому-то нервы, кому-то работу.

- Проходите к окошку номер 4. Вон в ту белую дверь, - смотритель ткнул пальцем налево на табличку «Флора и фауна».

Мы вошли. По ощущениям, как в нафталиновый шкаф, не иначе. Под облезлым чучелом медведя за массивным и явно тяжелым столом сидела женщина. Весь ее вид говорил о том, что главный навык современного человека — гибкость. Вчера ты - младший научный сотрудник, сегодня - мелкий чиновник новой организации. Короче, она была тощая, с непрокрашенными седыми корнями волос, вооот такими толстенными окулярами, оленями на свитере под пиджаком с бейджиком Наталья. И ручкой приписано - Эдуардовна.

- Можно просто Наташа, - начала весьма бодро Наталья Эдуардовна. - Мы можем предложить вам чудесный отдых по морю Белому, от острова до острова Соловецкого архипелага на берестяных лодках. Или пешую прогулку по чудесным непроходимым лесам Леееешсу…

И тут она как-то в одно мгновение сдулась, под очками набухла огромная и мокрая слезинка, две даже. Вообще, конечно, неловко. По опыту знаю, что в такие моменты посторонним лучше молчать и вежливо изучать потолок. И стены. И шкафы. И мебель. И шторы. Когда же она уже закончит! И чучела. Потолок в разводах. Неужели на втором этаже тоже рыдают?

- Заливает, - сказал Валера, остановившись, видимо, тоже в районе потолка.

- Да, бывает, - всхлипнула Наталья Эдуардовна. - У меня так бывает. Раза три — четыре в день. На пустом месте буквально. На работе не так часто, но вот по утрам или вечером, когда иду домой, обычно реву. Я уже и мяту заваривала и магний В6 пропивала, не помогает. Ой, простите. Только не снижайте мне оценку за обслуживание, пожалуйста, а то меня уволят.

Я не осуждаю, сама нет-нет, да и да-да. Чего греха таить. Мы рассказали, куда собираемся и зачем. Заполнили анкету по аллергическим реакциям и согласие, что никто не виноват, если вдруг окажемся в 10 процентах тех, кто из путешествия не вернулся. Пока компьютер обрабатывал данные, чтобы получить список вещей, которые нам пригодятся в походе, и подбирал проводника, Наталья Эдуардовна поделилась, что она никогда не выезжала за пределы города. Она боялась заблудиться или того, что, когда она вернется, ее никто ждать не будет, что с ней случится вся неведомая доселе фигня, а фигня с ней случается часто, и она вообще по ней почти главный специалист. Так себе, конечно, компетенция. Но Валера почему-то предложил ей пойти с нами. И Наталья Эдуардовна почему-то согласилась.

- Только платить за себя будете сами, - мне всегда нужно сказать последнее слово.

С Натальей Эдуардовной мы договорились встретиться на вокзале за полчаса до отправления поезда. До этого времени успевали купить предметы согласно списку: спички, репелленты от комаров, мошки, клещей, две палатки, керзачи Валере (у меня были), дождевики, спальники и остальную походную белиберду по мелочам. Я закинула в общий рюкзак пару килограммов гречи, ну не выбрасывать же. К тому же, ее можно просто замочить кипятком, ну так делают не от хорошей жизни, конечно.

- Сядем на дорожку, - это у меня от мамы.

Она всегда, куда бы мы ни ехали, предлагали посидеть на дорожку. Мы сидели тихо и прислушивались. Мама говорила, что в каждом доме живет домовой, надо обязательно застолбить какой-нибудь стул, как бы спрашивая домового о возможности ухода, передать ему тем самым ответственность за квартиру, чтоб газ в порядке был, воры не залезли ненароком. Если в несколько минут молчания что-нибудь шмякнется на пол, ехать нельзя. Я думаю, что таким способом она просто пыталась перебрать в тишине перечень самого необходимого в поездке. Пока я не болтала. Но история топовая. Бабушка, однако, рассказывала другую версию, которую ей передала ее бабушка, а той другая бабушка. Давняя история. Что, мол, таким образом обманываются темные духи, они верили, что люди просто присели, отдохнуть или что-нибудь поделать у двери на чемоданах, начинали заниматься своими делами (темными очевидно) и упускали тот момент, когда необходимо было выйти вместе с путешественником наружу.

В общем, вместо того чтобы поверить маме, бабушке или бабушке моей бабушки на слово, я не смолчала, за несколько минут выложила эти истории Валере и проверила гипотезы на собственной шкуре. И что мне мешало молчать? Может, не было бы того, что случилось дальше. А может, я выбрала не тот стул? А может быть это я такая, и всякая неведомая доселе фигня — это и мой путь и моя компетенция. Но что сделано, как говорится, обратно не переделаешь.

Это я забегаю вперед. Хоть и говорят все больше, в основном философы, что время не линейно, что прошлое и фантазии — это вещи одного порядка; нечто создаваемое и пересоздаваемое в голове. Когда, например, в прошлом происходит Событие и ты к нему постоянно возвращаешься в настоящем. Еще и меняешь его немного. Это в свою очередь каким-то образом влияет на твое будущее. Прям не формально на вещественный мир, а на собственное восприятие надвигающегося будущего. И если сосредоточиться в настоящем на выбор положительных моментов из прошлого, то это качественно изменит твое будущее. В настоящем ты сможешь сделать правильный выбор. Короче, разделенность прошлого, настоящего и будущего — это миф или просто правила любого языка, грамматика. А так мы живем все время в трех временных измерениях. Вот такая малина.

С этой точки зрения Валере, конечно, не свезло. Ну на то он и Валера. Но он улыбался. Все 15 минут, что мы бежали, потому что опаздывали - долго сидели на дорожку. Я, запыхавшись, уточнила у него, по какому поводу он лыбится. Сказал, что всему причиной май. Ну, ладушки, а я уж думала - черепно-мозговая травма.

Май — любимый месяц Валеры. Уже сидя в поезде, он рассказал, что майское солнце, настырно лезущее в глаза (ну согласитесь, прям бурит до мозга), напомнило ему картинку, скорее всего из детства: он лежит, утро, на лице солнечные лучи, уже теплые, он лениво открывает один глаз и видит, как у небольшого окна колышется оранжевая в белую полоску занавеска и по телу разливается ощущение «никуда не надо». Можно закрыть этот глаз и лежать себе спокойно дальше, но откуда-то доносится запах кислых оладий и звук шкворчащего масла. Оладьи обжигающе горячие, он одергивает одеяло. И все. На этом воспоминания обрываются. Я ему говорю, что это грандиозный шаг вперед, что не надо переживать, пойдем купим оладий в вагоне-ресторане, если он тут есть. Вдруг это поможет вспомнить дальше. Заодно найдем Наталью Эдуардовну, а то неловко как-то получилось, почти опоздали, не отметились, хотя она едет, вроде как, с нами.

Наталью Эдуардовну мы обнаружили до вагона-ресторана. Возможно, потому что она теперь будет обеспечивать нам всякую неведомую доселе фигню, до него мы вообще не дошли и оладий не поели. Весь Валеркин прогресс остался на грязном полу общего вагона поезда направления «Архангельск — Карпогоры» вместе с его головой, которая повторно за несколько дней соединилась с твердой поверхностью. Ну, хотя бы я теперь не в виноватых. Зато мы увидели корову. Маленькую, в смысле не взрослую. По габаритам-то она ого-го. О копыта этой коровы Валера и запнулся перед тем, как впечататься в пол. И еще более радостная новость - эта корова с нами будет до самой Мамонихи, потому что Наталья Эдуардовна не смогла отказать старенькой бабушке и взялась за бесплатную доставку живого груза (по пути ведь), потому что ути-пуси, смотри, какие у нее реснички длинные и глазки грустные и пятнышко коричневое в виде сердечка на левом боку.

Что я могу сказать? Телячьи нежности. Кстати, да, маленькую корову зовут Дороти. Пришло же в голову кому-то так назвать теленка.

Ездили ли вы когда-нибудь по Архангельской области на поезде? Нет? Попробуйте. Ничего необычного, нет. Просто эти бескрайние болота, перемежающиеся смешанным лесом, весьма затягивают.

Обычно как происходит: видишь красивый пейзаж, первые несколько секунд вообще не можешь поверить в его существование. Потом несколько минут не можешь поверить, что именно ты сейчас находишься в этом невероятном месте. Затем проносятся мысли о величии и всемогуществе создателя, кто-то ж это создал, уж наверняка. После всей этой подготовительной операции проводишь сравнительные исследования (ну такое философское самокопание) на предмет: было ли такое с тобой до, что ты уже не успел, что ты не успеешь увидеть уже никогда.

Пейзажи Архангельской области оказывают совершенно иное воздействие. Особенно из окна поезда. Сначала думаешь: «О, болото! О, лес!». Иногда, очень редко, за окном пробежит одинокая бревенчатая избушка, потом снова болото и лес. А потом перестаешь думать. Совсем. Взгляд уже не фокусируется на чем-то одном, не провожает деревьев, не спотыкается о редкие строения. Не цепляется. Эта ровность и неспособность ярко удивить воспитывает привычку воспринимать все как данность. И, как правило, мы — местные жители, так себя и ведем, воспринимаем все как данность, не суетимся, не бунтуем по пустякам. Некоторые непопулярные решения оседают на бескрайних топях нашей малой Родины, просто не доходят. От них отворачиваются: «Слыхал? Не, не слыхал». Дорог немного, плотность населения низкая, даже человеку затеряться проще простого, что уж говорить о решениях.

Сюда редко приезжали за невероятными красотами. Сюда бежали, здесь закрывали людей, мало кто говорил: «О, посмотри, какое замечательное болото с комарами и мошкой! Романтично, правда?!». Но я люблю Архангельскую область. Без лишних восторгов, ровно.

Больше приключений по дороге не было. Наталью Эдуардовну загипнотизировало окно, в первый раз сила воздействия пейзажей за окном особенно ярка. Оказывается, не такая уж она и старая. И вполне сойдет за Наташу, если снимет с себя одежду смотрительницы, охраняющей вековую шкуру убитого медведя. Или даже Наталью. Такой романтичный образ хрупкой и быстрой лани. Один неверный взгляд и убежит. Робкая лань Наталья. И корова Дороти. Не так я представляла себе эту дорогу. Мы явно обречены на успех. Валера спал. Надеюсь, ему снились оладьи.

В Карпогоры мы прибыли ближе к 11 вечера. Туристов видно сразу. Мы стояли на платформе, как девицы на выданье. Опухший со сна Валера с видом первоклассника теребил лямки рюкзака, только соплей под носом не хватало. Может, и были, но я сильно и не приглядывалась. Наталья Эдуардовна прижимала к своим стройным ногам Дороти, обе хлопали телячьими глазами. Вокруг суетились. Скидывали баулы на растрескавшийся асфальт, целеустремленно вышагивали в им известном направлении. Очень быстро мы остались одни. В груди нарастало давно забытое ощущение «всех забрали из детского сада, а тебя оставили». Не знаю, как оно точно и официально называется, тревога, наверное. Ну, когда ты начинаешь думать, что все, ты стал внезапно и никому не нужен, бросили, потом переходишь к мыслям о сиротстве, полном и беспросветном, потом снова докручиваешь драматический сценарий о том, что родители выбрали себе новую девочку, а может быть даже мальчика, говорили же вчера, мол, «горе мое».

- В Мамониху? Че не подходим? Стоят тут столбами, - детское наваждение развеял мужик. Короткий такой. В смысле не очень высокий. Но зычный и звонкий. - Табличку для кого делал?

Лысый коротышка тряс бумажкой с большой буквой «М». С некоторыми людьми взаимопонимание случается прямо с первого взгляда, это, видимо, не тот случай. По лицу своих спутников я поняла, что и у них он не вызвал любви с первого взгляда. Одна Дороти моргала своими длиннющими ресницами как ни в чем не бывало. Ну что с нее взять, корова. Вот за это ей и досталось больше всего. Попала под горячую руку.

- Сожрем, - безапелляционно заявил проводник, когда услышал, что с ней придется тащиться аж до конечного пункта нашего назначения. - Это лучше, чем она переломает ноги в лесу или увязнет в болоте. Гуманнее.

В целом, я его понимала. Нелепо же идти к такой светлой цели с таким неловким балластом. Спасла корову Наталья Эдуардовна. Своими женскими штучками. Бросилась на асфальт, схватила за передние ноги теленка и как давай орать мелодичным голосом: «Не дам! Ешьте меня. Не дам! Она же маленькая». И красиво так у нее получилось. По-театральному. Я поверила. Даже отвернулась, чтоб скрыть слезу жалости, которая стремительно увеличивалась и грозила перерасти в наводнение. Валера тоже как-то неестественно оглядывал кроны деревьев, обступающих поляну с платформой. Дороти удалось спасти, но Наталья Эдуардовна заимела очень большую ответственность, не этими словами, конечно, а так: пип.. пип.., сама пип.. тащить пип.. будешь. И в квадрате. Пип... в смысле.

Игоря Петровича, нашего проводника, я так потом и называла, не вслух, конечно, «ПИП в квадрате». Полуэктов Игорь Петрович. ПИП. За имя и его умение красноречиво и доходчиво выражаться. Да и сам он какой-то квадратненький. Малость. Прости Господи, не суди, как говорится.

Имя его мы узнали во время первой стоянки, которая произошла вот прямо почти где спустились из вагона, только слегка в лесу. Не было смысла идти в ночь, поэтому мы разожгли костер, замочили гречу, посолили ее. Наталья Эдуардовна достала откуда-то пакетик жевательного мармелада. Понимаю, что не совсем царский шведский стол, но чем богаты. Валера под пристальным вниманием и чутким руководством ПИПа собрал две палатки. Часа за два, потому что первую пришлось разбирать и собирать повторно.

Пока Валера, покряхтывая, оправдывал имя свое, мы и познакомились с проводником поближе. У него вполне получилось произвести второе первое впечатление, что случается крайне редко. Оказалось, что ПИП в свое время работал в тюрьме. В колонии-поселении для малолетних оступившихся. Делал все, чтоб они не споткнулись второй раз. И увлекался трудами того самого А.С. Макаренко. Потом такие поселения расформировали и детей передали в настоящие семьи, а его сократили. Оптимизация. На этой почве и ввиду повышенных переживаний сердце потребовало ремонта. Провели коронарное шунтирование, аж на 4 клапана. Поэтому он говорит, что у него теперь искусственное сердце. И хорошо. Сострадание - это беда. Каждый сам за себя. Мы в одиночестве рождаемся и в одиночестве умрем. Более того, живем мы тоже одиноко. И на этом спасибо.

- Гасите мысленные свечи, - сказал он, - завтра рано вставать.

- В первый день пути мы обойдем Ваймушу, Айнову, Церкову и заночуем недалеко от Верколы, это где-то 50 километров пути, - под пальцем ПИПа бумажная карта, подремонтированная скотчем, слегка поскрипывала. - Заходить в поселения не будем. В Ваймуше нескончаемые бои реконструкторские чудиков всяких и городских из Новгорода происходят. Историю переделывают. Никак прошлое отпустить не могут. В Айнове старообрядцы обосновались. В Церкове не знаю что, не захаживал. В Верколу зайти можно, люди там творческие, смирные до других, быт сельский описывают.

- Кому они пишут, если никто больше ничего не читает? Давно же перешли на образное мышление. Картинки там всякие, ролики не больше 24 секунд, на большее не хватает сосредоточения, - Наталья Эдуардовна рискнула разорвать по-военному строгий и логичный монолог ПИПа.

- Завтра мы двинемся от Верколы и обойдем Явзору, Заедовье, остановимся недалеко от Городецка, - ПИП на вопрос даже голову от карты не оторвал. - Если твоя корова выдюжит такой переход.

Да, корова в нашем походе казалась лишней. Я тоже была немного зла на Наталью Эдуардовну, ее самоволие и на то, что все не по плану. Не люблю, когда все не по плану. Теряешь контроль, поди найди его потом. Реальность вечно пытается выбраться из таблиц и графиков и начать жить своей жизнью.

- Мы зайдем в Верколу. Я хочу посмотреть.

Такого закидона от Натальи Эдуардовны не ожидал даже Валера, поперхнулся остатками каши. Вроде же тихая, ветка треснет — испугается. Что в людях скрывается, даже страшно. Я внимательно пригляделась к ней. Из мелкого чиновника, в прошлом научного сотрудника, она как-то слишком быстро преобразилась в нечто прямое, несгибаемое. Фон из высоких разлапистых елей, окружавших нашу стоянку, чертовски шел ей в этот момент.

- Посмотрим. Корова нас тормозит, - ответил ПИП.

Говорил он это с каким-то плохо скрываемым раздражением и восхищением. Как будто его приятно поразил этот неожиданный всплеск смелого непослушания, булькнувший в тихой Наталье Эдуардовне, и одновременно неприятно кольнуло ощущение от собственной податливости. Этот легкий укол отрикошетил Валере. Палатки он собрал быстро и молча. ПИПу на его поругивания не отговаривал. Собрал общие пожитки, взвалил на себя рюкзак с гречей и остальным хозяйством, и мы отправились в путь.

Я не знаю, бывает ли у вас такое ощущение, что все, что происходит в настоящий момент, — не то и не так. Ощущение это напоминает шевеление булыжника в области солнечного сплетения. Он крутится там, перекрывает дыхание, к внешнему давлению добавляется внутреннее, ноги наливаются свинцом, еле передвигаешь. Хочется бросить все, но я не знаю, как бросить все, если уже ничего не имеешь. Я выкинула на всякий случай березовую ветку, грозное оружие против комаров. Не помогло. Впереди маячил соломенного цвета затылок Валеры. Я внезапно разозлилась на его глупую беспомощность. Дурак. Валера. Курьер. Жертва обстоятельств. Огромный рюкзак периодически перекрывал его макушку. Подкаблучник. Мямля. Стало немного легче, а потом внезапно и горячо стыдно. Это хорошо. Гнев, направленный на себя, - это понятно. Объяснимо. Управляемо. Контролируемо. Я глубоко вздохнула ртом. Огромная муха решила, что это отличный шанс заиметь неплохой домик без ипотеки, и со всего размаху влетела в горло.

Вот тут меня и прорвало. Кашель, сопли, слезы тремя ручьями. Ох, и рожа у меня была, наверное. Я стояла на коленях, кашляла, плевалась, плакала, утирала застиранным рукавом сопли и отчаянно себя жалела. ПИП залил в меня всю имеющуюся у нас воду. И я начала икать. Громко так, не переставая.

- Все норм .. ик, нормально, ид .. ик, идем уже.. ик.

Наталья Эдуардовна посоветовала не дышать. Я не дышала, сколько могла: раз - все будет хорошо; два - все будет хорошо; три - все будет хорошо; четыре - все будет хорошо; пять. Ик. Даже если и не у меня.. ик, все будет хорошо. Ржали все. Валера смеялся звонче и переливчатей всех, подставив веснушки теплому солнцу. Даже Дороти кажется улыбалась, перекатывая траву от одной щеки к другой.

- Привал, - сквозь смех сказал ПИП.

Я лежала на траве, икала, две сосны терлись друг о друга верхушками. Дышалось легко, пусть и с перерывами. Камень не давил на солнечное сплетение. Я думала, что все получится, что все еще можно исправить. Я только дойду до людей, обнимающих деревья, найду свои ресурсы и вернусь. Буду смелой, сильной и ловкой. Приду к тем людям, к тем, с которыми работала, с их мудрыми и верными советами, и скажу, что справилась, что я победила.

Икота не прошла до вечера. Двигались мы медленнее, чем предполагали, и к сумеркам дошли только до поселка Церкова. ПИП сказал, что нам нужна вода, мы не сможем идти без воды. Торфяную воду надо фильтровать, кипятить, а в деревне наверняка есть колодец. Он сходит один и принесет литров пять.

- А если я не вернусь, вот вам карта, - ПИП протянул вчетверо сложенную бумажку.

Наталья Эдуардовна опять применила свои женские штучки, сказав, что негоже, мол, по одному таскаться по лесам, и руки в боки выставила. И корову мы здесь не привяжем ни к какому дереву, она испугается. Еще звери дикие или банды лесные, выступающие против лесинга и употребляющие все, что плохо приколочено. Я икала, Валера в принципе, наверное, никогда не спорил, Дороти жевала. Возражений не поступило, поэтому по-демократически мы все вместе пошли по направлению к Церкове. Зря, конечно. Но кто знал.

Зря ПИП не сказал, что проводники обходят Церкову стороной. Не буду судить, ему, наверное, просто страшно было туда идти одному, потому-то мы и оказались в этой истории.

К деревне мы подошли с дороги. ПИП решил не усугублять ситуацию, не городить огороды и не бегать по последним в поисках колодцев. За страх в нашей немногочисленной группе отвечала Наталья Эдуардовна, но она уже высказала свое мнение и отходить от него, очевидно, не желала. Заходили мы медленно, сначала ПИП с Валерой, второй шеренгой я, Дороти и Наталья Эдуардовна. Сразу за дорогой по обе стороны раскинулись участки, огороженные заборами, из обычного штакетника, серого от дождя и влаги. На штакетнике кое-где висели глиняные горшки, кружки и другая красно-бурая кухонная утварь.

Дома ничем не отличались от других пинежских изб до прихода городских. У дороги - большие квадратные срубы из массивных бревен на одну и две семьи, на задах огород. Деревня выглядела странно нормально. Без всяких там ленточек солнцестоянцев, крестов новых старообрядцев, только красных растений на грядках, высаженных представителями правильного не нервного питания. Ее как будто не коснулся ни один модный ветер, прилетевший со стороны города.

И вот эта нормальность наводила какой-то первобытный ужас. Я не сдержалась и икнула. Громко. И еще раз. Ничего не произошло. Только хлопнула калитка где-то позади нас. Оборачиваться не хотелось. Я люблю долго не замечать проблем, пока не обернешься, кажется, что их просто нет. Потом, конечно, они вырастают до размеров слона. Но меня учили, что слона можно разделывать по частям, типа проблему-ногу сегодня, проблему-хобот завтра. И так проще, а вот что делать с проблемой, размером с муху, я не знаю. Там, пока на части разделишь, весь вспотеешь.

Остальные не разделяли моего философского отношения к ситуациям и обернулись молниеносно. Я даже успела словить страх, исказивший лицо ПИПа. Он и так-то был не красавец, а тут — глаза круглые, мохнатые брови домиком, рот съехал куда-то, волоски в носу колыхаются. Ох, и смех меня разобрал. От этого он разозлился, губы сжал, ну как будто на моментальные фотки в кабинках позирует. Дурачится.

- Бабка там, в платочке в цветочек, смотрит на нас, улыбается, - прошелестел он сквозь зубы и помахал рукой, - не оглядывайтесь. ПИП уже вовсю махал своей пятерней кому-то сзади, мол здравствуйте, здравствуйте, и Вам не хворать. - Нормальная какая-то, слишком нормальная... Где у вас тут водички можно набрать, бабушка?

Колодец с водой оказался на дворе этой самой старушки. Она даже не сказала, а нараспев предложила нам питье и что-то вроде «отдоооохнуть с доррроги, в баааааньку вечеркооом схооодить». ПИП пытался как-то отделаться, дела мол, дорога впереди длинная, сложная, хозяйство (это мы) тяжелое, сами видите.

- Ик. Ах, чтоб тебя, - прошли мы уже километров 16, меня измучила икота.

Валерка сник под грузом общих пожитков, боевой настрой Наталья Эдуардовна обронила где-то по дороге, у Дороти временами разъезжались ноги. Та еще компания, с какой стороны ни глянь. И мы остались.

Дом Авдотьи Петровны, той самой старушки (она представилась за пирожками со щавелем), тоже был странно по-деревенски нормальным, по моим представлениям из книжек. В жилой комнате - печь, убранный белой с вышивкой скатертью деревянный стол с двумя скамьями, разноцветные тканые коврики. И ароматный чай из трав. Горчил немного, но Авдотья Петровна сказала, что это чабрец добавляет немного тонкой горечи. Ну, чабрец, так чабрец. Дареному коню, как говорится. От этого чабреца меня разморило, если б не икота, я бы точно заснула. Поэтому в баню меня отправили первой.

Не знаю, мыло ли на меня так подействовало или пирожки с излишком, но успела я намылить только руки и вся еда, съеденная за ужином, вышла из меня тремя ручьями. Не, ну подумать на бабушку — божий одуванчик, я подумала не сразу. Только когда обнаружила, что дверь в баню заперта, и изнутри я ее открыть не смогу. Почему-то в голову пришла мысль, что теперь ПИП будет знать, что происходит в деревне и не пойдет сюда во второй раз. И что там с Валерой, интересно, все пирожки съел? Когда-нибудь же они меня хватятся. Я икнула и выплеснула из себя все запасы на черный день. Потом умылась, обернулась полотенцем, чтобы достойно встретить спасителя, села на мокрую лавку и приготовилась ждать.

Я никогда не отличалась особым терпением, мне казалось, что прошло много времени, по крайней мере я успела еще пару раз освободить уже и без того пустой желудок и поняла, что ожидать чего-то бессмысленно. Пора приступать к активным действиям, может быть даже покричать. С меня капал пот. Я стояла под закрытой дверью, икала и думала, кто те люди, с которыми я отправилась в путешествие. Кого из них я могу позвать на помощь. Не знаю. Честное слово. Оказалось, что я их совсем не знаю и в целом просить не привыкла. Я выбрала нечто усредненное и во все легкие крикнула: «Дороти!». Потом еще несколько раз, уже потише, в горле запершило, не надо было в первый раз так стараться. Я где была, там и опустилась. Похоже не помогло.

Все будет хорошо. Чтоб прогнать панику, говорят, надо заземлиться. Вообще, окружающий мир таков, каким ты его воспринимаешь. Вдох, выдох. Я прилегла на полог, мир сузился до размера гроба или детской колыбели. Я выбрала второе. Сразу захотелось к маме, стало себя жалко, мир опасен и неприветлив, я в чужой бане и не знаю, что происходит с чужими мне людьми. Может их уже съели. Я плакала, как будто мне три или четыре года. Самоотверженно и громко. В перерывах между всхлипываниями икала, как будто в последний раз.

- Ты что так долго? Тут все остыло, - надо мной нависала очень целая и очень невредимая Наталья Эдуардовна. Похоже, я заснула и пропустила факт явления ко мне моего спасителя.

- Я парилась, - ответила я слишком грубо, однако тот факт, что я тут страдала из-за них, а у Натальи Эдуардовны все конечности целы, меня порядком разозлил. Я, как могла, гордо и неспешно оделась. Трясущиеся ноги с трудом попали в штаны, действительно, холодно. Если во мне где-то еще и осталось достоинство, то его остатки я не растеряла. Не в этот раз, не дождетесь.

В доме все сидели за столом, как будто я и не уходила. Я давно заметила эти странные выкрутасы времени: ты попадаешь в какую-то ситуацию, и, кажется, полжизни ушло на ее разрешение, а у людей в этот момент все хорошо, бывает, отлично даже - они вот пирожки со щавелем уминают за обе щеки. Я бы и обиделась, если бы до этого так молниеносно в очередной раз не повзрослела и не решила, что от этих, посторонних мне людей, ждать особенно нечего.

- Прошла икота-то? - Авдотья Петровна как-то хитро посмотрела на меня. - Икотница к тебе привязалась, бывает тут такое. Мы ее изгон-травой запиваем, и все проходит. Раньше-то бывало палками били и из деревни выгоняли, но потом, как все высшие образования наполучали да саморазвитием назанимались, зло от людей отделили и гнать никого не стали.

Выяснилось, что в бане меня закрыли, чтобы убирать было легче. Не на коврики же, право. Ночевать мы остались в Церкове. Мне, как обиженной, отделили самое козырное место — на печке, рядом в спальном мешке устроился Валера. Все расслабились. Стало можно.

- Деревня, - рассказал Валера, - вся сплошь состоит из неудачно сепарировавшихся. Тех, кто не смог грамотно отделиться от родителей и теперь выстроил реально физические границы с окружающим миром. Из домов почти никто не выходит, чтоб не взаимодействовать, а то вдруг за что-нибудь да осудят или попросят что, а отказать человек не сможет. В общем, большую часть времени люди читают книги по психологии и вновь переживают детские травмы. Пишут письма, складывают журавликами, бутылки-то давно закончились, и отправляют по местной реке Пинеге. На эти послания нет-нет, да кто-нибудь и наткнется.

Представьте, выплывает стая бумажных журавлей, разворачиваешь, а там что-то типа: «Дорогая мама! Один раз мы шли по улице, я упал, ударился коленкой, запачкал штаны. Как сейчас помню, парк Горького, цвела сирень. Ты ругалась так, что слышала тетенька на лавке. Было стыдно. Теперь при каждом своем жизненном падении я вместо того, чтобы пожалеть себя и оказать себе посильную помощь, ругаю и стыжусь себя. Но работаю над этим. З.Ы. Мурка недавно окатилась и теперь у меня 4 рыжих котенка. Думаю, подкинуть кому-нибудь под крыльцо».

Я засыпала и думала, что про кошку Валерка, небось, напридумывал. Ну, чтобы смягчить как-то эту боль души, приподнять ее до надежды. Он все слегка подкрашивал и ровнял до круглой цельной ровности. Чудак человек, без углов.

До Верколы мы доехали на машине. Такое удобство устроила нам Наталья Эдуардовна. Она здраво рассудила, что раз все в деревне с такими детскими травмами, то легко будет надавить на чувство вины и использовать это в свою пользу. Сразу видно, бывший научный сотрудник.

ПИП покрутил для порядка пальцем по карте и сказал, что в саму Верколу заходить не будем. Безапелляционно. За день мы должны успеть пройти мимо Явзоры, Заедовья и остановиться на ночь у Городецка. Авдотья Петровна собрала в дорогу пирожков, своих, коронных, со щавелем. Сложили опять все Валере и двинулись в путь.

Идти было странно. Не ехать, не лететь, а идти. Шагать по лесу: елки, сосны, березы, трава всякая, названий я не знаю. С разговорами у нас не ладилось. Пейзаж, конечно, красивый, но не такой, чтоб вау. Через час его уже вообще не замечаешь, зато максимально концентрируешься на цели. Вот, думаю, дойду, разберусь со своими ресурсами, потом вернусь и расскажу все тем людям, которые меня отправили. Поэтому я старалась быть максимально сосредоточенной и историю, которую буду рассказывать пыталась сформировать уже в процессе пути.

Я думала, что расскажу им про время, что, пока я шла, время наконец-то пришло в равновесие с пространством. Все получилось по-честному. Я отдала дань временем, я «прошла» себя. Это важно. Они поймут. Я объясню. Они всегда меня слушали, хоть я и торопилась говорить быстро. Я привыкла, что окружающим нужен результат, поэтому обычно начинала разговор, давилась словами и через две секунды приходила к логическому выводу, который логичным окружающим никогда не казался. А те люди просили развернуть мысль. Мне казалось это странным; странным, что они никуда не торопятся и не измеряют время количеством сделанных дел. Ну так вот, я скажу, когда вернусь, что такая категория как «пространство» сжалась до непростительно малых величин. А важность категории «время» разрослось до невероятных размеров. Мы все время бежим, но при этом не перемещаемся в пространстве. Как хомячки в колесе, ей Богу. Я представляла, что они, те самые люди, задают мне еще вопросы уточняющего типа: «Поясни, мы не до конца поняли твою мысль». Я скажу, что горизонт стал слишком близким, а человеческая мысль слишком короткой. Думаю, здесь они со мной согласятся. Может быть, приведу примеры.

Данных размышлений хватило до обеда. ПИП остановил нас недалеко от речки, ее название он буркнул себе под нос, да и ладно. Зато здесь была красивая поляна. Я скажу, что мысль о времени и пространстве посетила меня как раз во второй день на привале, красота окружающего как раз способствует философскому настрою. За палками для розжига костра отправили Валеру. Мы с Натальей Эдуардовной пока достали гречу, банку тушенки, потом побродили вокруг, потом поделали что-то еще. Дороти жевала траву. Потом что-то поделали еще. Все это стало казаться каким-то долгим. Даже слишком.

- Где его черти носят? - общую мысль о несоответствии задания и затраченного на него времени высказал ПИП.

Мы сделали вид, что не при делах, типа нормально, подождем еще сколько надо, пускай делает свои дела, вдруг что. И чащу эту выбрали не мы, если что.

- Каши с вами не сваришь, - пробурчал ПИП. Вот наконец-то эта фраза была произнесена в самый правильный момент. ПИП ушел искать Валеру.

Минут через пятнадцать, приблизительно (я в них занималась самоедством, таким, которое обычно не добавляют в истории, типа: что я за друг такой; ну и что,что попутчик; а если бы я пропала в чаще, а все отказались меня искать; ну и поделом) Валера показался из соседних кустов. Он опирался на ПИПа, шел, прихрамывая, и вообще имел вид упавшего с КАМАЗа и ненароком попавшего под его колеса. Он как будто постарел даже лет так на двадцать-сорок. И одежда успела поизноситься до состояния лохмотьев. Крови не было, но Валера усох, стал похож на полено, березовое бревно. Я подумала: «Ну, капец». Это только в книжках герои думают сложноподчиненными предложениями или начинают сразу действовать: достают аптечку со всеми немыслимыми лекарствами, бросаются искать невидимого врага и мстить. Я лишь коротко подумала и зависла. Даже Дороти перестала жевать.

- Что стоишь, разводи костер! - в себя меня привел окрик Натальи Эдуардовны.

Я неловко засуетилась, ПИП, положив Валеру на раскиданную скатерть, взял инициативу по розжигу на себя. Когда огонь весело разгорелся, на меня вдруг напало ощущение, что мы что-то не то делаем или не в том порядке. Друг в беде, а мы кашу собираемся варить и есть, согласитесь, странно.

- Эй, Валера. Ты чего?

Из меня никогда не получалась мать Тереза или сестра милосердия, но я решила не сдаваться.

- Где у тебя болит? Может тебе чем-то помочь? - в ответ мне летело покряхтывание и постанывание.

- Что мы будем делать-то с ним?

- Сожжем, - отрезала Наталья Эдуардовна.

Я никогда не сжигала людей. Это не украсило бы мою историю, да и биографию в целом бы не украсило. Я уже успела слегка привязаться к Валере, все-таки мы в ответственности за тех, кого мы покалечили, как-то так. И Наталья Эдуардовна переплюнула даже ПИПа, который формально бессердечный. Он опять смешно разинул рот и выпучил глаза.

- Ну ты и волшебная на всю голову, - от очередного истеричного смеха меня отвлек Валера.

Произнес это он каким-то странным надтреснутым, старческим голосом.

- Что сразу жечь-то, сколько веков живу, а ни разу не видел, чтоб люди своего жгли. Толян я. Раскусили.

Вот здесь я не выдержала, рассмеялась. Сначала я подумала, что к Валере вернулась память таким вот странным образом. Пока Наталья Эдуардовна не пояснила, что это подменыш.

- Ага, леший. - подтвердил Валера-Толян. - Ваш-то больно ладненький, складненький, а я все, списан, пенсии у леших не положено, вот меня оставили, а Валеру вашего забрали. И будет он теперь лесному делу обучаться, в другой плоскости существовать. Обратный бартер невозможен, даже если бы доплатили. Даже в обмен на корову. Такие дела.

Наталья Эдуардовна сказала, что сожжем точно, нам тоже такая писаная торба не больно-то и нужна. Этот самый Толик, то бишь.

Он и запел с испугу другой мотивчик.

- Есть одна лазейка.

Ближе к ночи необходимо подержать этого самого Толика над костром. Только палить не надо (это он особенно уточнил), сработают там какие-то родственные узы у остальных леших, они решат, что убивают своего и экстренно вернут Валеру на место.

- Только не отдавайте меня обратно, - жалобно закончил Толян. - Семья большая, за несколько веков-то немудрено, поднакопилось, жилплощадь стесненная, старика обижают. Возьмите с собой. Тогда над костром лежать буду, не пикну.

Пообещали. Что мы, звери какие.

Сделали, как сказал. Дождались примерно окончания «Спокойной ночи, малыши», взяли за руки и за ноги Толяна и подержали над костром. Валера вывалился из кустов так неожиданно, что мы чуть не нарушили данное лешему обещание и не зажарили его вместо позднего ужина.

Я никогда никого так крепко не обнимала. От Валеры пахло перепрелой травой, в волосах торчала солома. Меня больно сжали тонкие руки Натальи Эдуардовны, а сбоку вращались бешеные глаза ПИПа. Не помню уже, кому стало первому неловко, но мы очень быстро отвалились друг от друга, скоро и с первого раза собрали палатки, молча легли, и через мгновение храп - ПИП «засыпАл» этот странный день, делал его вчерашним.

- Я думала, ты исчезнешь, - прожевав неизменную гречу на завтрак, сказала Наталья Эдуардовна. Смотрела она на лешего, который за обе щеки уминал распаренную на костре кашу.

- А что это вдруг мне исчезать? Нас и тут неплохо кормят, - шутка Толика не прошла, никто даже не улыбнулся.

Мне, по крайней мере, смешно не было. Как теперь его транспортировать, было непонятно. Валера столько не унесет, самому ему не уйти. Моя цель становилась все дальше и дальше. Это по времени, в пространстве она, пусть медленно, но приближалась.

- Согласно всяким фольклорным преданиям, после обратного возвращения субъекта подменыш исчезает. Утром находят обычно бревно, - Наталья Эдуардовна опять включила научного сотрудника. Может быть, у нее и степень была, надо уточнить.

- Че? - отложил ложку ПИП.

- Че? - прыснул кашей Толян. - Какое еще бревно? Ну ты и завернула. Мы отродясь в бревна не превращались. Ты вообще много подменышей видела? Вооот. Ни одного небось, а говоришь.

- Не обязательно что-то видеть, осязать и переживать. Есть вещи, которые люди изучают на протяжении всей жизни. Потом это концентрируется в общие знания. Ну это простым языком. Доступным для всех, - Наталья Эдуардовна обвела своим высоконаучным взглядом всех присутствующих.

Ну мне, допустим, было не так уж и важно ее мнение. Но Валера покраснел. Он же шел за умом. Ну, пускай, за памятью. Чтоб вспомнить, хотя бы умный он там или нет. Зря она так.

- Согласен с Анатолием, - подал голос ПИП.

Во мне боролось чувство женской солидарности и сочувствие к Валере, последнее победило. Я пискнула, что и я, и я придерживаюсь той точки зрения, что не вся наука такая уж неопровержимая. Вон, раньше вообще земля нормально держалась на трех черепахах и была плоская. Последнее про себя. Что выступать-то лишний раз.

Так получилось, что внезапно мы переметнулись, сами того не осознавая, на сторону лешего Толика. Мы быстро ввели его в курс дела. Идем в Мамониху. Я за ресурсами к людям по совету других людей, типа долго объяснять. Так, чтоб вернуться. Думаю, он не понял. Валера за памятью, ну, и идти особо некуда, потому что не помнит, куда идти. Наталья Эдуардовна совершает свой самый первый в жизни смелый поступок, возможно, опрометчивый, но назад не воротишь, ПИП - наш проводник с искусственным сердцем, четыре клапана заменили, Дороти по дороге подобрали, типа посылки. Договорили и многозначительно смотрим на него. Он как давай открещиваться: «три тыщи лет живу, не видел, чтобы у лешего цель была», но сдался.

- Так как целеполагание — основа движения, - ввернула Наталья Эдуардовна.

- Ну, - говорит Толян, - хочу себе шмотки новые, не это все, с пугала. В лесу-то особо не оденешься, мало кто тут штаны теряет, пришлось по огородам тырить.

Цель, конечно, не фонтан, что легко можно было прочитать на лице Натальи Эдуардовны, но с чего-то же надо начинать.

Гринпис бы завопил на нещадную эксплуатацию беззащитного животного, но Толика решили везти на теленке. Привязали кое-как запасными шнурками Валеры, они как раз моднявые разноцветные, длинные, и двинулись в путь.

Умные истории на этот раз не сочинялись. Гречки мы поели, но, согласитесь, на природе при нормальных физических нагрузках и растущих, пусть и вширь, организмах этого маловато. Я шла и фантазировала о всякой разной еде. Или о том, что можно незаметно съесть по пути. В растениях я разбираюсь плохо. Поэтому боюсь съесть что-нибудь не то и внезапно и болезненно умереть. К тому же, в моем случае были слишком сильны воспоминания о сольном концерте «Прощание с едой в Церкове».

- А че вы все гречу едите? Поститесь что ли? - подал голос Толик. Видимо, не только моему организму необходима была дополнительная поддержка. - Вон в реках да озерах чего только не водится.

Толян начал перечислять: елец, язь, плотва, лещ, гольян, голавль, карась, ерш, пескарь, уклейка, окунь, семга, нельма, сиг, ряпушка, хариус, щука, налим, судак. От этого перечисления еще больше разыгрался аппетит. Условились, что до обеда найдем какой-нибудь водоем и там и порешаем вопрос.

Не доходя где-то семи километров до Заедовья, мы свернули к реке Пинеге. Удочку, разумеется, никто не взял, однако Толик сказал, что это не проблема. Нужен только пакет и лучше не маленький. С этим самым пакетом он легко спустился к реке, зашел по колено в воду, опустил приспособу и, вуаля, в пакете бултыхались и шевелились рыбины. Чудеса, да и только. Толян сказал, чтобы мы даже не пытались повторить, он же леший, в лесу кой-чего умеет и может.

Наверняка сим-салабим махалай-махалай и волосы из бороды выдирать. Но я сколько пробовала так колдовать, не получалось, может быть, потому что бороды нет, не знаю.

ПИП ушел за дровами, сказал, что сам от греха подальше. Наталья Эдуардовна осталась за главного по очистке рыбы, Валеру я нашла у сосны на берегу. Он внимательно смотрел на быстротекущую воду, как под гипнозом. Я не хотела его отвлекать, но под ногами треснула ветка, он вздрогнул и, не отводя взгляда от реки, сказал:

- Знаешь что, я тут подумал про реку. Смотри, какое быстрое течение. Говорят же, что в одну реку не зайдешь дважды. И часто при этом думают только про воду, то есть про изменяющиеся внешние обстоятельства. А тот, кто заходит в эту самую реку, остается как бы за кадром. Хотя это тоже не постоянная величина. Вот я был курьером. Теперь я уже не курьер, а Валера, может быть и не Валера вовсе, но допустим, Валера плюс некто, кого похитили лешие, завтра к этому добавится еще что-то, потом еще. И когда я вернусь, я буду гораздо шире, чем тот условно Валера, каким меня привыкли видеть мной оставленные. Они будут меня видеть согласно их представлениям обо мне, а я уже буду совсем другим. Ты меня понимаешь?

Перегрелся. Надо взять часть поклажи себе, подумала я, но ему сказала, что, конечно, понимаю. Что вчера я была просто я, а теперь я ВсеИзгадившаяВБанеКакой-тоБабкиВЦеркове. Как тут не понимать. Конечно, я теперь другая. Любой дурак изменится под натиском таких обстоятельств. То есть условно расширится по Валеркиной теории.

- Не переживай, - сказала я ему. - Тебя ждут любым. Меня ждут любой.

А сомнения по данному вопросу я закопала. Где-то очень глубоко.

Рыба оказалась выше всяких похвал. Мы только облизывали пальцы да причмокивали. Толик светился почище любого начищенного самовара. Меня грела мысль, что не я одна такая веду нескончаемую борьбу за всеобщее одобрение. До деревни Заедовье оставалось всего ничего. Дальше до Городецка еще километров четырнадцать. Все складывалось как нельзя лучше. Наверное, я произнесла это вслух, потому что Наталья Эдуардовна попросила зачем-то сплюнуть и постучать по дереву. Прикольнулась, постучала по башке Валерки. Он, вроде, даже не обиделся. Адекватный, шутки понимает.

Как и договаривались, на ночь разложились недалеко от Городецка. Поляна как поляна, рядом елки, сосны, березки весенним соком наливаются. Совершенно ничего необычного, поэтому об этом и не рассказываю, что бумагу переводить. ПИП сказал, что пойдет отольет, так и сказал. Я вообще думаю, нечего там всякие витиеватости разводить, если слово четко и точно отражает характер человека и понятно само действо, можно обойтись без мещанского словоблудия. Ну как по-другому? Пошел пи-пи? Завернул за кустики кучерявые? Исчез из моего поля зрения на несколько секунд? Кусты, в которые он пошел, и вправду задорно так кучерявились. Ивняк, наверное. Бурно и непролазно. Не понимаю, зачем идти в такие дебри, если ты уже громко всех предупредил о цели своего короткого путешествия.

Я не успела моргнуть, ПИП за это время точно не успел и штанов расстегнуть, как из кустов донеслось взгогатывание, - смех, внезапный и громкий, как у напуганной лошади. Хотя, может, и успел штаны расстегнуть, но что он там не видел до этого времени, чтоб так смеяться. Мы успели только переглянуться, прочесть в глазах друг друга «я туда не пойду», как смех сменился плачем. Надрывным поскуливанием, похожим немного на вопли чаек в период, когда они осуществляют присмотр и уход за птенцами. «Родители года», чтоб их.

- Анатолий, что там может быть? - Наталья Эдуардовна решила разведать обстановку, не бросаясь опрометчиво в самый жар событий.

- Да растение, которое на грядке растет, его знает. Я из другого округа, здесь свои порядки. Может, болезнь какая психическая внезапно напала. Послушайте, какие звуки-то издает, - Толик не помог, и его сморщенное лицо явно не выражало готовности выяснять причину происходящего.

Я решила идти. Остальным сказала, чтоб сидели пока на низком старте и действовали по ситуации. А, и аптечку на всякий случай чтоб достали. Наталья Эдуардовна заметила, что я поступаю, как героиня второго плана очень дешевого фильма ужасов: случается пападос, потом герои идут по одному выяснять, в чем он заключается, и умирают тоже по одному.

- Короче, у нас тут не пионерский отряд, - ответила я. - Иду одна. Не вернусь через пять минут, идет Валера, далее Толян, последняя Наталья Эдуардовна. Кивните, что принято, - завершила я начальственным тоном и уверенно.

Содержание ничто, тон - все.

Это были неплохие пять минут в моей жизни. Я как будто проснулась после вязкого и тягучего кошмара и очутилась в том месте, в которое хотела вернуться. Ну, то самое. То, которое со мной уже было. Именно с этого «было» я и хотела продолжить. Не начинать все заново, нет, я хотела продолжать. Мне улыбались и не улыбались те самые люди. Они больше не отправляли меня к другим людям. Цель похода вдруг стала неактуальной. Ко мне протягивали руки. Я подумала, странно, кто-то недавно рассказывал про реку, в которую не войдешь дважды. Про объективность и субъективность восприятия этой реки и захода в нее. Но я не изменилась, и вокруг меня все осталось, как раньше. Потом ближайший человек со всей силы шлепнул меня по щеке. Потом по второй. Вот в такие моменты учишься ценить, что их всего две. Я удивилась, очнулась и удивилась еще больше. Рядом со мной стоял Валера с поднятой рукой, он замахнулся, но, видимо, тоже осознал, что щеки у меня всего две и свободных не осталось.

Вокруг меня стояли деревья, живые и продолжающие жизнь в виде столбов, с вырезанными на них лицами. Их было штук сто, не меньше. Кто-то, похоже, очень торопился, потому что у лиц не хватало то глаза, то носа. Под одним в позе эмбриона лежал ПИП и что-то причитал в сжатые колени.

- Ты слышал?, - я вцепилась в куртку Валеры и начала его трясти. - Блин, Валера, ты это слышишь?

Он тряс головой, а я орала ему в лицо, что они просят остаться, они просят меня остаться здесь, с ними. Валера решил, что получить второй раз по одной и той же щеке не так страшно, как потерять рассудок, поэтому размахнулся, и мой мир превратился в звенящую черноту.

Очнулась я у костра. Наталья Эдуардовна разбирала палатки, Толик раскидывал пожитки по рюкзакам, пожалел Валеру, потом быстро привязал себя к Дороти. ПИП стоял, как сомнамбула, перед кустами, которые непонятно как покинул.

- Идти можешь? - откуда-то слева прилетел вопрос Валеры.

Я обернулась и спросила, что здесь происходит. Он не ответил, сказал, что мы уходим. Что мне лучше встать и опереться на Наталью Эдуардовну, которая уже протягивала мне руку. Что он поведет ПИПа. Что нам, наверное, направо, что карту бумажную никто читать не умеет, что непонятно, где какая сторона света, а он еще к тому же остатки мозгов размазал по моей двери.

Со стороной мы угадали, по дороге вышли к деревне с белой табличкой «Городецк». Постучали в первый дом у дороги. Нам открыл мужик в майке-алгоголичке средней поношенности, трениках адидас, черных в три белых полоски, и желтых кроксах.

- Толян, - леший уже протягивал руку хозяину, - не пустите ли переночевать?

- Василек, а что ж не пустить, пущу.

И за нами захлопнулась дверь.

За завтраком Василек, который оказался на самом деле Василием Николаевичем, электриком на пенсии, рассказал, что побывали мы на урочище Чупрово.

- Местные не любят говорить об этом месте, - продолжил он, прихлебывая чай. - Как дети, если я что-то не вижу, то этого и не существует. И сами туда никогда не ходят. Мамка рассказывала, что голоса там всякие слышишь. Картинки мерещатся. Душу место у тебя вынимает. Докапывается как-то до самого сокровенного и заманивает этим. Так люди и остаются там, обратно не выходят. Младенцев тока не трогает, чудных всяких, животные спокойно могут там находиться. Странно это дело, что выбрались оттуда. Исключительные что ли какие?

Наталья Эдуардовна сказала, что без официального диагноза, вон Валера у нас родства не помнящий, память потерял то есть. Травма у него черепно-мозговая. Вот, наверное, урочище и не смогло нащупать его слабые места. Поэтому он «ее», ткнула она в меня пальцем, и «его», это она уже указала на молчаливого и бледного ПИПа, сидящего тихо в сторонке, оттуда вытащил. Василий Николаевич сказал, что нам повезло, очень крупно повезло. Еще он помог прочитать бумажную карту, так как ПИП, похоже, совсем сдулся, объяснил, в какую сторону идти, когда выйдем из Городецка. Нам оставалось пройти Суру и Шуйгу. А там прямая дорога до Мамонихи.

Теперь нашу процессию возглавила Наталья Эдуардовна. Это было немного странно. С пучком волос, в толстенных окулярах и в свитере с оленями она никак не тянула на главаря. Хотя и мы были так себе бандой. За ней тянулся Валера, потом Дороти с наездником Толей, я и ПИП.

- Что ты там видела? - ПИП поравнялся со мной и как-то даже жалобно посмотрел в глаза.

- Реку, - говорить правду отчего-то совсем не хотелось.

- А я детей видел. Ну тех самых, последних, которые в большую жизнь уходили, по семьям. Я ведь даже прощаться тогда с ними не стал, чтобы слабость свою не казать. Еле слезы сдерживал. Они старост групп ко мне отправляли, чтобы по-людски как-то попрощаться, да и зол я был. На все и всех вокруг. Но они, конечно, ни в чем не были виноваты, - говорил ПИП медленно, кочку с тощей травой обойдет и доскажет.

- Сначала я Юрку увидел. Ну, в урочище том. Пацан ножом хорошо работал, поэтому и загремел. А потом вырезать по дереву хорошо стал. Зверюшек всяких, доски нам разделочные в столовку сам смастерил. Ну вот я за кусты-то зашел, а там Юра какую-то палку обрабатывает, не говорит ничего, улыбается. И обрадовался я, а потом смотрю, кровь у него из руки идет, много крови. Футболку ему залила, штаны. А Юрка смотрит на меня и улыбается. Жутко мне стало. Потом Лельку с цветами увидел. Как уезжали, она насобирала полевых цветов и букет под моей дверью оставила. Я еще шварканул его тогда от злости о стену, потом ползал собирал. Дурак старый. А тут стоит теребит цветки, головки им отрывает, смотрит на меня и тоже улыбается. И другие ребята, кто с чем. Но все какие-то безжизненно жизнерадостные. Голоса еще эти, не от них, а как будто из воздуха. Останься, мол, останься с нами. С тобой там что-нибудь разговаривало? - ПИП обогнал меня и стал напротив, умоляюще заглядывая в глаза. Лицо его впервые застыло и выражало только одну эмоцию. Страх.

Возможно, я бы стала хорошим психологом, где-нибудь в другой жизни или когда-нибудь потом. Ну то есть я давно уже убедилась, что люди готовы платить деньги, чтобы кто-нибудь на их проблемы не отвечал: «А вот у меня». Я старалась не думать о том, что произошло в Чупрово. Было и было. Баста.

- Вы захотели остаться? - я обогнула ПИПа и ускорила шаг, чтобы догнать остальных.

- Нет, понимаешь, все эти 8 лет я жил только тем, что думал, а вот кабы так, и что было бы так, случись оно по-другому. Юрка писал мне даже, я не читал. Мне хотелось обратно. Без всяких компромиссов. Я считал себя в моральном праве. В общем, пелена какая-то с глаз спала. Не прав я был. Все это время я был не прав.

Последнюю фразу ПИП произнес себе под нос, замедлил шаг и все оставшееся время плелся в хвосте нашего притихшего каравана. Каждый думал о своем, Толян дремал, безвольно свесив руку с Дороти. Я понимала ПИПа. Вот шла и понимала, что я ну все прекрасно понимала.

Незаметно мы обогнули Суру. Шли по Пинеге, берега там песчаные, Дороти вязла, Толик покряхтел, покряхтел да пошел пешком. И не скажешь, что леший. Дед как дед, только неухоженный сильно. В сторону Суры он даже не глядел. Теперь это не просто поселок, а целый ансамбль храмов имени Иоанна Кронштадского. Никак договориться не могли: то храм должен быть из кирпича, то из бревен, то с гвоздями, то без гвоздей. Настроили всяких. Бесов, говорят, каждую пятницу из людей изгоняют. Батюшка специальный, могущий это делать, из Москвы выписан. Так как людей у нас в области проживает немного, плотность населения низкая, то и по два и по три, говорят, вылезает. А бывает бес быстро в того, кто рядом стоит, переселяется. После изгнания у людей праздник, хороводы водят, через костры прыгают. Бесы отмечают новоселье. Так тихо - мирно и живут друг с другом. Сильно не ссорятся.

Деревня Шуйга необходима. Стоит прямо на дороге то есть. Да и поздно было, поэтому мы решили заночевать в ней. ПИП однажды там был и сказал, что в поселке никто не живет. Переночевать можно во Дворце культуры, в местном клубе. Мало ли кто все-таки появился, а клуб общий, вопросов будет меньше.

Я вот люблю всякие заброшки. Поэтому входила в деревню во все глаза. ПИП рассказал, что поселок возник вокруг лесозаготовителей. Ну тех, кто валит елки там всякие, сосны на доски. Сейчас-то деревом почти не пользуются, в основном пластик, а тогда древесину даже в Китай поставляли, поэтому деревня отличается от остальных, которые мы успели пройти. Дома квадратные и прямоугольные, такие — доска, доска, а посередине гвоздик. Много чего уже полегло, зато прям посередине поселка красовался ржавый вагончик. Это чтобы лес из леса вывозить. Там даже какая-то узкоколейная дорога есть, понятно, что она не работает. Трава во всей деревне по пояс. Нет никого. Это радует. Впечатлений уже на всю жизнь хватит.

Сам клуб оказался нормальный такой, местами проглядывала желтая краска. Толян сказал, что сразу видно, что советская постройка, даже для домового укромного уголка не найдется. Валера ответил, что его вообще все устраивает, расстелил за кулисами сцены спальник, пошелестел немного и затих. Толик пошел искать, чего бы перекусить. ПИП расселся на потрепанных дермантиновых сидюльках грязно-бордового цвета и вперился куда-то в потолок. Как перед ожиданием концерта.

Наталья Эдуардовна сказала, что по пути заприметила баньку, пойдет посмотрит, вдруг можно затопить и помыться. Меня переполняло ожидание завтрашнего дня. При хорошем раскладе ближе к ночи мы будем в Мамонихе. При таком возбуждении сидеть было невозможно. Я радовалась и почти всех любила. То есть почти любила всех. Вот ведь, местами слова поменяешь, а уже смысл какой-то тухленький. Костерок, гречка с последней банкой тушенки - и даже ПИП оживет. Гарантированно.

Отковыряла гнилых досок, нашла даже пару почти целых. Пока их тащила, думала сделаю у костерка лаундж зону. Ну а что, такой красивенький, удобненький уголочек получится. Лапник сухой пособирала, быстрее разгорится. Водичку из колодца принесла. Пока греча закипала и набухала, я впервые за все время похода расслабилась. Ну такое на меня напало состояние полной удовлетворенности. Хоть вирши какие пиши. Восторженные. Во славу дикой природы. Но я не умею, может и хорошо, зачем людей пугать. Каждый должен заниматься тем, что умеет. Больше пользы будет. Вот это я тоже скажу, когда вернусь. Ну типа, я поняла, что умею делать хорошо то, что делала у вас. Это мое призвание, все такие дела. Кольнула мысль про ПИПа, про разговор наш на дороге. Но я постаралась ее не развивать, если мысль не думать, то, глядишь, сама отвалится.

Ну я такая захожу. В платье. Не в этой грязной и потной одежде. В платье в пол. На новое денег нет, одену зеленое. Или розовое. И рассказываю про свое приключение, что я, мол, теперь в ресурсном состоянии. До интересных и разнообразных людей дошла. Считай, мир повидала. Все осознала. Давайте уже делом заниматься. Меня, конечно, ждут. Ничего не изменилось. Даже краска в том же месте облупленная. Улыбаются. Вот тебе дело понятное. С ним ты легко справишься. Ну я, конечно, вообще без проблем. Это я умею. Собаку буквально на этом съела, даже две. Все предсказуемо, ровно. Понятно. Предсказуемо. Скучно. Скучно?

- Наталья Эдуардовна где? - ПИП стоял в проеме двери нашего временного жилища, и явно кому-то светило а-та-та. - Говорил же, чтоб по одному не шатались. Деревня условно безопасная. То есть от сих до сих.

ПИП ткнул сначала в один угол клуба, а потом в другой. Вот и взбесило меня его это выступление. Нянькой я тут ни к кому не нанималась.

- Между прочим, - говорю, - я тут еду всем приготовила. При делах была. А Вы все кресла обсидели за это время?

В общем, ушла в глухую оборону. Ну что-то он мне еще сказал, крикнул в спину. Я решила свалить. Сами тут как-нибудь. Вот не ценят ни разу, ну понятно, команда набралась. Как у И.Крылова, в той басне, все со своими целями, задачами сногсшибательными.

Ноги сами принесли к баньке, той, что Наталья Эдуардовна заприметила. Случайно. Сознательно я бы эти ПИПовские указания ни в жизнь бы выполнять не стала. Тоже мне командир нашелся, вообще-то это я его наняла, а других взяла с собой по доброте душевной. Думаю, погляжу тихонько в окно, чтоб не переживать. Я, конечно, не переживала. Но могла бы начать. Человек непредсказуем.

Наталья Эдуардовна сидела на скамейке прямехонько напротив окна. Помылась уже или еще не начинала. В одежде была. Рядом с ней сидела огромных размеров женщина. В леопардовом на молнии халате. Ноги волосатые (про эпиляцию она, конечно, не слышала). Раза в три-четыре больше Натальи Эдуардовны. Она ее прямо вмяла в стену, наехала на нее своим необъятным телом, и активно жестикулировала. Наталья Эдуардовна иногда лишь поправляла очки на переносице да кивала.

Может быть, они там какие-то научные статьи обсуждали. А может быть это типа стокгольмского синдрома уже. Как вообще понять. Я попыталась прочитать по губам, что эта женщина там сообщала, но не смогла. Баня теперь вызывала у меня какой-то ужас. Бросаться грудью на амбразуру после Чупрово мне не хотелось. Оставался ПИП, но вот так признать его правоту после такого наезда. Ну сами понимаете. Я решила затаиться и подождать. Наталье Эдуардовне ведь руки - ноги никто не отрывает, правда, может, это какое-то тонкое психологическое насилие. От таких женщин в леопарде ожидать, конечно, можно все, что угодно.

Озарила мысль, что есть еще Толян. Он «профессор» по всяким странностям, сам вообще-то странность, может быть, разъяснит ситуацию. Лешего я нашла у реки: лежал, в небо смотрел. Что-то всех тянет к воде, нервные все какие-то.

- Толик, - я постаралась подсесть незаметно, но он все равно вздрогнул. - Вот то, что Наталья Эдуардовна в бане с какой-то женщиной больших габаритов разговаривает, это как расценивать?

- Титьки большие? - спросил он, вынимая соломинку изо рта.

Я аж чуть воздухом не подавилась от возмущения. Ну кто в нашем обществе победившего феминизма грудь титьками называет?

- Вообще-то я не разглядывала грууудь, но, кажись, большие.

Ударение на нормальное слово я специально сделала, чтобы вроде как не спорить, но показать, что правду свою имею.

- Ну, значит, банная обдериха это, - и дальше соломинку жевать.

Конечно, мне стало все сразу понятно. Я ж всех этих созданий в лицо знаю. Со всеми этими фольклорными штучками лично знакома. Спасибо, объяснил.

- И че это, опасно или нет? - уже через зубы уточнила я.

- Конечно опасно, она ее заговорит и кожу там с нее снимет, например. Обычно детей забирает, но на безрыбье, как говорится. Нечего ночами да в одиночестве по баням шарить. Ритуалы не соблюдать.

Ну я, конечно, завелась. Мы тут его, этого Толика, пригрели, на кормилице, поилице Дороти прокатили, а он такое безразличие демонстрирует. Это же член нашей команды, Наталья Эдуардовна то есть, а не он. Мы вместе с самого начала. Испытания, страхи, ожидания. Все поровну. Такими словами я ему все высказала, уже поднималась, чтобы гордо уйти, а он бы меня окликнул. Волосы поправила, чтобы лучше развевались по ветру (при уходе эффектно смотрится), на чувство вины надавила. Дошла до первого дерева, ничего. Не окликнул. Пришлось вернуться самой:

- Ну, значит, я забыла спросить, Вы же опытный. Как ее вызволять-то теперь?

- Никак. Договориться сможет, выйдет. Нет, поминай, как звали.

Моральный выбор. Это только в дешевом кино, где не хватило бюджета на проработку сложных чувств персонажей, герои кидаются в самое пекло событий. Я не такой герой, у меня тонкая душевная организация, поэтому я решила составить на песке табличку. В первой графе написала ЧБЕЯЭНС, ну типа «что будет, если я это не сделаю», во второй — ЧБЕЯЭС, так же расшифровывается, только без «не». Решала я, идти или нет в самое пекло событий, то есть в баню с женщиной в леопердовом халате. Что у меня получилось: первый столбик.., нет, все же лучше со второго — могу умереть, не дойду до цели, останусь без кожи, могу стать нормальным героем, буду себя уважать, чуть-чуть. ОК. Первый — не буду себя уважать, потеряю НЭ (Наталью Эдуардовну). Ну что такое малюсенькая капля уважения по сравнению со смертью. Если рассуждать логично, выбор, конечно, кристально очевиден. Но у меня никогда не срабатывало с табличками, я их делала, все по науке, как говорится, а потом поступала по столбику с самыми непрезентабельными вариантами.

- Я пошла, - поводила палкой по песку для драматизации момента, посмотрела задумчиво вдаль, подумала, как же прекрасен наш Север.

Туман белой дымкой по реке расстилался, краски мягкие, нежные.

- Я пошла в баню, - уточнила я чуть громче для Толяна, вдруг с первого раза не понял или глуховат, ведь вот столько живет, что-нибудь уже да поизносилось. Отряхнула пятую точку от песка, чтоб ему глаза песком засыпало, зараза такая бесчувственная. И добилась своего.

- Ладно, - сказал он, - я с тобой пойду. Посмотрю, как вы там справитесь.

Такая поддержка мне вышла боком. Я вдруг почувствовала себя на помосте: свет, камера, сцена номер 2, поехали! С ноги распахнула дверь бани, а там значит эта банная женщина на плече у Натальи Эдуардовны лежит и слезы на кулак наматывает. Тут как будто мой партнер по съемкам перепутал речь, я стою, импровизировать не умею, рот открыла, кого спасать не знаю. Наталья Эдуардовна махнула нетерпеливо рукой, такой жест, когда не вовремя, закрой дверь с той стороны. Ну. Что я могу сказать. Я хотя бы старалась. Возвращались в клуб молча. Толян только что-то насвистывал. Мне показалось или это: «Ах, какая женщина, какая женщина!»?

Остаток ночи я не спала. Все было, как в молодости, только наоборот, - я в клубе, не могу сомкнуть глаз по тому, кого в клубе нет. Обычно все переживают за тех, кто все-таки в деревенский клуб пошел и всю ночь там зажигал. Периодичные покряхтывания говорили о том, что не сплю я не одна.

По возвращении из бани мы, конечно, успокоили всех, как могли. С Натальей Эдуардовной все хорошо. Подробностей не знаем. Поели остывшей каши, дров-то в костер никто не додумался подложить, раскинули спальники по углам и сделали вид, что спим.

Явилась Наталья Эдуардовна прямехонько на утренний чай, именно в тот момент, когда напряженное молчание грозило вылиться во взаимные оскорбления. Глаза горят, улыбку прячет, никак спрятать не может. Мы молчали, давали ей шанс как-то оправдать проведенные нами без сна и в переживаниях часы.

- Я решила стать психологом, - нееет, она это не сказала, она это прямо выдохнула, так ее распирало. Я ждала чего угодно: крови, наручников, что ее одежда разлеопардится (вдруг это заразно), никогда больше не увидеть Натальи Эдуардовны. Но никак не этого.

- Черт, да сейчас каждый второй психолог. Нет, сейчас каждый психолог и не по одному разу. Психолог в квадрате. Психолог умножить на четыре. Да психологию, как татуировку, сводят, чтоб наколоть повторно. Семейный психолог, психолог по сексу, психолог по фиолетовому цвету, психолог по депрессиям, психолог для тех, кто слишком радуется жизни. Психоооологом она станет, - ну орал-то ПИП не на выбор взрослого человека, конечно. А за наше ночное бдение. Так ее, давай, стукни еще немножко, чтоб неповадно было.

- Знаете, что Вам поможет? - Наталья Эдуардовна смотрела на разъяренного ПИПа не мигая. - Колесо баланса. У вас перекос на работе, надо найти себе хобби или увеличить время на друзей.

- Мы переживали, - сказал Валера. - Вы бы могли как-то предупредить нас, что все хорошо, что придете утром, чтоб мы не волновались.

Ну да, бить Наталью Эдуардовну, конечно, не стоит, но она могла бы как-то дать мне сигнал тогда в бане, ну такой, более расширенный. Не просто махнуть рукой. Или могла бы сказать словами вообще-то, говорить ведь она умеет. ПИП тоже сдулся, он был еще красный, но от него хоть пар перестал валить.

Больше обсуждать эту тему мы не стали до обеда. Собрали вещи и двинулись в Мамониху. По дороге молчали, пытались не уснуть, а вот когда сделали привал и Толян набрал пакет рыбы в реке, поели, расслабились и были готовы выслушать историю Натальи Эдуардовны или историю женщины в леопардовом халате, тут уж как пойдет.

Что в бане Наталья Эдуардовна не одна, она поняла не сразу. Очень странно, ведь тот, кого она не заметила, занимал почти все пространство этой самой бани. Пару раз она ошпарилась о печку. Это было странно, потому что, по ее представлениям, печка от нее находилась на приличном удалении и не двигалась. Потом она облилась кипятком и так, по мелочи — упал таз, ударилась головой о полок. Сначала Наталья Эдуардовна списывала на свою неуклюжесть, но потом начались какие-то странные постукивания из разных углов бани. То, что ночью в баню ходить нельзя, Наталья Эдуардовна, разумеется, знала (это она сказала таким пафосным голосом, словами мне не передать). Слышала также рассказы о банных обдерихах из этих ее фольклорных фольклоров. Ну и сказала что-то вроде: «Я знаю, что ты здесь, выходи» (но только более по-умному как-то завернула). Из-под скамейки выкатился маленький волосатый комочек, который в несколько мгновений превратился в ту самую большую тетку в леопардовом халате по имени Жанна (как та стюардесса из песни, которая обожаема и желанна, только обдериху).

Жанна заявила Наталье Эдуардовне, что отпустить она ее не отпустит, понимает всю бессмысленность происходящего, но правила есть правила, сама не хочет ничего противу ее делать, но не попишешь здесь, выбирай, мол, способ для себя поприятней, так и поступим. Наталья Эдуардовна уточнила, какие способы-то вообще существуют. Жанна начала свои белые пухлые пальчики загибать: кожу можно снять, кипятком обварить, веником до смерти отхлестать. Это самые традиционные. Наталья Эдуардовна говорит, что вот, мол, как почувствовала, что обдерихе до коликов все надоело, ремесло ее, Жаннино, и она, конечно, решила этим воспользоваться (ну еще бы).

А что, говорит, новых-то методов не изобрели? Прогресс, стратегическое развитие, совершенствование. На больную мозоль наступила, однозначно. Жанна говорит, что пробовала внедрять всякие инновации, но ее даже слушать не захотели. Говорит, мир-то изменился, люди в бани почти не ходят, банные рекламные кампании больше не действуют, все побыстрее в душ да спать, поэтому что-то надо менять. Например, не четвертую партию изводить, а начинать прямо со второй, и время нужно менять, потому как, кто ночами теперь в бани ходит. Да и поселок не пользуется нынче особой популярностью. Днем с огнем людей не сыщешь. И обидно ей, конечно, стало, как-то неинтересно.

Наталья Эдуардовна говорит, что это все профессиональное выгорание. Ну тут они с Жанной пару упражнений сделали, типа колеса баланса, коучинг сессию провели на постановку целей. Так и смогла она уйти из бани. Говорит, это ее первый клиент, и светится. Мы теперь тоже можем к ней обращаться. Она, кажется, нашла свой путь.

Обращаться к ней не хотелось. Судя по лицам окружающих, у них тоже не было психологических проблем, требующих немедленного разрешения. Валера, как обычно, немного смягчил ситуацию, сказав, что если бы он что-то помнил, то непременно бы обратился. Вот придем мы в Мамониху, может быть, что и изменится и он первым делом запишется на сеанс. Это будет приятным бонусом к восстановлению памяти.

ПИП молча затушил костер. Он это делает быстро, отправляет нас идти, а сам там что-то возится со штанами. Толик оседлал Дороти, Наталья Эдуардовна нацепила на голову венок из веток ивы, Валера закинул за спину рюкзак, и мы двинулись в дорогу.

Я сразу поняла, что мы подошли к Мамонихе. Буквально под каждой березой стояла трехлитровая банка со странной конструкцией — банка с пластиковой крышкой, в которую была воткнута трубочка, которая, в свою очередь, крепилась синей изолентой к березе. ПИП пояснил, что так собирают березовый сок. Мы же не дураки, догадались сами.

Заходили мы огородами. ПИП решил подстраховаться. Я б, конечно, летела, расправив руки, но он сказал, что меня, возможно, так и разопнут, на березе какой-нибудь. Ой, самый умный нашелся и чувство юмора на пределе. У крайнего огорода он разжевал нам тонкости стратегии и тактики. Основная цель — попасть в деревню и выйти оттудова живыми, а вот с тактикой сложнее. Надо решить, каким именно образом мы туда зайдем. Я сказала, чтоб шел он обратно, такой умный. Это мой единственный шанс, я так долго его лелеяла, что ни в жизнь не упущу. Встала во весь рост и пошла. Остальные остались в кустах. Да Боже мой, не очень-то и хотелось. Хотя нет, хотелось, себе-то признаться я могу.

Мамониха мало отличалась от Шуйги. Такие же щитовые дома, несколько рубленых бань, красочка поотлупилась. Значит тоже лесозаготовители бывшие, только полностью изменившие направление развития. В отличие от последней деревня не производила впечатление брошенной. Трава кусками покошена, тропинка к колодцу просматривается. Нормально. В двухэтажный щитовой дом единственный без забора заходить не решилась, как, если что, сбегать со второго этажа, а вдруг перекроют. Потаскалась по поселку, никого не обнаружила. Ну, понятно, что с пирогами они нас встречать не будут. Да и ночь на дворе. Вернулась обратно. Чтоб совсем дурой не казаться, сказала, что разработала тактику — спим в палатках здесь, а утром идем знакомиться. Утро вечера мудренее.

- Освободи себя, найди свой путь! - со сна я подумала, до чего ж отвратительный рингтон на будильнике, вырубите кто-нибудь эту бесятину.

Под звучное «Дааа» я открыла глаза и поняла, что это не будильник, что орут где-то поблизости, что Наталья Эдуардовна, вынужденная делить со мной палатку, куда-то свинтила, что, кроме спальника, шерстяных носков, водолазки, свитера, махровых штанов, меня вообще ничего не держит и УРА! Я в конце своего пути. То есть в начале нового. До чего же дух захватывает! Я освободилась из плена спальных принадлежностей и выползла из палатки. У кустов притаилась вся наша компания и следила за чем-то, что, видимо, происходило в деревне.

Я проползла поближе по направлению своего светлого пути и увидела на импровизированной площади на деревянном ящике мужика. В белой рубахе до колена, со смешными выпирающими коленками, развевающими по ветру тонкими волосами, он точно не напоминал главного, но явно им был. Псевдосцену окружало человек тридцать. Совершенно нормальных, судя по внешнему виду, без всяких там одинаковых одежек, сулящих встречу с сектой имени чего-то. Я встала во весь рост, ну пора же перейти к стратегическим вещам, ну правда же. ПИП одернул меня: досмотри, а потом пихайся. Ничего такого, что бы побудило меня развернуться и пойти обратно, не произошло. И не произошло бы. Понимаете, это было дело, которое мне просто необходимо было довести до конца. Справиться с ним, потому что все дела, которые были раньше смотрели на меня с укоризной - «Ты мог». Каждый присутствующий на площади получил от главного в рубахе по небольшому листочку, никто не толпился, в очередь не стоял, процедура, видно, налажена, все нормально организовано. Потом все разошлись по разным сторонам деревни.

- Все спок, можем идти! - я вырвала штанину из рук ПИПа и вернула себе некоторое подобие главенства над ситуацией. Меня очень интересовал главный в рубахе. Ничего не подумайте, но только он мог мне помочь, и как раз в этот момент он бодро к нам приближался.

- Ну и какова наша тактика теперь, мистер ПИП? - желание съязвить очень часто побеждает во мне человеколюбие.

- Перехват Объекта, - улыбнулся ПИП.

Мирного перехвата не получилось. Все вышло крайне неловко: Толян оторвал заплату у штанов, пытаясь подсечь того мужика, простите, Объект и теперь лежал постанывал. Этот самый Объект, споткнувшись о Толяна, налетел на Валеру и повторно сломал ему нос. ПИП, пытаясь вытащить последнего из-под Объекта, поскользнулся, и повалился на них третьим.

- Будем смотреть или поможем? - Наталья Эдуардовна явно наслаждалась происходящим. - Если им не надо, а мы поможем, то можем попасть в треугольник Карпмана.

- Это что, тоже какой-то фольклорный персонаж? Типа карпа с сачком? - я решила уточнить все обстоятельства, чтобы принять очевидно правильное и взвешенное решение.

Наталья Эдуардовна закатила глаза. Я подумала, что ей надо что-то делать с очками. Понимаете, они так сильно все увеличивали, включая ситуацию, что в данном случае я чувствовала себя не просто глупой, а безнадежно и непроходимо тупой. Не каждый такое выдержит. Про Карпмана она объяснила доходчиво. Если вы тоже думаете, что это нечто вроде нашего лешего Толяна, то глубоко заблуждаетесь. Оказывается, Стивен Карпман — американский психолог, именем которого названа модель взаимодействия между людьми. Один в этой моделине — жертва, другой — спасатель, третий — преследователь. Третьим, кстати, может быть и ситуация. А отъявленный злодей — спасатель, потому что он делает из жертвы жертву и не дает ей принимать самостоятельные решения. Только я не очень поняла, как это новое знание подходит конкретно к нашей ситуации, но спрашивать не стала.

Пока я обогащалась новыми занимательными фактами, ПИПу с Валерой удалось самостоятельно реализовать перехват Объекта, его нейтрализовать, то есть связать руки и ноги шнурками и перевести нашу группку неудачников в ОПГ, организованную преступную группировку, похитившую человека. По мне, так уж лучше бы я была отъявленным спасателем в треугольнике Карпмана, чем членом ОПГ, но жизнь иногда выкидывает такие коленца, и надо благодарно принимать.

Какое-то время все сидели молча. Валера брутально вправлял нос, Толян вычищал ножиком грязь под ногтями, ПИП подпирал дерево плечом и насвистывал Мурку, Объект переводил взгляд с одного на другого, а я не знала, что сказать. Как правильно сформулировать в данном случае цель нашего внезапного появления? Сказать, что мы пришли на ретрит пообниматься с деревьями? Или лучше сразу начать выдвигать требования: ресурсы, ум, смелость, сердце, штаны, корову оставим себе? На таблички с плюсами и минусами времени категорически не хватало.

- Меня Саша зовут, - гнетущую тишину нарушил Валера. - Давно надо было сказать, да все не решался.

- Валера мне нравилось больше, - упрекнула Валеру-Сашу Наталья Эдуардовна.

- Я курьером работал, чтоб потом на эти деньги путешествовать, мир повидать. Но такого приключения у меня еще не было и скорее всего не будет. Жаль было разрушать это сумасшедшее волшебство. Хотите, зовите Валерой. Я не против. Я к тому, что мужик мне этот уже и не нужен.

Вот лучше бы зевнул, чем признался, эффект получился бы точно такой же, только с меньшими социальными последствиями. Объект оказался ненужным ни ПИПу, ни Наталье Эдуардовне. Заявили они об этом также вслух, чем вызвали истерический вопль у связанного мужика: «Не убивайте! Березовый сок, дом, рубаха, - берите, все берите, только не убивайте!».

В конце концов путешествие нужно было мне. Я это понимала, поэтому сказала, что сохраним ему жизнь за ресурсы, одежду Толяну, корову, которую мы им вели, но к ней привязались и теперь в ответственности за нее и трехлитровую банку березового сока. Торговаться мужик не стал, лишь кивал часто и с упоением.

Пока ПИП развязывал шнурки я в кратком пересказе изложила историю про людей из прошлого, к которым мне надо вернуться, жирную точку вместо будущего, топкое настоящее, невосполнимые ресурсы. Добавила немного про одиночество и пустой холодильник, чтобы трогательно было. Узнала как его зовут, чтоб сделать коммуникацию легкой и удобной. Илья. Уточнила, потому что всегда хотела знать, но не было повода спросить: а отчество у девочки будет Ильявовна или Ильясовна? Оказывается, Ильинична. Вот никогда бы не подумала.

- Я пошел за лопатой, Анатолий может пойти со мной, подобрать одежду, - прервал мои рассуждения Илья.

Неужели я так его растрогала своим рассказом, что он не выдержал и решил самозакопаться?

В желтых флисовых штанах и черной футболке адидас Толика было не узнать. Может выглядело это и не очень захватывающе, но светился он как лампочка Ильича после первого включения: неожиданно и ярко. А вот лопата предназначалась мне.

- На, копай, - Илья протянул инструмент.

Ну и буду копать. Валера-Саша попытался дернуться в мою сторону и помочь, но я остановила.

- Перчатки забыл, - буркнула в сторону Ильи, поплевала на ладони и начала копать. Вокруг не было деревьев, стояли мы у края заброшенного поля, земля шла легко, пока яма не стала где-то примерно до щиколотки.

- Копай дальше, я скажу, когда стоп.

Ну хорошо, пел же Розенбаум: «Но утки уже летят высоко, копать, так копать, я им помашу рукой». Не будет же он заставлять копать до ядра Земли.

Яма по колено далась мне нелегко, я злилась на Илью, на себя, согласившуюся на эту авантюру, на окружающих, на когда-то меня окружавших, размазывала пот по лицу грязной рукой, но и этого оказалось мало.

В яме по пояс я истерически смеялась и слезно просила объяснить цель данного предприятия.

В яме по шею я видела только яму и ноги, по краю этой самой ямы, не вызывающие у меня ровным счетом никаких эмоций. Мне кажется, закончился день. Копать дальше? Ну что ж.

Когда я осталась с ямой один на один, глаза в глаза, так сказать, я поняла, зачем это копание было нужно. Чтоб стереть руки в кровь. Очевидно же, да? И как я раньше не догадалась. Стоило ли пилить в такую даль. Вот здесь еще немного сравняю бок и ничего так, нарядненько выйдет. Сверху попеременно предлагали то воды, то еще чего-нибудь. Даже как-то неожиданно. Какие приятные люди. От души, без сарказма. И Валера, то есть Саша, удивил. Молчал, что все вспомнил, чтобы не портить приключение. То есть ему понравилось? Серьезно? Может, в этом что-то, конечно, и было. Может быть, мы даже еще такой группой потом куда-нибудь сходим. Мало ль у нас мест, что ли. Мезень, Лешуконь, Онега. Может быть, просто до Ягр доберемся. К морю.

- Эй, отложи лопату. Ты в яме, ты в полной, самой что ни на есть яме. Ты это понимаешь?

Я подняла голову, а там; там должны бы быть звезды, и это было бы весьма романтично. И шаблонно. Но у нас на Севере в мае уже почти белые ночи. В следующий раз пойдем в путешествие в августе, чтобы насладиться в полной мере. Вместо звезд я разглядела шесть, прошу прощения, пять лиц и одну криво улыбающуюся рожу (если что, Дороти тоже вошла в пятерку). Илья явно наслаждался ситуацией.

- Слушай, пока ты там, я объясню. Я реально не знаю, как тебе помочь. Думал, пока копаешь, соображу. Вы же угрожали мне жизнью, помнишь? Но ты очень медленно копаешь, скоро утро, новый день, и у меня дела. Ты там немного подыши, успокойся. А я ухожу.

Вылезти оказалось не так-то просто. Сил подтянуться на руках у меня уже не было. ПИП предложил вытащить меня за руки, но чуть не вывернул запястье. Все носились вокруг этой ямы, что-то старались делать, давали советы. Наталья Эдуардовна сказала, что надо бы подкопать пару выступов, чтобы было куда поставить ногу. Толян хотел спрыгнуть в яму, чтобы составить мне компанию в моих неловких обстоятельствах.

- Душнилы! - крикнула я и разревелась.

Не в первый раз, уже не стыдно. Однако за очень долгое время, первые слезы не по потерянному и не от жалости к себе. Я ревела от разрывающего меня чувства благодарности. И как же мне было хорошо в тот момент, кто бы знал.

Я ревела, прощалась с несбывшимися ожиданиями прошлого, смывала с лица грязь настоящего, а потом смело лезла из ямы в свое, разумеется не без косяков, светлое будущее.

Привет, новый день!

- Нет, я с вами не пойду. Три тыщи лет живу, ни разу не видел, чтоб леший жил в однокомнатной хрущевке в городе. Да еще и с мужиком, - Толян плевался кашей и именно в таком сердитом виде больше всего походил на лешего.

- Если Вы не хотите жить с ПИПом, можете остановиться у меня, соседям скажу, что Вы - мой дедушка, из деревни приехали. Ммм, березовый сок-то вкусный, зря не попросила две банки.

Даже держа пластиковую кружку, полную березового сока, Наталья Эдуардовна умудрялась оттопыривать мизинец. Зануда.

- Нет, Наташенька, ты, конечно, чудесная девушка, но малость не в моем вкусе. Обнять нечего. Да и есть у меня уже, куда податься.

Мне показалось или мизинец Натальи Эдуардовны немного сник от такого комплимента? Отдать ей должное: взяла она себя в руки быстро, вот, опять торчит.

- Скучные вы стали до безобразия. Перестали ползать в окна бань любимых женщин, - Толян улыбнулся сам себе и высыпал в рот остатки гречи.

- И когда Вы поняли, что влюбились? - последнее слово же всегда должно быть за мной?

- Да пока шел сюда, так и понял.

Те люди дождались не меня, но я до сих пор им искренне благодарна. Они смогли доказать мне, что я, ничего себе, симпатичная. Нелегкий это был труд, я серьезно. Пожалуй, теперь я с ними соглашусь и ничего менять в прошедшем моменте не буду.