Было около трех часов дня. Одна из стоек грузового контроля в столичному аэропорту переживала горячность:
- Мужчина, я еще раз говорю вам, что мы не можем провести ваш чемодан. За пределы страны. - Грозно и отстранено говорил молодой работник аэропорта Климов. Он обладал короткой стрижкой, выдвинутыми скулами Ему возражал лысый мужчина по фамилии Клоковский с небольшим животом и элегантным пальто из моды прошлого десятилетия:
- Объясните причину понятным образом, а не бросайтесь своим хаотичным «нет!».
- Хорошо, еще раз повторю: вам как уважаемому ученому — биологу разрешили перевести чемодан в другую страну. И это все в напряженный экономический период, когда ограничена перевозка грузов. Перевозится только важные деловые документы, так как по глобальной сети их перехватывают мошенники.
- Это я и без вас знаю. И что? Дряхлый чемодан престарелого ученого нельзя перевести на вашей летающей бандуре? Он слишком опасен?
- В вашем чемодане находятся горы фантиков.
- И что?
- Фантиков!
- И что?
Ученый с претензией подходил к посту вплотную.
- Слушайте, юноша, я еду доживать свои невзрачные деньки к Доброму мысу, к местам своих предков. Эти фантики я собирал еще со своей школьной юности. Очищал их от прилипшей сладости, потом в книгу клал, потом утюгом выпрямлял. Альбомы по субботам на рынке выбирал в шесть утра.
- Мужчина, это всего лишь стертые бумажки! Мы запрещаем перевозить фантики. Это бесполезный груз, ради которого мы специально расчищали место.
- Я вам сейчас такую вещь скажу. Только вы меня не прогоняйте по юношеской глупости.
В этот момент напарник Климова на посту удалился с пластмассовой чашкой кофе в сторону столиков. (До этого времени он занимался документами отправки в небольшой стороне от основных событий).
- Так вот, я воспоминания в этих помятых фантиках собрал бережно, по деталькам.
В этот момент Клоковский трясущимися руками поправлял очки. Он напористо продолжал:
- У меня останется бальзам сердечный на склоне годов, атмосфера той бедной общажной комнатки с чайником. А что у тебя будет потом? Только никому не нужная жесткость соблюдения правил и вечно стояние у этих серых стоек контроля.
- Оскорбления сотрудников надзора влечет за собой штраф. - Злобно отрубил Климов.
- Выключи робота, умоляю! Я тебе говорю, что после тебя никакой ценности не останется, кроме машины и квартиры. Это же страшно и ты хочешь меня в этот страх утопить!
Ученый слегка поперхнулся. Климов сильно напряг свои еле-заметные полоски морщин на лбу.
- И там вот (показывает дряблым пальцем в сторону чемодана) есть одна обертка. Моя первая девушка подарила. Представь, ночью сидели около завода радиотехники. Странно, но пахло приятной теплой вишней. Я думал, все только начнется, а оказывается она принесла редкую конфету итальянскую мне. Со вкусом джелато их местного лаймового. У нее отец дипломатом был, мог достать. Но я никогда не просил. И вот она дает эту обертку и целует своими вишневыми губами. И ты желаешь эту ценность мою утилизировать?
Он прервал речь широкой улыбкой. Климов протяжно взглянул чемодан и казалось бы уже потянулся за ним. Эту слабость увидел его более опытный напарник и в эту же секунду подошел к действию их диалога:
- Мужчина, пройдите на пункт посадки. Самолет ваш скоро отправится. У вас насколько я помню по вашим регалиям даже бизнес класс. Так идите туда. Я по новому распоряжению мы должны утилизировать ваш чемодан.
- Мне вас проводить?
- Нет, нет. Не надо.
Клоковский, понурив голову, развернулся в сторону коридора посадки.
Напарник резко взял чемодан с недвижимой ленты и пошел в сторону пункта утилизации, которая в напряженные дни работала более чем активно. Напарник сказал:
- Иди в каморку, отдохни, а то я смотрю подсаживаться начал.
- Хорошо.
Юноша зашел в убранную комнату отдыха для контролирующего персонала. Дотошно отмытые окна были панорамными. Сквозь его стеклянные слои была видна стоянка самолетов, которые моргали свои обширными крылья перед вылетом. Климов прилег на диван, облокотился на левое плечо. Казалось, что его взгляд точечно направлен в один самолет, в одно окошечко, которое не отличается от стройного ряда остальных. Однако молодой контролер продолжал смотреть.
Пожилой ученый сидел в своем кресле авиасалона. Его будто бы тяготил запах свежих листьев салата в элитной части летательного судна. Стюардесса, обмазанная агрессивной красной помадой, провела инструктаж техники безопасности. Самолет вот — вот должен был начать движение. Ученый смотрел на свои лакированные туфли. Стало явно слышно, что самолет разгоняет свои турбины. Он наконец дернулся с места. Вдруг из правого глаза профессора биологии брызнула шальная слеза. Он старался ее сдерживать, но уже не мог. Авиалайнер только ускорял свой путь к взлетной полосе. Клоковский оторвал глаза от пола и застыл в стороне панорамных окон, за которым отдыхал контролер Климов. Конечно он не знал, что там сидит его обидчик. Да какая уже в общем — то разница. Грузный самолет расправил крылья. Его многотонный эллипс затерло ясное небо.
Внезапно юноша встал с дивана. Подошел к столу, имевшему на своей поверхности кучу чистых листов. Легким росчерком правой руки Климов написал заявление на увольнение.