Они были очень разными. Он - Павлик - самый красивый парень в классе и во дворе, но при этом и самый неуправляемый, хулиган, драчун, двоечник. Она - Танюша - тихая скромница, отличница, но уж точно не красотка. Хотя поклонник у нее был - Васька, вечно заглядывающий в глаза, при каждом удобном случае пытавшийся угодить ей.
Васька учился хорошо, особенно по химии и математике. Иногда предлагал свою помощь, например, в написании реферата. Но она не нуждалась в его помощи. Не хотела. Избегала. А потом просто привыкла, что есть Васька - вечный паж, который всегда выручит, всегда рядом. А любила она Павла. Всегда. Сколько себя помнила.
Еще с детского сада старалась играть рядом с ним в его жуткие игры, отдавая своих любимых кукол на растерзание его "бандитам и разбойникам". А еще играли в "войнушку", вместе с ними играл и Васька, опять же для того, чтобы защищать Таню. Сначала над ним смеялись, но Вася молча терпел, и от него отстали. Привыкли, что он всегда рядом с Таней, а Таня всегда при Паше. В детстве и юности не редкость такие треугольники.
В школе они учились в одном классе. И Таня, как могла, помогала Пашке, но учиться он не хотел и в основном списывал у Тани все задания, не вникая.
До девятого класса кое-как доучился, а точнее учителя дотащили "за уши", с постоянной помощью терпеливой, упорной Тани. Его родители давно махнули на сына рукой, "детская комната" милиции тоже не могла справиться с постоянным его хулиганством, и только верная Танечка не отступала. А ему до нее не было дела.
Паше нравились красивые, яркие девчонки, курящие, визгливо говорящие нецензурные слова, которые Таня не могла произнести. То одна, то другая такая девочка, вульгарно накрашенная, с немыслимым цветом волос, в вызывающе короткой юбке, появлялась рядом с Пашей, не на слишком длительный срок, и тогда Таня, мучительно ревнуя, ждала и смотрела со стороны, как Пашка, в обнимку с очередной подружкой, ходит в кино, кафе, а потом целуется с ней у подъезда. Это было очень больно. А он, словно назло, никого не стеснялся.
И всегда в этот критический момент рядом появлялся молчаливый Васька, в которого Таня готова была запустить чем-нибудь увесистым. Ну что ходит, на что надеется? Все равно ей никто не нужен кроме Павла, кроме ее кумира.
Кое-как поступив в технический колледж, Павел и в нем учиться не смог. Бросил. Сначала работал грузчиком, потом начал пропадать в "командировках". Соседи шептались, что парень промышляет "рэкетом". Павел и в самом деле стал одеваться модно, в дорогие кожаные куртки и пиджаки, и на робкий вопрос Тани о его работе с усмешкой отвечал, что устроился в крутую фирму, и что это не ее дело.
Потом как-то внезапно, друг за другом, умерли родители Павла, от болезней сердца, а скорее, не пережив постоянных волнений за непутевого сыночка. Павел остался один.
Частенько к нему захаживали какие-то непонятные, коротко стриженные типы в кожаных куртках, которые очень не нравились Тане, наблюдающей за ними из окна. Зато яркие девчонки - попрыгушки перестали появляться. Хотя это радовало! И Таня решила действовать.
На всю свою зарплату методиста детского сада купила супермодное мини-платье, выгодно облегающее ее стройную фигуру, элитную импортную косметику, подстриглась в хорошем салоне, впервые ярко "нарисовала" лицо и вечером прошла мимо Павла и его неприятной "кожаной" компании.
Это не осталось незамеченным. С восклицанием "Ух, какие здесь у вас водятся цыпочки!" за Таней тут же увязались двое бритых братков. Но Павел опередил их, крикнув: "Тормозите! Это моя девочка!". Догнал ее и шепнул: "Ты чего это вырядилась?"
- В ночной клуб иду!
- А чего ж без своего пажа?
- Да не нужен он мне! Ты же знаешь...
- А ты, оказывается, клевая. Не ходи уж здесь такая... Одна!
- Не запретишь!
- Ого, как заговорила! Ладно, жди на танцполе. Я скоро! Провожу тебя потом домой, чтоб не украли. Старый друг, как-никак...
Не ожидав столь быстрой победы, Таня, с бешено бухающим сердцем, подошла к старому зданию ДК, где теперь был ночной клуб, и робко зашла внутрь. В такие места она ходила редко (иногда с девчонками, когда училась в пединституте. А одна не была ни разу)
К ней тут же подскочил развязный парень и начал хватать за руки. Ругая себя нещадно, Таня побежала к выходу - парень за ней. И тут появился Паша. Высокий, красивый, как киногерой, он шел к ней. Впервые в жизни - прямо к ней! Легко отстранив парня, он обнял Таню за плечи.
Вот так! Столько делала для него, столько переживала, столько помогала - и не нужна была... А стоило поярче намалеваться, мини надеть - и тут как тут.
Они потанцевали для порядка и пошли домой. Мир кружился и плыл, сверкая необычайно яркими то ли фонарями, то ли звездами. У подъезда остановились, Павел легко приподнял ее подбородок рукой и поцеловал. В губы, впервые... Затрепыхав, как раненая птичка, она вырвалась из его рук и умчалась в подъезд, не в силах осознать, что произошло... Сколько же она мечтала об этом! Сколько плакала в подушку, увидев, как ее принц целует других... А тут растерялась, убежала. Это ему все просто! А ей?
Почти всю ночь не спала, замирая, вспоминая его прикосновения. На следующий день не могла найти себе места, металась дома, на работе. Он позвонил через день и пригласил в кино! По - старинке.
Снова надев волшебное платье, она гордо шла с ним под руку под неодобрительные взгляды соседок. Потом был ресторан, ночной клуб, жуткий скандал от мамы, после которого захотелось, как в подростковом возрасте, все делать наперекор. Потом - обидные, резкие слова отца и ее протест, выросший в душе ледяной скалой. Ах так! Тогда - он, только он, а вы не нужны!
Таня, уже никого теперь не стесняясь, подолгу целовалась с Пашкой у подъезда, а потом пробегала в свою комнату и запиралась на ключ. Но когда нравоучения стали беспрерывными, а родители, однажды, изловив ее у комнаты, устроили разборку с оскорблениями и пощечиной от отца (горячо любимого отца), девушка, схватив пару теплых вещей, ушла из дома. Навсегда.
Павел, слышавший скандал под окнами, ждал ее во дворе и увел к себе. У подъезда в это время маячил Васька. Наверное, из больницы с дежурства шел. Но Тане было не до него. Протест, ужас и счастье бушевали в душе - все вперемешку.
Бутылка вина, купленная Павлом заранее, пришлась кстати и помогла преодолеть страх, заодно с протестом и яростью. А любовь помогала не бояться. И давно сдерживаемая страсть прорвала все запреты, вырвавшись на волю. Поцелуи были жадными и огненными, стыдиться ничего не надо было. Он, только он, был рядом и занял собой весь мир. Все минуты скрутились в одну, невыносимо яркую, плазменную точку...
Утром, немного придя в себя и осознав, что случилось, Таня испугалась. Но Павел проявил несвойственное ему благородство и изрек: "Жить будешь у меня. Пусть все катятся куда подальше. Проживем". Наверное, Таня все же ошибалась, что он не ценил ее, не замечал ее верности. Все он замечал! Хитрюга и упрямец! И барышни размалеванные возможно были назло. Назло ей и Ваське!
Павел был удивительно, неожиданно нежен с ней. Внимательный, чуткий! Таня не предполагала, что он будет таким, и была невероятно, непростительно счастлива. Жизнь потекла своим чередом - месяц за месяцем. О регистрации брака Таня не заикалась. Главное, он был рядом! Единственно, что печалило - Паша не хотел ребенка. Даже мысли об этом не допускал.
Когда же случилось страшное? Когда она упустила момент?..
Павел часто задерживался на своей непонятной "работе". Она терпеливо ждала. Ни о чем не спрашивала. А надо было спросить! Иногда он приходил странный, говорил что-то невпопад, вроде пьяный, вроде нет. Не насторожилась! Не схватила за руку! А когда увидела на этой любимой, сильной руке следы от уколов, было уже поздно.
Он все чаще стал пропадать, иногда ночевать не приходил. Таня пыталась уговаривать лечиться. К врачам Павел не шел. Все меньше денег отдавал, как в бездонный колодец улетали они. Все чаще Таня плакала...
И вот неделю назад он явился бледный, встревоженный. Молча схватил Таню за руку и поволок куда-то. Она едва успевала за ним. Вскочили в переполненный автобус. Вышли у поликлиники. Подтащив Таню к двери с табличкой "Анонимная диагностика", он втолкнул ее внутрь. Деловитая медсестра молча, без вопросов, взяла у нее кровь из вены на анализ, вручив брелок с номером.
Всю неделю Павел на вопросы Тани не отвечал. Он замкнулся и часто пропадал где-то.
А недавно Таня нашла дома шприц, а потом еще один, после того, как он запирался в ванной.
Павел уже перестал стесняться ее. А хуже всего, что спать он стал отдельно, и за неделю ни разу к ней не прикоснулся, даже не поцеловал. Это было больнее всего. Она тянулась к нему в тоске, а Павел молча отстранял ее и уходил. Таня что-то спрашивала в слезах, умоляла - он молчал, а когда ложилась к нему на кушетку, также, молча, отворачивался к стене.
И вот вчера, забрав брелок, он ушел, а к вечеру вернулся и положил перед ней результат ее анализа, на котором под синей печатью значилось: антитела к ВИЧ не обнаружены. А потом, дрогнувшей рукой, положил рядом другой результат, где пугающей красной строкой шла роковая запись: обнаружены антитела к ВИЧ. Павел сказал: "Это мой анализ.Теперь понимаешь, почему я не могу с тобой жить? Очень хорошо, что ты не успела от меня заразиться. Уходи! Спасайся! Я обречен".
Земля ушла у Тани из-под ног. Она бы упала, если бы Паша не подхватил на руки. Очнулась на кушетке. Он сидел рядом, гладил по голове.
- Я не оставлю тебя, милый. Буду рядом. Лечиться будем! Пусть заражусь. Нет без тебя жизни, - едва слышно прошептала Таня.
Он нежно поцеловал ее. Вытер ладонью мокрые щеки: "Дурочка... Я никогда не пойду на это. Ты мне слишком дорога. Но без наркоты я уже не могу. Это расплата. Я все сделаю,чтоб спасти тебя. Выгоню. Не подпущу. Покончу с собой, если не уйдешь, все равно туда дорога, какая разница - раньше, позже. Так что - не усложняй. День тебе на сборы. Пока уйду, но завтра - чтобы тебя в квартире не было! Если приду и застану - тебе же будет хуже! Не причиняй мне лишней боли, пожалуйста!" Он снова заперся в ванной, а через десять минут ушел из дома молча...
Для Тани мир рухнул. Она знала, что не уйдет, и понимала, что он не даст ей остаться, что он действительно может покончить с собой, если она не уберется. Что же делать? Что? Машинально зашла в ванную. Там лежал шприц. А в нем - остатки отравы и капля крови. Его зараженной крови!
Таня взяла шприц, как спасительную соломинку. Ввести себе его кровь! Заразиться! Тогда он не будет ее гнать. Нечего будет опасаться. И они будут рядом до конца.
Таня подошла к окну. Кругом темно, как в бездне. Свет в комнате почему-то не включался. Может, и включался, но она его не видела. Тьма, кругом тьма. И в глазах темно. Как трудно, как страшно колоть себя в вену... Таня прижалась лбом к холодному стеклу. Сейчас, милый... Сейчас она решится. Еще немного жизни... Еше капельку... За окном был фонарь. Может, хоть при этом свете удастся попасть в вену.
У подъезда маячила тень. Неужели Васька? Таня улыбнулась сквозь слезы: прощай, дурачок...
Таня решительно перетянула руку жгутом, поднесла шприц к локтевому сгибу. В институте был курс медицины. Как хорошо, что она научилась делать внутривенные инъекции...
Резкий неожиданный удар выбил шприц из рук, чей-то тяжелый ботинок раздавил его. Кто-то сгреб Таню, зажал, как в тиски, и не выпускал... Она заплакала, затрепыхалась. Подняла залитое слезами лицо и посмотрела с ненавистью на врага, помешавшего ей. Это был Васька.
Он крепко обнимал бьющуюся в истерике Таню, не выпускал и думал, думал... То что Пашка подсел на наркоту, Василий понял давно. И давно решал, как вытащить любимую из западни. Но слишком уж она любила своего красавца.
О диагнозе он узнал раньше Тани. Василий работал врачом - и списки ВИЧ - инфицированных были ему хорошо известны. Поэтому, услышав сегодня крики из их окна, сразу все понял. Зайти, поговорить с Таней не решился. Но не уходил. Не отводил тоскующий взгляд от окна. И наконец увидел ее. И шприц в руке увидел. И все понял. И нерешительность ее, и отчаяние. И как она примерялась к отчаянному уколу. И кинулся на помощь с лихорадочно бьющейся мыслью: "Только бы дверь была не заперта! Они же часто не запирают дверь! А заперта - выбью. Только б успеть!"
Дверь была не заперта. Повезло. Он успел в последний момент и выбил страшный шприц. А потом, сжимая бьющуюся в истерике Таню, думал о том, что все сделает, что весь мир перевернет, чтобы она была жива, здорова и по-возможности счастлива.
Он баюкал ее, как ребенка, приговаривая: "Все будет хорошо, все пройдет. Тихо-тихо, маленькая моя!" И Таня постепенно затихла. Ей стало тепло, а кромешный мрак начал отступать. Откуда-то пробился тонкий, робкий лучик надежды: "Ведь Васька врач, он поможет нам с Пашей!"
А потом все мысли отступили, и она просто потянулась к этому лучу всей истерзанной душой, затихая и осознавая, что не одинока и все же хорошо, что есть вечный, терпеливый друг - Васька.