Серж развез безлошадных и вернулся. Долго смотрел на ее хлопоты вокруг мамы, а потом запел «Ничь така мисячна, зоренька ясная». Пел тоскливым чувством, что сердце сжималось от жалости к эмигранту.
- Давно ты там? Лет двадцать?
- Слишком давно. Женился в восемнадцать - сын. Женился в двадцать – два сына, у нее дядя во Франции. Помнишь, в сорок пятом всех бывших находили и сажали на десять лет, а ее отец так и остался в России, уже умер. Мы поехали на историческую родину к ее дяде, у нее было уже гражданство. Ты помнишь, я фарцевал... Как-то неудачно попался на крючок, пришлось на все соглашаться, дома мать, старший парень. Ночью прыгнул в машину, ребенка в охапку и пулей во французское посольство, по дороге позвонил ей, она прилетела, встречала меня с раскрытым паспортом у ворот посольства, подняла крик: «Я гражданка Франции, это мой муж и ребенок!» Так вот и скрылся от КГБ. Уже во Франции родили третьего парня, а ей надоела нищета и она ушла жить в особняк. Вот так и живу один. Мария подумала о том, что она поступила бы точно так же. Оказаться в сверкающем городе больших возможностей и жить нищенкой, когда у тебя есть выбор, неразумно. Жизнь одна и не вечна.
- Полгода будет, как я папу похоронил. Вот бороду ношу, как траур.
- Странный траур, в церковь надо. Рядом монастырь, очень помогает.
- Наверно и так, но в нашем квартале в основном арабы живут, все так поступают. Я что-то не пойму из новостей, что за неприязнь к мусульманам.
- К чуркам. Ты давно не был в России. В Париже - дома, метро, переходы, машины не взрывают, заложников на концертах не берут. Мы как в осадном положении, нас, как тараканы, без войны захватили. Нормальные люди ночью по Москве уже не гуляют. А это мой город. Здесь-то я всего восемь лет прожила.
Позвонил Игнат, сказал, что задержится в Питере еще дня на три, побродит с фотоаппаратом. Она согласилась, пояснив, что тоже задержится на неделю и дождется его здесь. Серж навещал два-три раза на дню, возил по срочным делам, что было удобно, мама ненадолго оставалась одна. Познакомил Машеньку с сыном от первого брака и младшим Ваней, не говорившем на русском. Серж собирался выпустить здесь сборник стихов и порадовать маму младшим внуком, которого он мог только раз в год вывозить из страны. Он, как и все мужики, жаловался на стервозность бывших жен. С первой здесь он делил по суду дом в деревне, у второй высуживал дополнительные часы и дни на право общения с детьми. Ждал решения по получению гражданства, здесь нуждался в нотариусе для перевода свидетельства о разводе на русский язык и никак не мог найти. После серьезной аварии вот уже два года живет на пособие. Гоняет сюда на продажу машин под заказ. Это налогом не облагается.
- Зачем тебе в этом городе свидетельство о разводе?! Тебя же разорвут бешеные невесты.
- А ты не пойдешь за меня?
- Что такое Париж по сравнению с Москвой?! Мне чернопопики дома надоели, а тут еще жить в арабском квартале, варить борщи, ждать пособия, и собачиться из-за пяти франков на чашку кофе в кафе. Такую жизнь ты хочешь? Стихи пишутся от свободы и тоски, от самобичевания душевного. А переспим мы или нет, - для поэзии несущественная утрата.
- Мария, я со школы мечтал о тебе.
- Обо мне можно только мечтать, со мною лучше дружить, я помогу тебе отредактировать, смогу и стишок написать. Да-да, я тоже пишу, но в стол, хоть и сама выпускающий редактор. Я искренне рада твоей затее собрать остатки былого класса. Серега моему семейству помог несказанно, узаконить водопровод не могли десять лет! Представляешь?! А потом, Сереженька, милый, я такая же стерва, как и все бабы. Не уповай на чудеса в наши годы. Мы еще не старые, мы в самом работоспособном возрасте, от нас зависят старики и дети, а потом уже наши личные симпатии. Решать их надо было раньше, а сейчас - провалы, похороны, революции и разводы наскакивают друг на друга так, что вздохнуть некогда. Говорят, что жизнь начинается на пенсии. Увидим...
Приехал Игнат, ребят связывала любовь к тачкам, вся улица вертелась вокруг иномарок. Были на кладбище, проведали всех. Мария была на службе иеромонаха Гавриила, после они разговорились, он просил прислать Игната к нему. Оказывается, они просто болтали о жизни. Причащать еще раз маму приходил совсем юный иеромонах Авель. Заходила подруга, мама крестницы Нютки, но не застала дома, а нашла Марию у церкви монастыря. Батюшка Гавриил согласился быть духовным отцом Маруси, увидев крестную дочку, благословил чадо. Мария попросила благословить и мамочку-одиночку, которая закончила здесь институт и аспирантуру, но после развала Союза оказалась без гражданства и стала невозвращенкой страны Туркмении. Что скоро ее выгонят из общежития аспирантов, и как быть дальше? Человек не может знать того, что Богу ведомо про него. Подопечная под жестким давлением Маруси согласилась по совету шефа кафедры пойти молодым специалистом на умирающую фабрику на зарплату в шесть тысяч рублей, что смертельно мало. Случайно в общежитии освободилась комната, и ее с ребенком прописали, заболтавшись и не спросив о Российском гражданстве ее самой и гражданстве матери. Мария рассказала о чудесах, что творятся с благословения батюшки Гавриила, а он только посмеялся.
- Так ведь это здание построил мой дед для рабочих своей фабрики, и библиотеку, куда ты в школе ходила, а краеведческий музей и есть наш дом губернаторский дом. А я вот монах, и келья-то моя мне не принадлежит, пошлют куда-нибудь и не найдешь меня. Знай, что в Березовой Роще у храма стоит дом, и там живут мои родственники. Но если я служить не смогу, не стану их обременять, уйду в богадельню. И не вини себя за папочку. Мы всегда будем виноваты перед родителями, что не слышим их. Не вини. Ты уж пожила, вот у тебя Игнат, вся жизнь для него, и пусть ничего не делает без материнского благословения, и пусть не женится на дуре. Сорной траве условий не надо, вырастет сама, не избавишься. А вашей породе условия нужны, души чистые, а сами хрупкие. Раздавить могут. Не позволяйте, и не каждого пускайте в дом свой. Жизнь такая-вот настала по грехам нашим. Ты вот каешься, только когда беда тебя клюнула, комарик укусил, думаешь, священник иной человек, а над ним грехов и соблазнов витает, как облако мошки...
- Как с этим жить, батюшка?
- Жить! А почему не жить?! Жить-грешить - каяться-смиряться пока время не придет. Ты мирская. Одна не будешь. А будешь одна если, впадешь в тоску, потом в уныние, далее в отчаяние, в неверие, в гордыню, а то уж никуда не годится. Заумь одна. За еду - еще никто не был в аду, а вот за язык - все там, милая...
Игнат заявил за ужином, что женится, что Катенька из Питера, и это любовь с первого взгляда.
- Женись, - спокойно ответили родственники.
- Я серьезно!
- И мы серьезно!
- Женись-женись, я вот тоже влюбилась в Сержа, могу уехать во Францию, верно, Серж?
- Верно.
Игнат недоумевал, шутят все или просто издеваются. Он ждал сопротивления, особенно от дядьки Платона. Больше года он не мог пережить расставание с любимой, пока случайно не столкнулся с нею в офисе МТС. Она была уже на сносях, но это не имело значения, она решила, что так будет лучше, подразумевая, что Игнат еще маленький для взрослой жизни. Она сделала выбор и шагнула во взрослую жизнь... Катюша завалила сессию за первый курс и страшно боялась гнева отца - профессора медицины. Игнат тоже накосячил хвостов на осень, о которых мамусик еще не успела узнать. Это очень роднило юную пару.
Верочка незаметно выключала сигнализацию и давала Марусе свои ключи, чтобы та могла исчезнуть из дома к Сержу. Они уезжали на берег озера, купались, дурачились, чувствовали себя совсем молодыми, любовались звездами, Серж читал стихи, тихо пробирались к нему домой, чтобы не будить маму, которая рано утром снабжала ее пирожками... Велик был соблазн не расставаться. Провели встречу одноклассников. Старинный особняк школы был закрыт, они позаимствовали стулья в летнем кафе сквера, чтобы сделать памятные фотографии. Банкет проводил Ромка в своем ресторане. Хасаныч крутил песни - забытые хей-хоп тех дней. Брянец спел свою балладу, сыграл блюз... Он давно уже не пишет, не выступает, крутит баранку, чтобы выжить. Стены были в зеркалах и нежданно открылась дверь курилки, в отражении мелькнул Серж, страстно целующий Ольгу. Мария окаменела, Ольга выскочила пунцовая, а в отражении трезвый Серж уже лобызался с ее подругой. Француз, однако, никого не оставил без внимания. Она ушла танцевать с капитаном теплохода, он тоже не пил, поговорили о жизни, незаметно вышли на улицу.
- Скажи всем спасибо, я ухожу по-английски.
- Тебя отвезти?
- Нет, я прогуляюсь, после Москвы здесь все рядом.
Игнат ночевал у брата-одногодки в доме двоюродной сестры на другой стороне улицы. Парни где-то загуляли, и когда вернутся - догадаться было не сложно. Дома ждала неприятность, звонила свекровь, сообщила, что приехала невеста Игната и заявила, что останется здесь, в Питер не вернется, затем прилетели ее родители, грозящие прибить и дочку и жениха. Мария набрала номер, родители невесты вполне адекватные люди, но считают, что Игнат старый студент для их ангелочка. Пришлось уговаривать ангелочка быть послушной родителям, что никто ее бить не будет, а свадьбы так не делаются. Конфликт был исчерпан, ждать приезда Марии с сыном они будут у себя дома, если дети-двоешники не образумятся. У свекрови уже побывал кореш Тит и доложил, что Игната оставили на осень, а свадьба уже назначена на первое сентября. Точно, двоешники...
Мария посидела с мамулей и братьями, решила уезжать. Свое распоряжение не трогать старинную мебель и обстановку на половине родительской оставила в силе. Модерн и практичность не прельщала. Она долгое время скупала у соседей старинную мебель, реставрировала, что-то Антон не позволял даже в дом вносить из-за жучка... Они отказалась от отделки второго этажа, чтобы по голове никто не топал, тогда она будет жить здесь на пенсии.
- Мы стареем, а что ждать от детей, снох и внуков не узнаешь. Пусть у них не будет искушения отравить нам старость. Они и при нас больному человеку покоя не дают со своей музыкой, вместо пригляда за бабушкой или подготовкой к экзаменам. Все платное, ссылаются... Так что, теперь уже ума купить можно?
Все грустно помолчали, посидели на дорожку, разревелись. Маруся уехала в ночь, к неоконченному роману, к предстоящей сдаче сотого номера технического журнала, постепенно набирая бешеный ритм мегаполиса, не сбрасывая скорость на поворотах. Утром ей корректно улыбался террариум издательства, не знающий, что в ее контракте прописан свободный график и стучать шефу бесполезно.